21-е число месяца Благословения, вечер

С тех пор, как до ушей Клюквы долетела новость о том, что ее дочь жива, воительница не находила себе места. Она не знала, как подступиться к такой новости, но по ее искреннему материнскому разумению, прилагала все возможные усилия, чтобы выяснить подробности. Сперва она крепко взялась за Можжевельника, но как только оказалось, что отец знает не больше ее, насела с вопросами на Хельгу. Ох уж эта Хельга... Целитель из нее хорошая, грех жаловаться, только никак Клюква в толк не брала, почему Сводящая обделяет ее новостями об единственной дочери, и видела в этом самую жестокую несправедливость. Только уважение к старшим и недюжинное самообладание помогли воительнице не вытряхнуть из бессердечной упертой старухи сведения силой.

Немыслимо, но Хельга первая пошла навестить Морошку и не оставила ягодным шанса увязаться за ней. Видите ли для переговоров по приказу князя. Остроскал тоже все это время знал, где живет Морошка, но докучать ему Клюква не решалась. В отличие от непутевой дочери, воительницу гораздо больше заботила репутация семьи и скандал у княжеского логова никоим образом его не повысит. На нее и так все косо смотрели, но больше с жалостью, которую Клюква затолкала бы им обратно в пасти вместе со словами сочувствия.

Бессилие и неопределенность, беспросветное ожидание и тоска грызли Клюкву. Ее бросало то в жар, то в холод. Привыкшая получать все и сразу, она то злилась на всех подряд, в особенности на неблагодарную дочь, которая даже словечком не обмолвилась о своей жизни, то перед сном в тайне молила Ладу привести блудную дочь домой. Подобные настроение поддерживал и Можжевельник. Всякий раз, когда речь между ними заходила о Морошке, в логове становилось по-настоящему душно даже в холодный ноябрьский вечер. При том иногда случалось, что родичи неожиданно принимали полярные мнения, и тогда в ягодной семье еще долго все друг с другом не разговаривали. Так и жили.

Хуже всего в этой ситуации было то, что Клюква не понимала, в чем же провинилась и как теперь быть. Узнав о возвращении дочери, она пребывала в крайней растерянности и не увязалась вместе со старейшиной только потому, что готовила угощением и наводила в норе порядок. Так она ненадолго отвлеклась от вороха мыслей, бушевавших в голове с тех пор, как узнала, что она теперь бабушка, но почему-то в самую последнюю очередь узнает имена своих внуков.

И тут Клюква решила, что с нее хватит. Не дожидаясь, разрешения отца, вернувшегося мрачнее тучи - будто в такой момент разрешение могло ее остановить - Клюква направилась к логову, которое князь любезно устроил для Морошки и ее муженька. Всю дорогу до заячьих холмов в голове Клюквы проносились мысли, и мысли эти были, все до единой, не самые приятные. Вернулась, значит, вертихвостка, думала воительница, накаляясь с каждым шагом. Она оставила сдержанность и неторопливость, как только Княжеский Камень оказался позади, и перешла на резкую, размашистую рысь.

Мать до последнего надеялась, что раз уж у Морошки родились волчата, значит оставила она черноустовые глупости и нашла себе нормального волка. В конце концов, куда не плюнь, а найдется в Чернолесье волк получше того поганца. В сладких мечтах Клюква надеялась, что от него даже памяти в головушке дочери не осталось, и игнорировала знаки, тому противоречащие. Ну не могла ее Морошка снюхаться с черноустом настолько, чтобы красть детей, уж тем более лечь с кем-то другим, чтобы этот илистый червь себя отцом возомнил. Впрочем, Клюква допустила бы и такой вариант, только бы не знать, что боги окончательно сдурели и позволили душегубу плодить точно таких же.

Знакомая тропа провела волчицу по пологому склону, с вершины которого открывался вид на Серебрянку. Бурное течение реки издали казалось безмятежным. Птицы летали низко над холмами, разрезая стылый воздух острыми крыльями. Любуясь, Клюква постояла немного в надежде унять дрожь от волнения и предвкушения. Она вдруг подумала, что не хотела бы ничего испортить, и в то же время с горечью понимала, что портить там уже нечего. Собравшись с духом, она поспешила к убежищу.

Большую часть времени логово стояло заброшенным и служило перевалочным пунктом для охотников, идущих к Овсяному полю. В летнюю пору прохладная тень защищала от палящего солнца, а зимой согревала теплом вполне надежных стен. Хорошее было логово, добротное и просторное. Если за ним как следует поухаживать, оно сгодится для семейной жизни.

На подступах к логову царила непринужденная суета, слышался детский смех. Клюква сама не знала, что хотела увидеть. поэтому решила действовать по ситуации. Волчата бегали друг за другом, кувыркались и валялись на земле. На первый взгляд самые обычные дети, разве что не ягодной породы. Щупленькие, длиннолапые, а семейная рыжина причудливым образом словно в насмешку мазнула по бокам лишь одного из них. Недвусмысленный намек на черноуста в внешнем облике остальных волчат вызывал в волчице приступ негодования. Морошечка, кровинушка, с безбожником поселилось. Стыд-то какой и горе. Однако Клюква не стала так скоро равнять детей под отца. Вдруг они только снаружи как черноуст.

- Яркого вам солнца, ребятки, - нарочно громко сказала воительница, чтобы так называемые родители, где бы они не прятались и чем бы не занимались, ее услышали. Волчата в миг прекратили игру, и серый, смерив гостью недоверчивым взглядом разных глаз, ответил чуть сконфужено:

- И вам.

- Мое имя Клюква, - волчица с облегчением вздохнула, переступив порог неловкости, и сменила негодование вежливым участием. - Где мне найти ваших родителей?

Но волчата не успели ничего ответить, как из логова выглянула аккуратная рыжая волчица. Худющая-то какая! У матери аж сердце сжалось, но воительница приструнила свою мягкость. Еще не хватало сопли разводить, как это всезнающее старичье. Что Хельга, что Можжевельник. Клюква им дочь доверила, а в итоге?

- Вот, значит, как? - вспыхнула Клюква на этот раз вместе приветствия. - Из стаи, так первая, а по возвращении даже в логово к матери родной заглянуть тяжело, да?

- Мам, я... - Морошка, видно, смешалась на секунду, и воительница воспользовалась моментом. Она приблизилась, через плечо дочери глянув на темному норы, а потом вцепилась алым взглядом, пылающим без всякой магии, в Морошку.

