Заикаясь об отношении Беса к миру нельзя было определиться с ответом. Все его существо трубило о разрозненности, сплошной импровизации. Те места, где он появлялся буквально взрывались под лапами, от них оставались крупицы. И происходило это то ли из-за особой (не)удачливости парня, либо от прихоти мирского сложения. Ну, или все это толпилось только в огромной голове. Он не делит на черное и белое, в его глазах все еще есть место ярким краскам, которыми окрашены осколки окружения, природы, душ. Место серости там, где оно ей должно быть по мирской прихоти или благодаря сломанному мировоззрению. Он видит так, как не подумают посмотреть другие: изощренно, как будто по-своему изуродовано или наоборот, идеализировано. Все, кто выглядит убого имеют шанс подняться в глазах, если пылают таким желанием. А те, кто горит слишком навязчиво будет затушен им, втоптан в землю широкой лапой. Он не смотрит на тех, кто слишком категоричен в своих взглядах, они тупы, как обломленные ветки, ведь их когда-то сорвал с высоты резкий порыв ветра. Бес готов отдаться во благо, если видит резон и перспективу, Бес может вклинить другого и позволить ему посмотреть так, как видит он сам. Может Бес, но не Карамора.
У Караморы все иначе. В его взгляде остается меньше мысли, что все наладится и будет как раньше. Что после ледяной зимы цветы очухаются и станут такими же яркими, как и год назад. Вместе с этими разрушениями не появляется легкомысленной легкости и убеждения, что все, что делается – точно к лучшему. Тут валится горесть, беспомощная злоба. То, что происходит – неисправимо, и он это понимает. Не будет пытаться идти наперекор тому, что сам сотворит, что повлечет за собой тлен и разруху. Потому что понимает, что даже слой целебного бальзама не соберет воедино раздробленные разлетевшиеся в стороны кости. Принятие наступит быстрее, чем раньше, останутся воспаляться только бессмысленные сожаления. Карамора видит мир также, но мир у него приближен к реальности больше. Он уже не позволит тратить свои ресурсы и не прикоснется к самопожертвованию, ведь понимает, что в его случае это худшее, к чему можно прибегнуть. Те, кто отдает – жалки, и общество это давно пронюхало. Заложено в голову каждому, что брать – это приоритет. Тот, кто берет – всегда на вершине, а те, кто отдает – расходный материал. А если ты проходимец с болот, пришедший повидать жизни туземной, то будь готов, что оскалившиеся морды при одном только упоминании Топей тебе обеспечены. Для них ты жертва, без имени и личности, ведь общество убого и не умеет видеть в теле душу, рассуждая только по происхождению. И то, что об этом когда-то говорила тварь, живущая наверняка ни одну сотню лет, стало основой основ для построения нового себя. И Карамора это понимает.
Но, в целом, когда умеешь менять маски и обе эти личности удостоены права на существование. Одна для тех, кто слеп и тошнотворно горд, а вторая – для таких же отверженных, как и он. Но, если отвлекаться от гранитной реальности и тленности современного бытия, то можно расслабить свои телеса и просто пожить для себя, не пытаясь оправдать или превзойти ожиданий общества. Вопрос о мировоззрении сложен, особенно, когда ты не один в столь узком пространстве, называемом телом.
Кровь-река тащилась по руслу как кисель. Густая такая, ленивая. Действительно, было в ней что-то медитативное. И то, что она была в прямом смысле этого слова ядом для всего живого – лишь составляло ее образ. Вот, смотри, прямиком под лапами течет один из атрибутов мнимого правосудия. Как весы у Фемиды, только в большем масштабе. И если эта гадкая субстанция станем вспомогательным элементом в акте насилия над подсудимым – то и весами можно треснуть по морде, размазав по ней нос и все к нему прилагающееся. Еще одно доказательство сформированности мира в один плотный комок. Даже ходить далеко не надо, а смерть за ближайшим кустом кинется на того, у кого нет власти или известности. Исключительно в благом ее ключе, естественно.
— Кадавров и на том берегу достаточно, романтики хоть отбавляй, – Просмеялся Бес, максимально отрешенно. Опять Черноусты на языке, уже все кости им перемыты, те икать замучались. — И если ты станешь тем, кто ими управляет – то уверяю, тяжесть жизни никуда не пропадет, – А только привалит, на собственном опыте, так сказать, понятно.
И пока Мерьк терзаемая то ли самокопанием, то ли другими важными думами упиралась взглядом в воду, то Бес с интересом рассматривал ее профиль. Не любил он отводить взгляда при разговоре. Постоянно впивался глазами-иголками в морду и держался, как репейник, что не оторвешь. Даже тогда, когда добропорядочному гражданину следовало бы потупить взгляд в землю в стыдливом поклоне – этот посмотрит по обычаю исподлобья, да и все тут. Ладно, а это уже интереснее. От Черноустов тему с удивительной легкостью отлепили, пусть передохнут их грешные души хотя бы в этом диалоге.
