Уже волчица, но еще волчонок - Крапива что-то среднее, подростковое, вытянутое ввысь, к солнцу, поэтому худощава и стройна, тонкая, как тростник. Вот-вот покачнется на ветру, а устоит. Юность ее, в целом, ошибочно принимают за слабость - пусть Крапива не из статных могучих воинов, но она любит и принимает себя, и попробуй сказать, что в ней нет утонченности и грации. Она - скользящая по лесной тропе темнота, юркая, настороженная и внимательная, Схватывает на лету, вцепится взглядом ярко-зеленых глаз на хитрой ласочьей морде и все-то подметит, и все-то запомнит. Уши торчком, хвост покачивается параллельно земле. В черной, пыльной шкуре, - за которой Крапива следит лишь изредка, и то, пока носом не ткнешь - торчат прутики, веточки да колтуны. Больно надо прихорашиваться - не красна девочка-припевочка.

Лезет туда, куда не просят и каждому под хвостом затычка - единственная верная характеристика Крапивы. Намучились с ней родители в щенячестве - то убежит куда, вернувшись в грязищи и вонищи, то ежа на зуб попробует, то в смоле измажется. Отец строгим был, лупил изредка по делу и без, а у матери сердце болело, увещеваниями единственную дочь лечила душила. Крапива и рада бы послушной и покладистой быть, ни единого слова поперек не высказать, да не так проста. Прикинется глупенькой, приласкается, как лисица, выждет - и опять за старое. Не со зла она семью изводила - из любопытства скорее. Границы дозволенного выискивала, с каждым озорством убеждаясь, что рамок-то нет - поорут родители да и спустят все с рук, главное улыбнуться раскаяно.
Любит подсматривать, подслушивать и никакого позора в этом никак не углядит. Нет его, наверное. От сплетен держится как можно ближе, - совсем рядышком, уши развесив, - говорят, по душе ей сороки, и болтает волчица безумолку, как они. Упырей заговорит, те от изумления сами попадают. Щенок щенком, пусть и вымахала уже за год, а все дурачится, играется, снегу радуется, теплу первому - все как не от мира сего. А вы Крапиве и рады верить, и подхихикивать в стороне. Есть, наверное, что-то искреннее под слоями скользкой натуры, а пока она скажет что угодно, чтобы понравиться, а на самом деле уже думает, как вас обокрасть.

Иронично маменьку умом-разумом Чернобог обделил - пришло в голову на зиму детей зачинать, миловаться и в мир бренный, в пору мертвую и лютую жизнь уязвимую выпускать. Это потом Крапива узнала, что все ради забавы да веселья было у матери с отцом, разбойников отпетых, неизвестно из каких стай понабежавших, и не рассчитывали они, что выживет кто-то из детей, если родится. Холод и сырость болотная быстро к себе волков забирают покрепче да сильнее волчат, только родившихся. Так умерли все братья и сестры, а живучая Крапива, им порой завидовала, прозябая в топи.
Почему они поселились на западе, где у каждого на уме только зубами разговоры решать, Крапива не знала и не спрашивала. Надо так, значит, и все. Коршуны семью не трогали, под себя постепенно подминали, дань различную требовали, а черноустам до червей, копошащихся в их земле, дела не было. Так и жило разбойничье семейство, и Крапива на судьбу не жаловалась - кому-то ж надо на дне плавать, пока другие у власти место нагретое топчут. Выделяться волчонок, конечно, хотела, да с лиходеями как бывает - голову не там высунул - отгрызли, и инициатива наказуема. Быстро Крапива правила уяснила, законов слушалась, а никаких авторитетов, кроме грубой силы не знала. И с Коршунами дела неплохи были, волчица с их молодняком в свой год на Рассветное Плато ходила, пусть по возрасту в разы старше была. Ее Чернобог отметил. Как маменьку. Хорошо, у Крапивы мозгов побольше будет.
Но, как говорится, нет границ - найдутся, и вот однажды нашла коса на камень и неприятности покатились на голову. Крапиве уже год тогда стукнул, за взрослую держали, со взрослой и спрос, как с прочих. Перешел отец дорогу Коршунам - то ли украл чего, то ли убил. - в суматохе ввалившихся в логово негодяев Крапива и не разобрала толком ничего. С родителями быстро расправились, масштабных судов типы эти не устраивают, а Крапиву черноустам сдать грозились, на забаву кому-нибудь из Древних. И понадеялась волчица тогда на единственное, что у нее было - изворотливость, которой отмерили больше, чем ума ее родичам.
Убежала с болот, всеми несчастьями гонимая, искусанная, избитая, еле дух в себе удерживая. Одна осталась, никому не нужная, повалилась без сил на берегу Кровь-Реки. Легкие огнем горели от того, как быстро удирать пришлось, а в голове набатом бил воодушевленный вой и визг тех, кто на нее охоту устроил. Как уползла и жива осталась - богам одним ведомо, а потом повстречала Никто, волчицу, что преступников и брошенных на произвол судьбы выхаживает. Крапива у нее пристроилась на время, а как на поправку пошла, так удумала помогать - спасла ее Никто, душнила иногда на языке добродетели, которого Крапива знать не знает, но все компаньон какой-то для разговоров.
Боязно волчице в мир из логова Никто выходить. Она и мира-то никогда не видала толком за пределами болот. Вот и сидит, правдами и неправдами рядом с новой знакомой оставаясь. Глядишь, окрепнет, найдет в себе силы дальше идти. Подтолкнул бы кто... Или нашелся тот, кого толкать весело...