15-е месяца Благословения. Начало игры

- Одна пойду. Одна, говорю вам, - немного утомленно, однако все так же твердо заявила Хельга, отбиваясь от волков, которые стремились во что бы то ни стало проводить ее до самого конца пути. В глазах их светилось любопытство.

Еще полгода назад, на встрече, Никто улучила минутку шепнуть Сводящей о том, что Морошка жива и здорова, однако словом не обмолвилась о том, куда она направилась, а Хельга не стала выспрашивать. Стая все еще была возмущена помощью, которую оказала Морошка черноусту в его дерзком побеге, и Сводящая не была уверена, что князь с княгиней действительно будут готовы помиловать волчицу, узнай они где та находится и пожелай вернуть ее в стаю. Незнание позволило бы Хельге хотя бы в открытую не врать на вопрос о новостях о местонахождении Морошки. Впрочем, князь и не выспрашивал целительницу слишком часто - его воронесса искала Морошку самостоятельно, поскольку с момента, как Никто открыла правду о природе чудного цветка, что Морошка принесла с болот (сейчас он лежал у Хельги в поясной сумке, все столь же нетронутый увяданием, как и много месяцев назад), стало ясно, что Морошка и удравший черноуст могут быть единственными волками, что знают, где именно растут эти цветы.

Хельга, не обращая внимания на любопытные взгляды вокруг, подцепила сумку зубами, поправив ее получше, и поглядев на горы, продолжила вспоминать.

Да, пожалуй ей пришлось выдержать крепкую осаду со стороны родни сбежавшей волчицы. Хельга приняла решение не скрывать ни от Можжевельника, ни от Шипа с Клюквой, ни от других родственников информацию о том, что Морошка жива, однако никаким подробностями не делилась, даже о том, откуда знала об этом. Клюква, с присущей ей эмоциональностью, донимала целительницу, обвиняя ее в черствовости и отсутствии сочувствия к изведшемуся от тоски и тревоги материнскому сердцу. Однажды и Шип, видно уставший от стенаний своей супруги, попытался уговорить Хельгу признаться уже хоть в чем-то. Да и Можжевельник смотрел на жену косо, и Хельга старалась побольше занимать себя работой, находясь как можно дальше от логова, поскольку Можжевельника, прежде спокойного и непоколебимого, кидало из крайности в крайность. В один вечер он озлобленно ворчал про опозорившую древнейший и вернейший род вертихвостку, в другой - пытался выцедить из Хельги хотя бы еще каплю информации о судьбе волчицы, беспокойно ходя по логову вперед-назад. Завершалось все обычно тем, что он торжественно звал сыновей и давал им поручение отыскать Морошку и вернуть ее в семью, а он готов ее простить, либо тем, чтобы Морошку нашли и передали ей, чтобы нос ее больше не совался в стены родного дома, который она так опозорила. Хельга в такие моменты часто срывалось и они вступали в хриплую, лающую перепалку.
 
Конечно же Морошку искала не только воронесса князя. Сыновья Можжевельника истоптали, пожалуй, все Чернолесье, от Каменного шрама до Предгорий. Родственники в Сумеречной стае тоже были извещены, что им надлежит передавать малейшие слухи о Морошке. Но никаких слухов не было, даже сороки оставались немы.

Постепенно все утихло. Шип и Клюква, казалось, смирились с тем, что потеряли дочь, и больше не увидят ее, даже если она жива. Они даже перестали отслеживать каждое возвращение домой княжеской воронессы, и после - ходить за Остроскалом по пятам, надеясь хотя бы во взгляде его угадать, успешными были поиски в этот раз или нет? Потеря Морошки, как и смерть Крыжовника, как будто бы заставила их попритихнуть, все реже в логове звучали их перепалки, но тишина то была невеселая, не смотря на кажущийся мир. Можжевельник избегал смотреть на Хельгу, подозревая ее в том, что она исключительно из ослиного упрямства не хочет раскрывать ему местоположение внучки, сколько бы Хельга не пыталась доказать ему обратное. В конце концов, она плюнула на это бесперспективное занятие, и имя Морошки стало звучать в их норе намного реже.