- Неужели вспомнила? Вот чудеса! Только не говори, что тебе на полгода память отшибло, а излечилась, когда княжеский ворон по лбу клюнул! - съехидничала Клюква. Она была гораздо выше дочери и шире в силу заматеревшей натуры, но молодая волчица упрямо не пожелала сдвинуться с места и пропустить мать в нору. Это взбесило еще больше, и Клюква твердо решила не позволить дочери даже слова поперек вставить. - Я, значит, места себе не нахожу, думаю, загрыз где-нибудь мою доченьку этот бандит полудохлый! Тля болотная! А ты... - и громче. - Где он?!

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Морошка глубоко вздохнула, унимая первичный гнев, и этот знакомый жест едва не заставил сердце матери дрогнуть. Все такая же доченька, терпеливая, сосредоточенная. Клюква очень гордилась ею прежде, пусть и пожалела со временем, что не воспитала необходимого боевого стержня. Тогда бы ни один поганый черноуст рядом не пристал, как репей.

- Неужели спустя полгода мы должны встретиться именно так? Я наводила порядок в норе, чтобы разместить детей, прежде, чем идти к вам, - отвечала Морошка, но Клюква прекрасно помнила, чего стоят такие речи. Дочь слишком хорошо умела сглаживать острые грани своим спокойным тихим голосом и почему-то именно он распалял гнев яробожьей воительницы еще больше. Пришла бы она, как же. Если бы не князь, так бы и просидела Клюква до седой морды, не зная, где ее кровинушка. - А ты мало того, что пришла с обвинениями, так еще и оскорбляешь моего мужа.

Воительница раздраженно дернула губой, огненная шерсть протестующие поднялась дыбом. Может и права была дочь, не стоило начинать с претензий, но если Клюква признается в этом сейчас, то семья в конечном итоге уступит и Морошке, и проходимцу, чтоб его вихты замучали. Чего только не пожелала ему Клюква в считанные мгновения до того, как увидела, а как увидела, как услышала, так и закипела от злости.

- А вот и зятек нарисовался! - почти елейным голосом провозгласила Клюква. Запал ее возрос с появлением волка. Она почти сразу же узнала в нем черноуста с суда, и не столько по тому, как лоснилась по тощей фигуре серая шерсть, сколько по клейму на морде и холодным глазам. А в них ни капли раскаяния.

- Что цель подходящая, то верно. Сейчас я тебе покажу и тлю... - Волчица будто ждала, когда же Сивирь приблизится, рванула к нему, разинув пасть, и рык ненависти заложил уши так, что пришлось кричать, - И паука! - Клюква без жалости резанула по плечу волка. Как же легко и сладко стало на душе от вида сотворенных ран. - И бабочку! Проклятый ты слизняк! Таракан! Душегуб окаянный! - Она промахнулась. - Ты мне указывать будешь, как с дочерью разговаривать?! Ты?! Без году неделя отец!

Ее не особо волновал ответ. Пусть знает свое место. Налетая разгневанным ястребом, Клюква оттеснила Сивиря в сторону от норы, с каждым укусом - удачным или нет, - осыпая его градом оскорблений. Тем не менее не столь отборных, какими чаще всего обходились в окружении Викула с самого рождения. Наоборот, ругалась Клюква с той же изощренностью и талантом, с которыми била, и не опускалась до банальщины. Краем глаза она видела Морошку, но дочь занялась поспешно заводила детей в логово и не торопилась на выручку своему кавалеру.

- Да какой ты муж, дери тебя Чернобог?! - возмущалась воительница, очередной раз не попав по изворотливому волку. - Я своего разрешения не давала и вашей свадьбы не видела! Удавлю сейчас, паук ты эдакий!

Она так увлеклась погоней, что слегка запыхалась, но усталости не чувствовала. Только входила в азарт. И чем больше Сивирь от нее уворачивался, тем сильнее не терпелось его достать и побить еще раз. Если уж Морошечке однажды на хватило сил поставить поганца на место, то мать приготовилась взять все в свои надежные лапы. Пусть ходит по стае да оглядывается теперь, и знает, что здесь есть кому доченьку от него защищать. Осталось доказать это доченьке в полной мере.

- Как ты вообще посмел сюда явиться?! Отговорки похитрее не придумал, - продолжала наседать Клюква и физически и морально. Кажется тормоза у нее отказали или их для безбожника предусмотрено не было. - Посмотрела б я на тебя, лихо блохастое, если б твоего сына такая тварь, как ты, мертвым под нос тебе положила. Чтоб полюбовалась, да? - Голос волчицы надломился, почти взвизгнул. Никому бы такого не пожелала Клюква, даже врагу. Да не виноваты дети, что их отец подлость совершил, и еще сильнее заболело сердце. За кровавой пеленой ярости волчица почувствовала слезы в уголках глаз, но в последний момент упрямо тряхнула головой, чтобы не знал черноуст, как режет ее без клыков, как ранит, не применив ни одного заклятья.

- Что бы ты сделал с тем, кто дочь твою похитит, а ты никак это не исправишь? И знать не будешь, что с ней. Жива ли, мертва. А может жизнь ей хуже смерти, - спросила Клюва намного тише прежнего, страшась, что не сдержит эмоций. Она остановилась, буравя Сивиря исподлобья. - А потом ты и разорвать эту мразь не можешь... Ты... - Клюква обнажила зубы по самые десна, побелевшие от напряжения. - Не смей даже думать, что мы тебя простили.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Изворотливости змееныша можно было позавидовать, но Клюкву только бесило. Он словно всем своим видом подтверждал, что как бы она не старалась, а все равно бессильна. Пожалуй не нашлось бы в Сивире  (как ловко выдумали ведуны от черноречи отмываться новым именем)  качеств, способных оправдать его в глазах разъяренной матери. Да и не хотела она их видеть. То, что дочь не убил - это он, конечно, молодец, только ради каких чудовищных целей он это замыслил?! Клюкве казалось, что она видит его насквозь

- Какой благородный выискался, - протянула она горько и насмешливо.. Кажется, короткая передышка пошла на пользу и воительница в неистовстве заметалась из стороны в сторону, одаривая черноуста тяжестью жестокой совести. - И вот так задаром поможешь?

Хорошо князь удружил: такое оправдание черноусту придумал, с которым и не поспоришь при стае. Все ради какой-то сказочки! И хотелось бы Клюкве сказать, что плевать ей на чужих сыновей, пусть воюют, зря что ли воинами зовутся, а жаль их не меньше, чем своего, такое уж у нее сердце мягкое под огненной шкурой. Только черноусту об этом знать необязательно.