— Вот и правильно, пусть своей головой думают, – Относительно подчиненных своего приемного папаши он думал то же самое. Только по ощущениям Сумеречное общество наделено большей составляющей ума. А вот болотный интеллект измерить проблематично в связи с вечным присутствием на посту «поди-подай-принеси», и, по совместительству, куратора. — Впрочем, не заметил, чтобы у тебя были настолько несамостоятельные личности. Неужели, все настолько плохо? – Взять хотя бы старого ворчуна,с которым они виделись не последний раз не так уж и давно. Или, закрадывалась мысль, что трудности эти были связаны исключительно с ней самой. Помнится, трепетали сороки про нечисть всякую и ее поиски. Не будем углубляться в подробности. — Или про те дела, в которых решающим звеном можешь быть только ты? – Последние два слова получились слегка протяжными. Нет, слишком уж скучно обсуждать дела повседневные, таких с горсть набирается каждый день. Но что делать, если жизнь вожаков наполнена только этим? Сами так сделали, их предки так придумали. Если никто не оспорил – то так надо. А если оспорить?
В замешательство вогнал следующий вопрос. Она, такая женская женщина, очень точно его поставила. Если нет конкретной цели или эта цель нежелательна для огласки – надо говорить прямо, четко, но со вкусом.
— Никуда, ночные скитания и медленная варка в круговороте собственных мыслей, – До готовности, и никак иначе. Продолжение же фразы вызвало приступ смеха, однако, к самокопанию не подтолкнуло. Все уже было понятно, предельно просто и прозрачно, как тонкая наледь после ночного морозца. — Чуу..? – Раздалось насмешливое, явно шутливое. Слова отозвались покалыванием где-то в трахее. — И куда я, по-твоему, могу пойти? – Затыкайте уши, сейчас будет акт осуждение каждой из ныне существующих локаций.
Подумать логически, опуская самую малость ограничивающих факторов, если такие, конечно, были. Для всех он блуждающий призрак, порой режущий тех, кто может слишком сильно выбиваться из числа «допустимо-грешащих».
— К Яробожьим? Да что я у этих семьянинов забыл. Сплошные правила и ограничения, – Я же говорил, лучше не слушать. Опустим всякие исключения, опустим! — И мутки темные у них постоянно, иллюзия величия, все такое, – С этими словами он поднял на уровень груди переднюю правую и согнул один палец, насколько то представлялось возможным. — Коршуны? Знаем, нюхали. Такие же заговорщики, только помельче и поподлее. – Второй палец. — Земли одиночек? Да чего я там не видал. Уверен, что там куча отбросов общества, которые просто решились на отчаянный шаг, а не засиживаются под гнетом вышестоящей власти. Просто всех я еще узнать лично не успел, – Третий палец, близимся к финалу. — А Сумеречники… Знаешь, я радуюсь – прозвучало почти с вопросительной интонацией, потому что подобрать верное слово из широкого арсенала доступных вовремя не удалось. — беседам с тобой, но не смогу променять их на жизнь в большом обществе. – И загнул последний палец, почти сжав лапу полностью. Включать в данный список Черноустов он не стал. Посчитал, наверное, что в приличном обществе не надо говорить о возможностях к ним попасть. Хотя, в его ли случае говорить о приличности. Про Черноустов за него прошумел пламенем нежданно-негаданно очнувшийся Грас, все это время смирно сидевший и помалкивающий. Или шебуршащийся, но наглухо игнорированный. Там было, кажется, что-то вроде: «Потому что ты уже у них?». Или подобное, не будем давать ему слово, пусть бурчит на фоне.
Минусов такой жизни, мнимо свободной, имею в виду, определенно были. Многие места оставались недоступны для посещения простым смертным, потому что путь преграждала зажравшаяся и преисполненная долгом стража. О них вообще стоит вести отдельный разговор.
— Но земли у вас конечно да, неимоверно красивые. – Добавил волк, переводя взгляд обратно, с лапы на Мерьк. Эти хвойные леса манили и тянули так, словно быку в нос воткнули кольцо и тянут за веревочку, что сопротивляться больно и совсем не хочется. Формальности всегда были худшим из того, что может быть.
- Подпись автора
Замираю над сопкой, над скалой отвесной
Сиянье, вырезанное в ткани небесной
Найдёшь легко наощупь – пустота меня плотней
Давай договоримся: будь со мной аккуратней.

Я так тебе откроюсь, распорю все швы – смотри
Каждый, кто зашивал меня, забыл что-то внутри
Ты просто будь стерилен, когда погружаешься
Давай посмотрим вместе, как ты облажаешься, и я останусь...
Тебе кажется.