Старую целительницу тоже терзала неизвестность, и она переносила ее, скрепя сердце, разрываясь между желанием все-таки отыскать Морошку и повидаться с ней, и признанием ее права появиться тогда, когда она сама сочтет нужным. И надеясь только на то, что она жива и здорова, о чем и молила Ладу каждый вечер, сжигая на небольшом костерке за пещерой священные травы.

Порой, выбираясь за редкими растениями, Хельга принюхивалась к окружающим запахам, пытаясь найти среди них запах Морошки - она не верила, что ее любимая ученица забросила целительство, а значит когда-то они могли встретиться на одних и тех же полянах на нейтральных землях. Однако, встречи не случалось, а Круг Камней Морошка тоже не посещала.

И вдруг, несколько дней назад, все всколыхнулось. Князь вызвал Хельгу к себе и сказали, что Хугин все же удалось отыскать Морошку. Сначала Хельга ушам своим не поверила, поглядела на Остроскала недоверчиво, но сердце так и затрепетало от радости. Но тот быстро развеял ее сомнения. Даже логово волчицы воронесса отыскала высоко в горах, и разведала что, живет она вроде все с тем же черноустом, во всяком случае, Хугин его описала как серого и тощего, с повязкой на лбу. И что волчата еще с ними чьи - неведомо. Тут уж Хельга снова засомневалась: ни для кого не было тайной, что черноусты бесплодными и после Кровь-воды остаются. Может, все же и не с черноустом жила Морошка?

Но как бы то ни было, кому-то нужно было сходить к Морошке, и вернуть ее в стаю, чтобы она князю указала место на болотах, где цветы те растут. Конечно, Хельга вызвалась сама это сделать.

От Клюквы с Шипом и Можжевельником куда идет, скрывать не стала, хотя и не обмолвилась о том, что Остроскал ей открыл точное местоположение логова. Сказала только, что жива Морошка и Хельга к ней в гости пойдет. Про цветок умолчала, конечно.

Тут на радостях Клюква истерику устроила - дескать, ей, как матери, нужнее к Морошке идти, а Можжевельник и вовсе хотел всей семьей выступать, возвращать беглянку. Ну поругались немного, но Хельга на приказ князя сославшись, хоть и не раскрыв его, себя отстояла.  Разве что позволила Можжевельнику отрядить себе сопровождающих из его сыновей. Долго спорили, докуда они Хельгу проводят, но Хельга позволила только до Рощи-у-Моря.

И вот теперь они спорили. Хельга и знала, что сыновья Можжевельника ее так просто не отпустят, если надо - и скрытно пойдут, вполне мог Можжевельник приказать им проследить за женой. Хельга же знала, что путь ей лежит куда дальше, а оставить сопровождающих хотела поближе - пусть поменьше знают, в какую сторону идти - подольше голову поломают. Хельга чувствовала, что теперь, узнав, что внучку отыскали, Можжевельник может и снова приняться за поиски. И подозревала старая целительница, что Морошке, раз уж она до сих пор в стае не появилась, внимание это лишним будет.

- Ну, ладно... - легко сдался вдруг один из сыновей Можжевельника и Хельга с легкой усмешкой заметила, как он переглянулся со своим братом, - раз решила так, то мы домой пойдем. Передавай Морошке привет.
- Передам, - кивнула Хельга, и волки в самом деле в зарослях скрылись. Хельга же порысила вперед, словно ничего и не было, а после нырнула в лощинку неприметную, прикрытую поваленным деревом, под кустами пробралась немного назад, к стайным землям, посмеиваясь. Давно она так не забавлялась, пожалуй с тех самых лет, когда волчонком в прятки играла. Позапутывала свой след, пропрыгала несколько раз в разные стороны и, укрывшись в тени, выудила из сумки настой, что запах скрывает. Намазалась им тщательно, и  по своим следам осторожно вернулась, а там в овражек свернула.

По пути несколько раз ручьи перешла, после - настой подновляла. И убедившись, наконец, что никто за ней не следит, фыркнув, порысила в горы прямым, несколько скованным шагом. Все-таки возраст.

А забраться следовало высоко - Морошка придумала умно, поселилась вдалеке от хоженых троп, и правда только вороном и заметишь. На северном берегу, так что путь Хельги лежал через мост на Рассветном плато, но на тропе Судьбы уже тихо было, волчат все сводили за благословением.