- Убил бы. Хорошо, что ты это понимаешь, - отчеканила Клюква. Измученный враг истекал кровью, но воительница не чувствовала себя победительницей. Верно все говорил, гаденыш, и сама Клюква знала, что не мало бед принесет, расправившись с ним сейчас. И даже не стае, а больше Морошке. Можжевельник твердил, что при любом исходе найдется ягодной место среди семьи и женихи тоже, вот только не могла смириться мать, что станет причиной ее слез и страданий. - Вот придушу тебя, хорошенько, глядишь, еще что-нибудь поймешь. - она щелкнула пастью, слизала с губ кровь. Ее трясло от злости, а внутри болело. И виной тому даже не черноуст перед ней, а возмездие, в котором Клюкве отказано.

- Что ты себе позволяешь?.. - раздался голос Морошки.

И прежде, чем встать у плеча Сивиря, она применила на нем свои чары. Из груди волка, растекаясь по жилам, возник теплый свет, сглаживая боль, стягивая раны. Клюква наблюдала, как ее дочь, беспокойно оглядывая черноуста, коснулась языком его раны на шее и посмотрела на мать так, будто это она - она! - ее предала. Никогда еще Клюква не встречала такого взгляда, а в душе самой от себя стало тошно. - Перестань вести себя так, будто тебя бешеный хорек покусал. Ты на самом деле думаешь, что лишив детей отца, а меня - волка, которого я люблю, сделаешь как лучше?

- Ты как с матерью разговариваешь! То есть, по-твоему, я плохая, да? - прорычала волчица. - От тебя полгода ни одной весточки, даже о внуках не удосужилась сообщить, а ведь мы и помощь бы оказали, и накормили, и обогрели. Нет же! Все с черноустом своим... - взгляд алых глаз яростно перебегал с Морошки на Сивиря. - А ты? Любовь у него! Какая любовь, медведя б тебе на хвост?! Без родни жену оставил, дети худющие, как будто месяц еды не видели! - конечно, Клюква преувеличивала, но могла себе позволить ради драмы и чтобы их обоих совесть замучила. - И зима скоро! Вы чем вообще думали, в горах оставаясь? Или вам мозги там отморозило?

- Это уже наше дело, - все так же спокойно сказала Морошка, но в голосе ее звенела угроза. Она не кричала, но и этого напора хватало. - Ты его слышала. Прошлого не исправить, и никакая месть не заполнит терзающую тебя пустоту. Да, он не идеален, но покажи мне хоть одного волка, который вражескую глотку без удовольствия в зубах держал, и я докажу, что он законченный лжец, - Морошка вышла вперед, на этот раз сама вставая между Клюквой и Сивирем и добавила на этот раз намного мягче: - Я не прошу смириться или простить, но хотя бы пойми. Позволь исправить и наладить хоть что-нибудь, раз уж мы вынуждены находиться рядом.

Клюква дернула губой, зрачки алых глаз расширились, она будто вновь приготовилась вцепиться в кого-нибудь. И все от того, что перед ней стояла ее дочь, добрая и мягкая, наивная до невозможности и почти такая же, какой мать ее запомнила. Если бы не черноуст, перед которым Клюква зареклась не давать слабину, то обязательно бы позволила себе скупую слезу.

- И что ты предлагаешь? В стаю его принять? Позволить мирно жить, подпуская к старикам и детям? - фыркнула она вместо этого и зыркнула на Сивиря испепеляюще. Чтоб не расслаблялся.

- Для начала хотя бы... извиниться, - Морошка пожала плечами, поглядев на обоих.

- Все-то у тебя просто, - с сожалением ответила Клюква. Все та же была ее доченька, с душой нараспашку. Ударишь, а она будто и не чувствует ничего. Глупенькая Морошка. Упрямая. И сильная. - Не стану я перед ним извиняться. Он заработал гораздо больше, чем пару царапин, - сложно, конечно, назвать воинскую ярость царапинами, но Клюква была способна на большее.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

- Морошка-то умеет. Может и не померли вы там только потому, что Морошка все умеет. Наша она, Яробожья. И вырастили, и воспитали, и любовь вложили, - продолжала причитать Клюква. Она если сцепилась с кем на словах, то всегда упорно за собой последнее оставляла. Упрямство - черта для ягодных привычная, и в ней находили они отдушину. Выговорятся, выстрадают, разломают в щепки и только тогда успокоятся. То ли от Можжевельника черта у них такая пошла, то ли еще прапрадед Клюквы упрямством семью прославил. И в искусстве свое отстаивать Клюква поднаторела знатно, не зря с мужем и в хвост и в загривок цапались. Да ей черноуст этот - расплюнуть, - А ты что? Только зубы скалить да языком трепаться.

Улеглась шерсть на загривке волчицы, на морде улыбка расцвела хитрющая, довольная от слов-то черноустовых, будто ждала того.

- Видишь, Морошка. Извинений ему не надо. Какое великодушие, - воительница картинно раскланялась, точно в благодарности, а сама в душе ликует. - А свои извинения принести не желаешь? Конечно, ты для этого слишком гордый! Да и что тебе жизнь брата жены и боль ее матери... Так, мелочь какая-то. Тьфу...

Неужели ждала доченька извинений и от черноуста тоже, а не получив, только губы поджала виновато, словно сама за него извиниться готова. Оправдывает его, милости для него выпрашивает, понять требует. Ну до чего ж мягкая у Клюквы дочь. Породы-то упертой, оно видно, но чтобы вот так перед черноустом брюхом вверх стелиться. И не отмахнешься ведь. Своя кровинушка, родная.

Может и извинялся он перед ней, да только Клюкве от этого ни холодно, ни жарко. Задурил девке мозги, хорошеньким прикинулся. Да только не провести ему материнское чутье. Губит он ее дочь, Морошечку ясную, как солнышко. Любимую, нежную. Вот бы вырвать ее из лап подлеца, а его самого на сук насадить и по миру так гулять пустить, чтоб народ потешался, как его прихвостни над Крыжовником.

В одно до сих пор Клюкве не верилось: простила, значит, дочь убийство брата, и мало того, что защищала убийцу, так и еще и позора за это не страшилась. Клюква, конечно, не оставила бы молодую волчицу на поругание стаи, но в голове не укладывалось, чтобы Морошке было настолько все равно. Воительница с горечью начала задумываться, что зря все это затеяла. Не нужна Морошке ни стая, ни семья, ни мать. Все бы черноусту поддакивать да плодить ему помощничков на будущее. Будто и не научили яробожьи уму-разуму, не вложили осторожность перед безбожником, вот и увязла в его паутине. Как бабочка.

