Думы разные, думы липкие. Одна другую сменять не хочет, с тяжестью ползут они одна за другой, едва-едва получая внимание. Только в ушах грохочет хохот злобный, который вместе с пульсом мешается и дыханием перебивается. Радостный, ликующий. Поддался ему его верной носитель, а может и сам хотел сделать подобного рода что-то уже давно, да момента подыскать не мог. Разливается по телу тепло, удовольствие от сжимаемой в лапе жизни сладким кажется. Приятно, почти приторно видеть трепыхающуюся птичку, что застряла в сплетении ветвей и в ужасе мечется в поиске выхода. Сожми ее – да кончится жизнь чужая. Сделай еще шаг вперед – и ускорь, замарайся сильнее в крови. Сделай еще один – и свою положи, распрощайся с изжившей себя вещицей.
Сжатые челюсти, что языку в пасти стало тесно, молчание колкое, не требующее нарушения. Глаза тоже молчат: пустые, как промерзшее до дна озеро, не хранящее в себе ни спящих рыб, ни живой травы подводной. Как было в нем что-то в летнюю пору, да жестокая зима решила забрать одним махом, чары свои напустив. Как там говорят? Глаза – зеркало души? В этих пусто, странно пусто, пугающе. Обычно блестит там что-то, теплится. Тоже холодное, но живое. Такое, какое у мертвеца никогда не появится. А сейчас – будто трупу в глаза бездонные заглянул. Только не мутные они, такие же, блестящие, как камушки драгоценные.
И фигура вся каменная, неподвижная. С последней фразой из него и жизнь улетучилась. Почему – непонятно. До того сильно небрежным словом волчица задела, али совпало так удачно, что теперь она винить себя может? Не скажет, не раскается. Только на последствия посмотрит, посмеется. Без радости, без злорадства. Сухо, вложив последний голос свой, тоже отнятый. Весь напряженный, каждая мышца упругая натянута. Словно смерти в глаза смотрит, не волчице. Так, что не поймешь – на нее или сквозь, не видя. Специально замер, али промерз, как и глаза его, не способные жизни показать.
Уколол поступком, как тысячью игл. Каждая из них впилась в нервы, да забралась под кожу, что не вытащишь. Да только умысел в том был, кропотливо выстроенный, но импульсивно воплощенный. Знать надобно, к чему ведет тебя незнакомец, с первого же захода окунувший в бездну. Играл он, может, сам. Строил надежного, а сам первую же возможность увидел и пронзил клыками затылок. Подозревал показательно, чтоб точно не показаться замышляющим неладное. Сам на ходу придумывал, чтоб не выдать плана давно выдуманного. Не показать, что она жертва из сотни, не единственная, а очередная. Или все это ложь проклятая, и все куда изощреннее? Однако, правда, но только отчасти.
Внимательно следил волк за реакцией через прозрачные стеклышки глаз, интересно было до жути, что дальше будет. Читал все: страх, разочарование, обреченность. Проблески того, что нужно было узреть для понимания, на что способна волчица перед ним. Трюк хитрый, но до того действенный, что потряхивало в моменте, сердце дребезжало в ребрах. Давно такого не чувствовавшее. Только вот сам он просчитал как всегда слишком мало вариантов, которые могли развернуться у злополучного края Каменного шрама. В секунду екнуло, показалось, что уже обречена и сама понимает, но потом…
Моргнуть возможности не представилось, да только колыхнуло рослое тело чужое движение: челюсти чужие сомкнулись где-то на щеке, сминая кожу и моча слюной черную шерсть. Пробило резкой, режущей болью. Она с силой ударилась о противоположный конец организма куда-то в затылок или бок, тут же посылая рикошет в мозг. Тут воспаленный увиденным, поддатый чувствуемым, дал команду резкую: «очнись». Наконец пересохшие склеры омылись влажными веками, покосившаяся от веса голова дернулась, через силу направив челюсти к чужой шкуре и смыкая их на серой шерсти, а лапы ударившись в землю оттолкнули тело назад. И не только свое, чужое тоже потянулось следом, повисшее на бедной щеке и слегка поддерживаемое Бесовыми зубами.
Заряженное адреналином тело поперло к спасению, действуя в противовес почти всем весом напиравшему тяжкому грузу. Уж не пушинкой была волчица, пусть и худая. А щека ныла, почти проколотая чужими зубищами. Проскребли когти по камню, чуть не оставив на нем несколько глубоких борозд, да с каждым мигом получалось шаг назад сделать. Только беспамятство, бальзамом ложащееся на стрессовые моменты никак не приходило. Отлично помнил и осознавал Бес каждый подобный момент, в каком бы виде он не происходил. Пусть рвет его на части боль, что выть и орать чудовищем хочется – запомнит, как ясно и вчерашний день. Но только успеваешь об этом задумать после, а сейчас – оба они на плато, да еще и от края отпрянул волк достаточно, скорее на автомате сделав еще несколько шагов.
Сразу вздернул голову, да так резко, что из чужой мертвой хватки высвободился, только немного шерсти в ней и оставив. И сам отпустил, еще раньше. И еще пару шагов задним ходом сделал.
— Осталась силушка богатырская, осталась, – Пробормотал юный, присаживаясь. И глаза вмиг живые стали, и зрачки нормальные вполне. Смотрят осознанно, словно не произошло ничего. — Только не умру так просто, и тебе не надо, – Продолжил он, держа голову низко к земле и потирая больную щеку передней лапой. Все мог ожидать, но то, что в бакенбарду укусит – таки выделилось. И пусть сам он подлым показался, то она теперь тоже хороша. Показала, что из себя представляет, когда выбора не дали.
— Зато хороша, даже лучше, чем я ожидал, – Посмотрел на нее прямо, слегка исподлобья. С этой фразой несколько печально улыбнулся, словно не видел в произошедшем огромной проблемы. — Это уже не та бедняга, что вчера из Кровь-реки вышла, – А вот, как дальше она отреагирует – еще одно испытание. Удалось ли добиться полного раскола окаменелой личности, али придется дальше работать, и все куда хуже, чем он думал? Ведь посягнуть на жизнь – одно из самого резкого и серьезного, что может быть. Ведь жизнь – одна, и их не девять, как у кошек. И ее хранить стоит понадежнее всех сокровищ, что есть на этом свете. Если, конечно, ты не разочарован в ней окончательно.
Стоит только задуматься, что там, на болотах – поступок Беса рядовой, доблестный. Пока для него он необходимость, которая вызовет лишь странное покалывание в груди, для других – способ, и повод для него нужен ветхий. И если Фрея попадет в этот край, не видев и не испытав ничего подобного – то может забыть о своих мечтах и надеждах. Там не такие, как Бес. Там – хуже.
Отредактировано Бес (23.02.2025 12:15:49)
- Подпись автора
Замираю над сопкой, над скалой отвесной
Сиянье, вырезанное в ткани небесной
Найдёшь легко наощупь – пустота меня плотней
Давай договоримся: будь со мной аккуратней.

Я так тебе откроюсь, распорю все швы – смотри
Каждый, кто зашивал меня, забыл что-то внутри
Ты просто будь стерилен, когда погружаешься
Давай посмотрим вместе, как ты облажаешься, и я останусь...
Тебе кажется.