Конечно, не в один день управилась - пришлось пару ночей в горах провести - на такой случай у нее еда была запасена. А на третий день, ранним утром, добралась-таки до указанного места. Что и говорить, в рассветных сумерках пришлось долго тропку искать - ее-то Хугин и не заметила, ей и ни к чему было, по воздуху же летала. Но отыскалась все-таки дорожка верная, и еще спустя некоторое время Хельге удалось добраться до логова.

Принюхавшись, она вздохнула глубоко, с облегчением - и в самом деле из пещеры шел запах Морошки. Там и других много было, но с ними Хельга решила после разобраться.

- Хозяюшка, дома ли? - позвала она сперва чуть насмешливо, по старой своей привычке, а после уже не сдержалась, крикнула, - Морошка! Морошка, это я, Хельга!

Хозяйки дома, похоже не было - иначе Хельга и не могла бы представить причины, по которой Морошка не откликнулась бы на ее голос. Разве что, если бы бывшая ученица, приемная внучка держала на нее какую-то обиду... Или не доверяла своей прежней наставнице, посланнице Яробожьих, осколку прежней жизни... Но эти мысли Хельга быстро отбросила: даже если и так, она найдет способ увидеться с Морошкой, поговорить с ней. Не зря же она проделала такой путь, в конце концов. Княжий наказ - княжьим наказом, только вот Сводящая совсем не для того трое суток бодалась в горах с крепчающим ветром. Был бы на месте Морошки кто другой - и воины бы княжеские за ним сходили, а Хельга их бы разве что в дорогу снарядила припасами, да рассказала, как раны наскоро залечивать. Нет, не из-за приказа Остроскала здесь была Хельга, а потому что истосковалась по Морошке. И пока ждала ответа, гадала, какая она теперь? Здорова ли? Счастливо ли живет со своим... черноустом? Ну, и любопытство ее тоже подогревало: чьих же волчат видела Хугин с высоты?

В логове, где прежде было тихо так, что казалось можно расслышать шорох мыши (да и за свистящим ветром много ли различить звуков в каменной пещере), кто-то все-таки шевельнулся. Наружу показался волчонок, и сердце Хельги внезапно защемило: короткошерстный, пепельно-серый, долговязый и остромордый, он и в самом деле был до невозможности похож на того самого черноуста, которого полгода назад судили у княжеского камня. И глядел на нее проницательно совсем таким же взглядом, даром что один глаз был оранжево-медовый, совершенно как у Морошки. Хельга даже растерялась немного, и склонив голову, молча рассматривала волчонка.

"Возможно ли это?" - пронеслась в голове у целительницы мысль, и склонив голову на другую сторону, она оглядела волчонка тем же внимательным взглядом, что и он рассматривал ее, - или... - подумала Хельга лукаво, - вкус Морошки на волков остался удивительно постоянным?

Она до сих пор не понимала ту безумную историю с побегом до конца, но мудро рассудила, что это не ее дело. Особенно, ее укрепляли в этой мысли бесконечные стайные пересуды, в которых каждый считал, что это дело именно его, и только ему удалось раскусить безумный поступок Морошки. Часто, вопросами о том, почему так случилось, вслух и сокрушенно задавались и Шип, и Клюква, и Можжевельник. "Видимо, это любовь", - думала про себя Хельга, хоть и сердце ее сжималось от тревоги. Не какую-то заблудшую невинную душу затеяла спасти Морошка - бывшего Брата Древних, душегуба и кровопийцу. И не за то беспокоилась Хельга, что навлекла на себя ее ученица гнев семьи и стаи, а за то, что может с ней сотворить этот черноуст.

Хельга вернулась блуждающие мысли к волчонку. Черноуст или не черноуст? - вот, что занимало ее все-таки. И если черноуст - то как?

А детеныш смотрел на нее по-хозяйски, упрямо. Короткий мех на хребте трепал ветер, и сам он выглядел таким худым, что казалось, в чем душа держится. Однако, провести Хельгу было не просто, она видела: есть в чем. Колючий, узловатый и крепкий - чисто корешок сосны, уцепившийся за скалистую расщелину.

- Морошку зову, - она окинула взглядом напряженную позу волчонка, - видимо, представиться мне надо, хозяин. Меня Хельга зовут. Я Морошке бабушка и наставница.