Клюква и сама смешалась в нависшей внезапно тишине. Плюнуть бы и пусть живут, как хотят. Думала о таком волчица ни в не первый раз уже, и с отцом говорила. Столько раз они обсуждали, только сходились на том, что своих ягодные не бросают. Ни Морошку, ни детей ее, наполовину ягодных, своих.

Воительница дернула ухом в сторону шороха и протянула зычно, как будто новый виток энергии получила:

- О, явилась заступница!

Смерила взглядом внимательно и ядовито ухмыльнулась обмену любезностями. Спелись, значит. Очень хорошо, что с поличным их накрыла Клюква, будет что отцу передать, чтобы он планами со старухой не шибко делился.

- А были подарки. И угощения были, я их с раннего утра готовила! - обижено парировала Клюква. - Только вот дочь моя решила, что раз мать полгода ждала, то еще подождет. Я же двужильная, не то что этот!

Нравилось ей задевать черноуста по поводу и без. Не физически, так морально зубы вонзит, пусть знает, с кем дело имеет. Не у себя на болотах больше и никто перед ним плясать не намерен. Только Морошка. Но и ту отучат.

- И вообще... - на этот раз и Хельге пусть достанется. А то выискалась наставница. - С каких это пор ты на его стороне? Хочу и буду мордовать! Кто мне что скажет? За дело по шее получил, будет знать, гаденыш, как наших убивать и насиловать! И внуки пусть знают, что их отец за зверь такой. Душегуб! Кровопийца! Чему он их по-твоему научит? Как старшим дерзить и молодых потрошить? - Клюква демонстративно присела, показывая, что никуда уходить не собирается, и всплеснула лапами. - Это ж сколько волчиц, таких, как Морошка, на болотах пропадали? Может и по его вине тоже. А сколько воинов, а? Волот без отца растет по его вине. Я - без сына. Глядишь и твоей родне досталось, ты знать не знаешь просто. И не добраться до него было через болото поганое, безнаказанным себя мнил. Так вот пока его князь за загривок прижал, пусть за все пролитые стаей слезы отвечает! Не сдохнет, так может поучится чему.

Кажется, с появлением нового слушателя, воительница уже не могла пускать в ход клыки, поэтому словами сполна била. Ее умению учинять скандалы на ровном месте любая позавидует, а тут и место неровное, и почва благодатная.

- Это вы с отцом Морошку увидали и растаяли. Вернулась-вернулась, - она наигранно спародировала радость, но резко сменила тон на прежний, гневный и строгий. - Да как только ирод свистнет, так она ему и лежаночку постелит, и раны залечит. Муж он ей, ага. - Если б могла, подбоченилась. И кажется, будто забыла про несуразную парочку, а жалит и жалит, вокруг ядом льет, чтобы всех задело. - Может еще скажешь, что получше твоего Зверобоя будет, а? Или разонравилась ему такая Морошка? Не по статусу? Вот и хочешь, чтоб она с этим оставалась!

***
Морошка при этом, поприветствовав Хельгу благодарной улыбкой, присела рядом с мужем в качестве молчаливого слушателя. Все смешалось в чувствах. И ошеломление, и стыд, и вина, что на самом деле обошлась так с матерью, и упрямство, с которым не могла ей любимого уступить.

Правду говорила матушка, да только зря сотрясала воздух. Морошка-то знала, или всей душой надеялась, что если и осталось в Сивире что-то от черноуста, то обращены эти жуткие знания и умения на благо семьи. Прирученным был ее супруг, ласковым, только никто в это не верил, а доказать как? И надо ли. Она доверила бы ему свою жизнь и жизнь детей, и этим все было сказано.

- Умеет матушка впечатление произвести, - Морошка тихо усмехнулась, еще раз проведя языком по ране Сивиря на шее, пока мать ругалась на чем свет стоит.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Клюква упрямо вздернула подбородок. Она не испытывала к Хельге презрения или ненависти, старая волчица пользовалась уважением стаи не только за прожитые года, однако попытки Сводящей засунуть нос куда не следует, пожалуй, могли рассердить кого угодно.

- С каких пор у нас заведено, чтобы мать к убийце сына на поклон ходила и радовалась, что он ее дочь увел не пойми куда? - поинтересовалась Клюква. Говорить тише она не стала. Всегда у нее голос сильный, звонкий был. Но то ли утратила потребность в публике, то ли передышку взяла, а с места не сдвинулась. Не угроза Клюкве старая волчица. - К совести хочешь меня призвать? А ты забыла, что сама со своим князем милосердным от меня все скрывали? Я и так, и эдак подступалась, и Можжевельник тоже. Заранее отметили вы нас, как опасность для них и нашего мнения не спросили. А в итоге что? Накипело, вот что.

Прищурившись, Клюква наблюдала, как Морошка своего черноуста обхаживает. Огладила его по загривку мордой и, воспользовавшись шансом, увлекла его за собой в логово. Шепчутся чего-то, как щенки нашкодившие смешки за сдержанными улыбками прячут. На первый взгляд просто пара, каких воительница на каждом углу замечала, но вгрызалось в душу нечто противоестественное и отвратительно. Аж тошно. Убедившись, что они ушли, и сдержав возмущение, Клюква наконец выдохнула. Ее плечи резко расслабились. Невозмутимость дала трещину, но воительница тут же непринужденно отмахнулась:

- Да не стала бы я его убивать. Больно надо перед Остроскалом отчитываться за шкурку подпорченную. Так, потрепала слегка. Уверена, ему и сильней доставалось, - Клюква весело хмыкнула. - На суде, к примеру. Вот там приложили, так приложили.

Отвела немного душу, спустила гнев и полегчало. А сложилось-то все неплохо. Если так и дальше пойдет, может от плохой матери доченьку снова Можжевельник с отцом спасут или дядьки с тетками. Пусть они все хорошие будут. Клюква и на Хельгу бы согласилась, главное чтоб на контрасте виделись Морошке и добрые волки, что защитить ее готовы, а уж Клюква как-нибудь загладит свою вину.

Волчица довольно прикрыла глаза, подставляя морду легкому ветерку с реки. Он потревожил рыжую шерсть на загривке, огладил плечи и грудь. Хорошее логово им князь выбрал. И дичь всегда под боком, и болотами не разит совсем. Может и приживутся. А там и разнять эту парочку несложно. Если не упомянутым Зверобоем - чтоб этим радовичам пусто было, - то кем-нибудь порасторопнее и заинтересованнее. У отца точно должен быть план.