Странно, что он не назвал Морошку мамой - осторожничает, не доверяет. А может и правда - не Морошкин волчонок, приемный? Спрашивать Хельга - вот удивительно, постеснялась. Да и почувствовала - не ответит. В волчонке была не по годам взрослая серьезность, которую редко встретишь у детей, рожденных и выросших в стае. Было заметно, что он с ранних лет оценивал мир на дружелюбность, и оценка эта была не высока. И раз уж волчонок ничего о себе не расскажет, то Хельга решила рассказать как можно больше о себе. Она принюхалась к воздуху, тянущемуся из норы и почуяв запах лекарственных трав, довольно сама себе улыбнулась, прищурившись. Поглядела на волчонка:

- Не забросила значит, Морошка целительство. Когда она в стае жила, я ее травам учила. Ох и способная ученица была, другой такой не помню. Внимательная, прилежная. И добрая... - Хельга едва слышно вздохнула - воспоминания о тех днях, когда Морошка еще не знала ужаса плена у черноуста, заставили ее загрустить. Но после, она села перед логовом, обернула лапы пушистым хвостом и поглядела на волчонка, уже без грусти, лукаво:

- Ну, раз ушла, я ее здесь подожду. Скоро вернется, не знаешь?

15-е месяца Благословения. Начало игры

- За старшего... - донесся голос матери до двуцветных ушей Вереска. Ему не пришлось разлеплять глаза и поднимать голову, потому что даже пребывая в полусне, волчонок понимал, что к чему. "Опять Дягиль за главного," - фыркнул он про себя, - Меня главным никогда не делают". Смешались злость и обида, и едва родители покинули пещеру, Вереск поднялся с теплой шкуры, которую отбил для себя на днях и не сомневался, что брат трусит взять над ней реванш, и демонстративно потянулся, разминая  лапы и задрав тонкий пестрых хвост.

Младший щуплый братец возомнил себя таким важным, что всем велел сидеть тихо и слушаться его. Сейчас! Меньше всего Вереск любил ограничения, и чем больше границ перед ним стоит, тем сильнее волчонку хотелось - нет, требовалось на уровне жизни и смерти ! - эти преграды ломать. И если родители имели авторитет и силу как следует шлепнуть Вереска, то уж не Дягилю решать, как Вереску себя вести.

- Не стану я тебя слушаться, - ответил Вереск хмуро. Он умел накалять обстановку там, где царит вечная мерзлота, такая же скучная, как Дягиль. Оценивая брата, волчонок облизнул пасть и острые молочные зубы, примеряясь к местам под коротким серым мехом, куда их вонзит. Но напасть и проиграть - а Вереск учитывал и такое развитие событий, потому что Дягиль был изворотливым змеенышем - он попросту не мог. Это бы только сильнее задрало и без того возвышенный нос брата.

- Ааай! - протянул волчонок нарочито пренебрежительно, хитро прищурил взгляд и махнул лапой, словно ему надоело играть в гляделки. В чем, в чем, а в колючей болтовне Вереск всегда был лучше молчаливого соперника. Он иногда сомневался, не разучился ли Дягиль разговаривать. - Коза без рогов интереснее, чем ты!

И обидевшись, Вереск сперва присел, затем, расслабившись, завалился на бок, разглядывая лапы, но, кажется, и это не проняло скучного брата. Тогда волчонок придумал новую игру. Он растолкал спящую Сирень, - все равно пора вставать! - и затеял драку с ней, порыкивая и покусывая ее. Невсерьез, конечно, но сестра и не умела всерьез. Почти сразу она оказалась кверху брюхом, а Вереск остался неудовлетворенным - "главный" братец молчаливо следил за только ему понятной обстановкой скучной пещеры, где Вереск обнюхал уже каждый камень, а Сирень, как не от мира сего, загляделась на подвешенные под потолком цветочки. Скука! Вереск бы закричал во все горло, чтобы перепугать затаившихся в углах мышей и повеселиться за их счет, как тут до ушей докатился чужой крик. Волчонок резко навострил уши и отпрянул от сестры.