- Ты мне зубы-то не заговаривай, - ответила воительница раздраженно. По горло сыта была Клюква сочувствием чужим и жалостью, она сдержано поднялась и нахмурилась.- Любовь у них, как же... Одна, как ты, добросердечная и всякой падали сочувствует. А он? Что он вообще о любви знает?

А в самом деле что? Этих Древних растят, как сорняки, чтоб только среди черноустов и приживались, другой жизни не знали. Ни матерей, ни отцов. Понимала, конечно, все Клюква, но принимать отказывалась. Как тут примешь, когда от одного его вида кровь закипает. И от чего Морошка такого выбрала? Ну изверг же. По морде и без клейма видно.

Если боги допустили, что у черноуста дети появились, значит с ума посходили боги. Не приходят боги на помощь к смертным, не нужно им волчье горе. Давно уже ясно, что и отметку дают, только чтобы посмотреть свысока, что будет. Вот и тут так же. Смотрят, как у матери сына с дочерью отнимают по глупости их, а потом убийце безродному детей подкидывают. Если это справедливость, то Клюква не яробожья волчица.

- Никому не дано будущее разглядеть так, чтобы ничего не бояться. Когда-то и я была при детях, и будущее их светлым и чудесным видела, и породниться хотели. А теперь? - Клюква отвернулась. - Сыта я вашей моралью, - бросила она. - Иди, подлатай его, а то по старой памяти кровь пускать начнет. И помяни мое слово, как не старайся, как не задабривай, они все равно из стаи уйдут, как дело закончат, и снова про нас забудут. Не нужна ты ей. - Клюква сморгнула подступившие слезы. Хотелось бы воительнице думать, что наиграна ее печаль, но в груди все сжималось от горечи. - И я не нужна.

Она не стала слушать причитаний Хельги. Что взять со старухи? Свой век отживает, имеет право других поучать. Жаль не тому, что для настоящего выживания требуется. Клюква демонстративно потянулась, разминая мышцы, и бодрой походкой, будто ничего ее не сломает, направилась к логову. Были на ее стороне еще хитрости. Не кнутом, так пряником она своего добьется.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Морошка Сивиря за собой в логово увела подальше от возмущенной матери и укрыла за тонкой улыбкой смешок. Ей, как будто это было вчера, вспомнились мары, принявшие облик родни, и самой яростной из них, пожалуй, была матушка. Характер у нее вспыльчивый, азартный, и никакого добра не случается, когда одно пламя с другим сходится. Понимала Морошка, что не по совести поступила с ней, сбежав, а перед этим наобещала, что хорошо все будет. Схитрила, а досталось за всех Сивирю. Каждая рана, становилась и ее раной тоже. Как она вообще допустила это? Растерялась? Думала, что по-другому все сложится? Да и смысл теперь уж задним числом оценивать.

Ведунья по пути в логово коснулась щеки своего волка носом, прильнула плечом осторожно и почувствовала тревогу и гордость. Не опустился до перебранок с Клюквой и не ранил ее, хотя даже Морошке в определенный момент захотелось покусаться. Только кому бы проще стало от лишних ран? Семья и так на взводе, получается, еще и за каждую рану на теле Клюквы спросила бы. Хорошо, что и Сивирь это понимал.

- Ты поступил разумно, не став с ней драться, - решила подбодрить Морошка. - Но если придет с таким настроением еще раз, не давай себя в обиду. И я помогу. А с последствиями разберемся как-нибудь.

Плохо, что такая ситуация вообще возникла. Как бы не решили яробожьи, что запросто могут прийти и укусить, не получив за то наказания. Ведунья всерьез задумалась навестить князя, иначе затея с осколком становилась безопаснее проживания на южном берегу. А князь обещал наоборот... Хах. Вспомнилось Морошке, как она, смирившись, решила на болотах существовать, положившись на обещания Викула. А потом пришла Рагна. Конечно, ее мотивы с матерью не сравнимы, но как будто не могло возмездие до сих пор угомониться.

Дети свернулись клубком в дальнем углу на мягкой оленьей шкуре. Они не спали и выглядели напуганными и ошарашенными не меньше взрослых. Хотелось бы Морошке думать, что они ничего не слышали, однако Клюква скандалила громко. Будто специально. Как жаль, что у детей совсем не было защиты перед фактами, что открывались так стремительно. Не надо было обо всем молчать.

- Ничего, милые, сейчас все закончится, - пообещала Морошка, лизнув каждого в голову. У логова недолго еще звучали приглушенные голоса, но вскоре все стихло. С Клюквой можно было спорить бесконечно, а с Хельгой - бесполезно, и ведунья без раздумий делала ставку на последнюю. По крайней мере в этом словесном бою. - Побудьте в логове немного, хорошо? Отдохните. Мы поговорим после того, как я и Хельга поможем вашему отцу.

Морошке показалось важным отметить для волчат, что наставница не несет для них никакой угрозы. Клюква тоже не обидела бы, но доверять ей стоило меньше. Мало ли что вздумает бабушка внукам наговорить.

Убедившись, что волчатам тепло на новых шкурах, ведунья вернулась к Сивирю.

- Присядь здесь, - велела она деловито, как делала всегда, когда принималась лечить, и указала на лежанку. - Брала я с собой обеззараживающую мазь, если волчата поранятся. Как знала. Еще за водой сбегаю, чтобы промыть раны. Это повезло нам, что не кадавр покусал, - Морошка хихикнула. Да мать страшнее кадавра порой бывает. И забралась в сумки, которые не успела разобрать, по одной вынимая плетеные крохотные пузырьки и емкости. Она не смотрела на них и не нюхала, потому что знала наизусть и безошибочно выбрала нужную. - Вот. Ее может быть мало, но ничего, попрошу у Хельги в долг.

Наставница, пожалуй, поделилась бы травами бескорыстно, но они принадлежали стае, а Морошке ничего от стаи брать не хотелось. А то и в этом повод попрекать найдут. Нет уж.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Морошка пропустила момент, когда в разговоре прозвучало имя Зверобоя, но уж кого точно не хотелось ей обсуждать с Сивирем, так своего несостоявшегося жениха. Или это был кто-от другой из сыновей Хельги? Сама ведунья никогда наверняка у старших не спрашивала: рано ей вроде как было да и учебой больше занималась, чем ухажерами. Но если говорить именно о Зверобое, то конечно же Морошка его помнила. Высокий и статный, с широкой грудью и, если верить обычным девчачьим сплетням полугодовалой давности, - объект всеобщего любования. Морошка и сама иногда украдкой, - в надежде, что ее совсем-совсем не видно, - заглядывалась на воина, стоило ему навестить мать - ведунья тогда почти безвылазно обитала рядом с наставницей и в ее доме ночевала чаще, чем в собственном. Поэтому Зверобой заходил туда часто, но в общем и целом, всегда оставался для Морошки недосягаемым идеалом. Он-то в ее сторону даже не смотрел! Как же это обижало, благо всегда было чем заняться, чтоб по молодым воинам не убиваться. Интересно, построил он свои воинские успехи, как хотел? Не то что бы Морошку это касалось, но хотелось думать, что ни для кого жизнь не стояла на месте.