"Кто это? Гости?" - первым делом подумал Вереск, и чуть не разразился свирепым рычанием, получив от Дягиля предупреждение. Как пощечина! Ох, как же младший брат порой умел раздражать, словно специально все делает. То он за главного, то командует, хотя командовать абсолютно не достоин, то сам же, ослушавшись родителей, высовывает нос, куда не просят. Не такой уж Дягиль и идеальный, просто давно пора всем открыть глаза на это.

Повинуясь любопытству и полагаясь на то, что брата все-таки не сожрали, Вереск довольно поспешил к выходу, обогнав, а может и не заметив притаившуюся по пути Сирень, и, пока братец тормозит, решил выяснить подробности первым. На пороге оказалась пожилая волчица, от которой приятно пахло травами и чем-то еще до мурашек интересным. Потянувшись за знанием, Вереск выступил вперед, оттесняя брата своей фигурой. Он глянул на серого, закатив глаза, мол, испугался старушки, а еще старшим называется, а после удивленно вытаращился на загадочную Хельгу. Ему хотелось так много узнать, начиная от реакции на самого Вереска - ведь многие волки странно на него поглядывали, - и заканчивая деталями каждого слова, что произнесла волчица.

- Получается, - начал он вдохновлено, схватил воздух пастью, будто разразится сейчас кучей вопросов, и тут же нахмурился, словно подсчитывал что-то. - Вы наша... прабабушка? А я Вереск.

Остальных волчонок решил не представлять. Сами как-нибудь справятся, трусишки, а он бодро завилял хвостом, едва не подскакивая на крепких лапках.

- Мама не рассказывала, что жила в стае. А в какой? Она и там занималась травами? И о бабушках не рассказывала, - немного усомнился Вереск. Бабушки и стаи не входили в список знакомых до мозга костей вещей, поэтому и вызывали неподдельный восторг и торжество, и причины, почему мать о них умалчивала, только сильнее подогревали энтузиазм и самую настоящую несправедлмвость. Как можно такое скрывать! Конечно, Вереск бывал осторожным, но когда на кону внимание дружелюбного знакомца, он готов был по-щенячьи забыть о безопасности. - Они с отцом ушли на пастбища, - он задрал голову к небу, выглядывая солнце. Это только родителям казалось, что он не слушает, как травку от травки отличить и время распознавать. Даже блеклый осколок света за густой пеленой облаков приоткрывал Вереску некоторые тайны.  - должны вот-вот вернуться. Принесут козьего молока, и вас угостят.

И в мыслях у Вереска не было, что произойдет как-то иначе.

Неожиданно по земле проскользнула черная тень. Вереск вздрогнул, отступив, но никому бы не признался, что на мгновение испугался, когда рядом с Хельгой плавно опустилась воронесса. Она пригладила клювом блестящие перья и оценила волчат важным, внимательным взглядом.

- Ух ты! - выпалил Вереск. Птица в ответ слегка качнула головой в знак приветствия.

- Если они недалеко, я их найду, - предупредила она старую волчицу. Проводив Хельгу до нужного места, воронесса, видимо, решила, что может оставить ее в компании волчат и с дозволения заняться более важным и срочным делом.

Подпись автора

Словно волки да в овчарне Вы доспехи разрывали, Навьи полки поганых По степи вы разметали!	Славный пир мечей закончив, Заживляли страшны раны, Ярый бой, три дня, три ночи – Помнят древние курганы…