Она усмехнулась, наблюдая, как Сивирь скачет перед волчатами и вынула еще настои, на этот раз обезболивающие. Это он радуется, пока заклинания работают, а потом мужественно оценит последствия зубищ Клюквы. Кто бы что не говорил о самках, которых якобы слишком сильно берегут в Яробожьей стае, а уж не зря говорят, что за каждым сильным волком есть своя волчица. Порой даже посильнее мужа будет. На секунду Морошка задумалась, что вот отца-то теперь следует навестить поскорее. Клюква скандалит больше, а что Сивирь скажет, когда дело до Шипа дойдет? Чувствовала Морошка недоброе что-то. Никогда прежде не было на южных землях ей так тревожно. Пожалуй только в вечер удачного побега, и отпечаток преступления преследовал ее не хуже, чем клеймо на лбу мужа.

- Пока не герои, - напомнила Морошка, тихо посмеявшись. - Но мне нравится ход твоих мыслей.

Воодушевление Сивиря, не смотря ни на что, ободряло и волчицу. Раз еще шутки шутит, значит плохо старалась матушка, но если упомянуть, что он и после Кровь-воды забавляться не прекращал, то уж и подумать страшно, что на самом деле его бы сломило. Впрочем, знала Морошка пару таких бед, с которыми никому не по плечу совладать, да вспоминать о них не очень хотелось. Лучше уж веселым спутником любоваться, слушать его дерзкие речи, да понежиться рядом. Последнее, конечно, позже.

Ах, как жаль, что вся совесть на двоих досталась ей. От этого Морошка казалась себе очень скучной, но, видимо, на подкорке ей заложено, что за каждое благо, даже совсем маленькое, нужно отплатить. Особенно если это касалось близких.

- Тогда помелочились мы с ценой, получается. Лежанка, еда и лекарства у нас дома были, - Морошка присела рядом, чуть склонившись над довольным мужем. - По яробожьим традициям, в награду у самого князя княжну просят. А если полкняжества впридачу, то были б мы, считай, вторые по богатству волки в Чернолесье. - она мазнула обезболивающим по плечу Сивиря и добавила чуть тише, почти у самого уха - Я на морду княгини бы поглядела, узнай она о таких запросах.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

- Он сын Хельги от первого брака. Из радовичей. Хельга ведь ягодным неродная по крови, просто сошлись они с Можжевельником однажды, так и стала она частью нашей семьи. Звучит запутано?.. - Морошка подмигнула. Волки со стороны редко знали кто в Яробожьей стае кому приходится родней, но, что удивительно, на юге все друг друга если и не помнили наизусть, то на морду знали точно. Нередко и внешние черты подсказывали, к какой семье принадлежит волк. К примеру, среди ягодных чаще всего встречались рыжие. Да и имена они носили приметные. Но Сивиря ведь интересовало не это...

Морошка не знала, нравится ей или нет. Ревность - чувство жестокое, а тот, кто вызывает ее нарочно, поступает подло, поэтому она подбирала слова осторожно, но и так, чтоб не солгать. В конце концов, что было, то было, и волчица не испытывала вины за свои прошлые привязанности.

- Так вот Зверобой, он... - она рассеяно хмыкнула. Для Морошки он был предметом безответного воздыхания и теперь только удивлялась, почему все вдруг заговорили о том, как она ему нравилась. В этом не было никакого смысла! Она точно была уверена, что между ними всегда лежала огромная пропасть. Не была Морошка тогда для него достойной, а сейчас - уже и не хотела. - Я на него засматривалась, когда была младше. Ну, знаешь, по-детки и наивно. Многие волчицы строили ему глазки, поэтому я не питала больших надежд. Но чтобы я ему нравилась... - А ведь если верить матушке, то нравилась. Почему бы? Неужели во все глаза на него глядела, а не замечала? Морошка про себя хихикнула, вспомнив, что и от Сивиря, как-то раз очевидного намека не распознала. Он хотел овладеть ею, а Морошка решила, что ему плохо. Вот он наверное над ней потешался. Может и с Зверобоем так же? Да какая уж теперь разница. - Мне казалось, он на воинском деле женился, славу и уважение заслужить хотел. Не знаю, как он сейчас.

Спросить ли у Хельги? А зачем? Разве что беседу поддержать, если туда заведет, в ином случае закрыть бы глаза да сделать вид, что никаких неожиданных откровений не было. Наверняка матушка в пылу скандала бросила и не заметила или специально, чтобы больше смуты навести, а Сивирь надумывает лишнего. Не его, вина, конечно, но Морошке показалось важным объяснить, что какие бы прежде не были планы у Зверобоя, она не имела к ним сейчас никакого отношения. Он волк видный, найдет еще себе жену по статусу. Если уже не нашел.

Морошка усмехнулась. С прибытием в стаю она будто вновь оказалась узелком с крепкими связями, которые, как не распутывай, не режь, все равно будут единым полотном. Имена волков, их степенная жизнь на теплом южном берегу - все это было частью Морошки, и даже в свою семью, запрятанную далеко в горах, она привнесла южные традиции. И детей называла по-яробожьи, и даже в отдаленном уголке Чернолесья старалась найти общий язык с соседями и помогать им по мере сил.

- Не дает она тебе покоя, - волчица ткнулась носом в нос Сивиря. За полгода Морошка почти не вспоминала о Моране, но что стоило признать наверняка, так это ее непосредственную роль в нынешнем положении дел. Можно ли сказать, что отчасти Морошка была ей благодарна? Да. Но то, какими путями пришлось пройти и ей, и Сивирю по вине княгини, пожалуй, принять было сложно. И все же они здесь, все вместе, какие бы трудности не случались.

Что же тогда гложило Сивиря? Иногда Морошка задумывалась, что их жизнь вовсе не то, о чем он мечтал, и чем ближе становился болотных дух, тем сильнее поднимались в груди тревога и вина. Она старалась этого не выдавать.

Довольно прикрыв глаза, Морошка расслабилась и позволила объятиям Сивиря сомкнуться на загривке заманчивым капканом.

- Не разочаровывай, господин паук, - промурлыкала она, прижавшись носом к уху волка, и устроилась на лежанке радом, - Я рассчитывала, что у тебя уже есть на меня планы.

Морошка смутилась. Будь они наедине, узнал бы Сивирь, кто здесь паук. Да и знал он, пожалуй, прекрасно. Отыскав свое логово в горах, они еще очень долго его не покидали, едва вспоминая о других потребностях помимо друг друга. Головокружительное и беззаботное выдалось времечко, не смотря на тяжелое восстановление Сивиря. А потом оказалось, что зря они смирились с бездетностью и не ко всем сюрпризам готовы. Морошка поджала губы, сдерживая смешок, и поглядела на волчат. Им, конечно, не привыкать, что родители уделяют друг другу внимание, но лучше держаться в рамках приличий и найти им занятие поинтереснее.

Как и ожидалось, голоса на пороге логова совсем скоро стихли. Морошка не успела выпутаться из лап Сивиря - и не очень спешила, по правде сказать, - как услышала Хельгу и смутилась еще больше. Но не растерялась. Подхватив веселое настроение спутника, она поднялась:

- У тебя случай тяжелой запущенности и поразительной везучести, - объявила Морошка, наигранно встревожено. - Боюсь, как бы всех целителей стаи не пришлось созывать.

Одобрительно вильнув хвостом, ведунья посмеялась и наконец оставила Сивиря.

- Как в старые добрые? - поинтересовалась она у наставницы. Когда-то они в кругу остальных учеников любили распивать чай из ароматных трав. Морошка даже на болотах заваривала, чтобы полегче было и одиночество скоротать. С тех пор, правда, все меньше и меньше угощалась - не до того было. А сейчас, почему бы нет? Все лучше,чем после происшествия хмурыми сидеть. - Я как раз собиралась к реке. Принесу воду, заварим чая и промоем раны. Они не глубокие, жертва Клюквы скорее бодр и готов паясничать, чем ранен.

Гостевое логово (семья Сивиря и Морошки) → Река Серебрянка

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

21-е месяца Благословения.
Поздний вечер.

Вернулась! Вести радостные были омрачены шепотками, повтором рассказов того дня, когда подруга сбежала из стаи, и... Но я старалась не слушать. Наслушалась уже, до тошноты, до обгрызенных костей. Не желала слушать больше, а особо немилые речи и вовсе пресекала гневным взглядом или рыком. Спасибо, что по голове чем-нибудь не давала, и то - скорее от воспитания Ярбожьего, чем из-за собственной милости.

Но сегодня у меня практически с самого утра начало валиться всё из зубов. Я со вздохом снова и снова поднимала, ставила на место травы, ступки (или их подобие), потом уходила за припасами, с трудом вспоминая названия, и... В какой-то момент остановилась, стукнув лапой по земле.

- Нет, надо завязывать... Надо всё решить, взять и сделать, - Фыркнула под нос сама себе, подхватила то немногое, что успела собрать, и кинулась назад в стаю, собираться в непрошенные гости.

***

Идя по известной тропе - не потому, что не раз уже бегала, а просто потому, что в родной стае сложно было найти действительно скрытые от глаз места в самом сердце земель. Но а совсем по честному - вызнала заранее, да давно уже, только вот дух метался, идти или нет, нужно или же... Но сегодня метания я отбросила. Вспомнив уроки Княгини, когда негоже бегать, а нужно встречать опасность морда к морде.

В сумке лежали травы, склянки да несколько сушенных ягодок. Уже не середина и не конец летних дней была, и в свежем виде красноречивую ягодку было не назвать. На вид так и ничего необычного. А лапы нести туда, к месту, от которого многие Ярбожьи отплевывались и воротили носы, не позволяя большего лишь от указа Остроскала.

Я осторожно вышла из зарослей, двинув по тропе несуществующей, перебирая лапами, и осторожно принюхивалась. Хмурилась. Много запахов было, очень много, но часть знакомые. Лишь гадать можно было бы, что тут успела натворить огненная и своенравная Клюква и наставница - кажется, даже еще не покинувшая местность...

Я остановилась на некотором расстоянии и коротко, звонко взвыла, давая знать о своем присутствии и визите. Внутреннее как гибкий и молодой прут изогнувшись - то ли всегда так росла, то ли при неудачном взаимодействии хлестну по морде. Осторожничала.

Подпись автора

     

Тишина, служившая по началу ответом, даже напрягала. Словно визит был не старого друга, коллеги по цеху, а кого чуждого, и сама природа затихла. Но то было лишь в начале, а после всё расслабилось, как обычно бивало с лесным зверьем, услыхавшего хищника и навострившего уши.

Личные связи были не при чем. Но и они оказались при делах, резанули по сердцу, когда из логова выбралась наставница, чей запах ранее витал в воздухе, а следы украшали почву. Морошки не было. Не вышла. И я медленно вздохнула, выдавая своё напряжение этим жестом, заставшим хвостом, однако голову почтительно наклонила. Улыбнулась приветливо, хотя и немного кисло. Во всяком случае, пока Хельга не объяснила, в чем дело.

- Вон оно что, они не дома... - Выдохнула я даже с облегчением, взаправду обеспокоившись, что меня просто настолько не пожелали видеть. Мало ли, почему, мало ли какие теперь к Ярбожьим у Морошки взгляды. Особенно когда родные уже постарались - пусть и не понятно, что именно было сделано.

- Да, конечно... Негоже в чужой дом без хозяев, даже если это гостевое убежище, - Закивала я в ответ, присаживаясь. Нервозность прослеживалась в движениях, в лишних действиях, хотя осанку я старалась держать ровной. Не гордой - просто ровной. Не перед Сводящей было тут нос задирать.

- И Клюква его просто... пару раз покусала и ушла? Всего-то? - Выгнула я бровь, обводя поляну взглядом, на которую ранее указала старая (или просто в летах) целительница. Крови было мало, явно меньше, чем могла бы оставить такая яростная и упрямая волчица, как мать Морошки. - Легко же он тогда отделался... С Суда столько слухов ползло о его злодеяниях.

Я скривила губы. Не присутствуя лично - да и не особо хотелось на морду Черноустскую смотреть - я не знала ни речей слово в слово, не украшенных гневом состайников, ни ответов, ни дел, да ничего наверняка не знала, и скоро судить не бралась. Знала лишь, что мучил подругу долгое время, отряд тот, с братьями её, сгубил в том числе - лично ли или по указанию, не знала. А тут... покусали.