Хельга и не уследила в какой момент оказалась окруженной волчатами, что осыпали ее вопросами. А знали бы они, сколько вопросов появилось у самой целительницы. Переводя взгляд с серого разноглазого серьезного волчонка на его брата, окрашенного столь причудливо, что навряд ли Хельге доводилось хоть раз вживую видеть такого волка, от изумления она едва вспоминала, что нужно дышать.
«И в самом деле, безбожника дети...» - растерянно думала волчица под неугомонный говор рыже-серого волчонка, представившегося Вереском. Любопытство взыграло в ней пуще прежнего, в том числе и исследовательское - сказалось прошлое в Сумеречной стае, однако Хельга нашла в себе силы встряхнуться наконец, и перестать разглядывать волчат так открыто.
- Спасибо, Хугин, - кивнула она воронессе. Хотя бы птица князя о деле не забыла. Наскоро отругав себя за рассеянность, Хельга повернулась к Вереску, и снова задумалась.
Волчонок сыпал вопросами - значит, родители не посчитали нужным рассказать ему ничего о своем прошлом. И, пожалуй, Хельга могла их понять - о такой истории запросто не расскажешь. Осталось только решить, что может рассказать сама целительница, чтобы не выглядеть сплетницей, да и не пойти ненароком против воли Морошки, раскрыв сверх допустимого. Например, информацию о том, что их отец - бывший черноуст, выкравший их мать и державший ее в плену на болотах точно стоило бы придержать при себе.
- Получается, так - осторожно ответила Хельга, невольно сравнивая волчат. Дягиль, серый, с внимательным взглядом разных глаз, явно был куда более серьезным, похожим на волчонка одиночек по характеру, нежели его непоседливый братец, Вереск. Тот-то куда больше был похож на стайного волчонка, беспечного и легкомысленного, какими и должны быть дети, растущие в безопасности.
Дернув ухом, Хельга уловила и еще какой-то шорох в норе, но не придала ему значения - может, мышь пробежала по травам, а может еще волчонок схоронился? Вынюхивать и выглядывать слишком пристально ей показалось невежливым - еще волчата подумают, что она сюда шпионить пришла. С теми, кто показаться решился - с теми и говорила:
- У вас и прадед есть, Можжевельник. И бабушка с дедушкой, мама и папа Морошки - Шип и Клюква, - в конце концов, пока Вереск как будто не спрашивал ни о чем опасном, и Хельга надеялась разговорами о многочисленных родственниках Морошки увести его внимание в сторону от неприятных вопросов, например о родне со стороны отца, да и в принципе - о Викуле, - мама ваша из Яробожьей стаи, слышали о такой?
Осажденная вопросами со всех сторон, и собственными, и теми, что задавал Вереск, Хельга надеялась только на то, что Хугин поскорее отыщет Морошку с Викулом, пока она не наболтала чего-нибудь лишнего. Но пока ей не оставалось ничего другого, кроме как отвечать, и пытаться отвлечь волчат встречными вопросами:
- Да, ваша мама и в стае травницей была, - с благодарностью отозвалась она на тему, которая вроде как не была секретом, - я ее учила, - повторила она, - а вас мама учит травы различать?
Чему волчат может учить отец, бывший черноуст и безбожник, похититель и убийца, Хельга сочла благоразумным не спрашивать. Поежившись от налетевшего порыва холодного ветра, волчица внезапно разозлилась. Ох, ну и Морошка! Ушла, не спросившись, стаю переполошила - это-то ладно, взрослая к тому моменту была волчица, а по пережитому - так и взрослее многих. Но, ведь не сказала, что и волчата у нее появились, и весточки не передала никакой, хотя она-то знала, где родных своих искать - это они лапы сбили, пока по всему Чернолесью ее разыскивали. Разве же не приняли бы ее в стаю с детьми? Тут и у княгини, и у князя бы, пожалуй, сердце растаяло, все бы простили. И были бы волчата в тепле да в безопасности, сытые, - Хельга скользнула взглядом по худому Дягилю, который выступил наконец на свет. И вот уж впору и правда вопросом задаться, чем ее взял этот преступник, если ради него оставила стаю, забралась в холодные, неуютные горы, да еще и детей здесь воспитывать осмелилась, без поддержки, без помощи, без добычи нормальной, среди упырей да мар.
Злость волчицы впрочем так же быстро сменилась грустью. Она остро почувствовала, что не нужны больше Морошке ни стая, ни родные, ни Хельга. Иначе уже давно бы уже послала Морошка весточку тайную, да хотя бы Хельге, наставнице ее. Своим умом теперь жила бывшая ее ученица, добрая, кроткая да ласковая, и, видно, не скучала по прежней жизни ни капельки.
Почувствовав в своих мыслях сварливую, "можжевельникову" нотку, Хельга встряхнулась снова. Что уж судить теперь - как Боги решили, так и вышло.
- Козье молоко - это хорошо, - протянула она, в уме прикидывая, где же в такую пору Морошке удается им разживаться, и снова осознав, сколько же непонятного стало для нее в Морошкиной жизни, совсем не так, как прежде, в стае, когда все друг у друга на виду, и хочешь - не хочешь, а понимаешь, кто о чем думает, о чем мечтает и чего боится.