"Эка птица, живым после такого уйти от гнева матери. А с нравом Клюквы... Морошка ей не преграда. К сожалению или счастью уж. Но нет, за водой пошел. На своих лапах."

Подпись автора

     

21-е месяца Благословения.
Поздний вечер.

Вопреки ожиданиям, Дягиль оказался не в восторге от долгожданного путешествия, и, описывая ситуацию в двух словах, не постеснялся бы выругаться. Хотя обычно не применял в речи грубостей. Вырванный из привычных мест, он внезапно понял, как сильно ему не хватает уверенности Вереска. Брат своим видом напоминал, что если распахнутые объятья новизны и грозят ему неприятностями, он с этим справится. Уверенность его была в равной степени поразительна, заразна и глупа.

Дягиль бы хотел побыть беспечным иногда. Но вместо этого шагал рядом с отцом, молчаливый, понурый и серьезный, перенимая поведение старшего с пугающей точностью. Ведь в отличие от брата и сестры Дягиль знал о его внутреннем сопротивлении и о причинах опасаться посещать южный берег. Там их не ждет радушный прием. Там враги, которые пытались убить отца. И этот факт имел для волчонка бо́льшее значение, чем давным-давно совершенные преступления.

Ему хотелось так думать.

После уютного логова огромное открытое небо давило как гнет, непривычный простор прежде невиданных земель, звуки и запахи обрушивались на Дягиля, захлестывая чувства. Путь казался нескончаемым, хотя солнце еще только перевалило за середину неба. Дягилю не верилось, что они успеют дойти до темноты. Они шли и шли, он не чуял под собой лап и проклинал необходимость дышать — каждый вдох стоил непомерных усилий. Так внутреннее состояние мешалось с внешним, давило, сжимало, скручивало противоречиями.

Время путешествия тянулось бесконечно, медленно занося над головой неизбежный, пугающий рок. Дягиль до самой границы оставался в подвешенном состоянии, не зная, в какую воду его швырнет случай: холодную или горячую, а может бурный поток, который окончательно снесет его прежний мир.

По прибытии Дягиль оставался тих. Он устал, но недоверие, страх и осторожность словно давали дополнительный ресурс к выживанию. Он вглядывался в морды стражей, крупных, суровых волков, и читал на их бессловесных мордах так много, что кружилась голова. Нахальное любопытство при взгляде на них, волчат. Скрытые злобу и презрение, обращенные к отцу - тонкие паутинки, которые не заметишь, если не ищешь. Сочувствие и жалость к матери. Дягиль наблюдал за волками. Их уши и хвосты были подняты, они здесь главные. Их движения не сковывала присущая семье Дягиля осмотрительность. Они ступали по своей земле. И чем дольше смотрел волчонок, тем больше находил отличий, тем шире росла пропасть между ним, его семьей и этими волками, что могли все разрушить.

Дальше - хуже. Греясь в тусклых лучах осеннего солнца, Дягиль проводил время с сестрой и братом, когда повстречал Клюкву. И она ему не понравилась. Еще бы. Он ощетинился и оскалился. Ужас ответной реакцией прошиб его от носа до подушечек лап. Волчица, бабушка, о которой так степенно рассказывала Хельга, набросилась на отца.

- За что? - выпалил Дягиль подоспевшей матери, и еще ни разу не был так потрясен, услышав ответ. Ему хотелось вырвать уши, чтобы не слышать, зажмуриться, чтобы не видеть, уснуть навсегда, чтобы не знать того, о чем говорила Клюква. Дягиль пожалел о своей проницательности в тот самый миг, как услышал отчаянный крики правды. Он оказался к ней не готов. Вопросы посыпались один за другим, и он получал ответы в воплях волчицы за стенами логова, и обнаруживал, что знал эти ответы задолго до этого, но осознал лишь когда они были выброшены в воздух яростным порывом.

Дягиль сосредоточился на дыхании сестры и брата, на тепле их вздымавшихся боков, на тревоге, что заполнила пустоту убежища, на звенящем ужасе, с которым ему, волчонку трех месяцев пришлось столкнуться. Почему это происходит? Когда закончится? Где укрыться? Как защититься? Подготовленный ко всему, казалось, Дягиль растерялся. Он мысленно трепыхался над поверхностью воды, куда его наконец бросили. И она обжигала холодом до костей.

Черноуст. Его отец черноуст. И отец ли? Неужели все это время он дразнил волчонка правдой, отпечатанной на лбу, и ничего не рассказывал. Играл, наставлял, внушал, что мир неприветлив и опасен, потому что был той самой опасностью... Дягиля охватил озноб. Он беспомощно уткнулся в лежанку, накрыв нос лапами. Что ж это такое? Как теперь быть?

А потом все утихло. Волчонок лежал, не шелохнувшись, и наслаждался оглушающей тишиной. Он не слышал, что ему говорят. Не хотел слышать успокаивающих слов. Он терзал себя беспомощностью, будто от этого могло стать легче. Искал оправдания своей глупости и неосведомленноси и, на счастье, находил достаточно.

Из оков собственных мыслей Дягиля вырвал поднявшийся на лапы Вереск. Старший брат невозмутимо прошел через опустевшее логово твердым шагом, и Дягиль неизбежно потянулся следом.

- Он не злодей, - отрезвляюще сказал Вереск, и Дягиль устыдился своей слабости. Он принял отца за опасность, выученный видеть ее везде и всюду, в то время как брат, не зная даже части того, что знал Дягиль, не усомнился ни на секунду. И готов отстаивать.

Зачем только, подумалось. Там где не рады, и делать нечего, и доказывать не за чем... Только за глупца примут. А правда так и будет зарыта.

Смутившись, серый волчонок втянул поглубже воздух маленькой грудью, ободряюще огладил сидевшую рядом Сирень мордочкой, улыбнулся ей участливо, и порысил к выходу. На пороге сидела Хельга и какая-то волчица, учтивая перед старшей. Дягиль сделал шаг и встал рядом с Вереском.

- Добрый вечер, - бесцветно поприветствовал он. Запрятал переживания поглубже, натянул на губы скованную улыбку. Шире не мог. Не к месту. И вперил взгляд разноцветных глаз в незнакомку. - Вам тоже есть, что рассказать? - спросил любезно и вымучено, до жути правдоподобно. Учился.

Подпись автора

она голод и мор, пади на колени нрав холод и суров девы морены черная луна, вестница смерти плети нави княжна косы сети

смирилось и голову склонило заснуло в небе солнце Ярило на колыбели накрываясь белым маревом мёртвой станет на время земля