Викул осклабился волку в ответ, тогда как ум его лихорадочно работал над планом собственного спасения. Он пытался думать, как этот невесть откуда взявшийся черноуст, пытался думать, как сам Викул, когда еще был Братом. Что бы позволило потянуть время жертве, загнанной в угол, будь охотником Викул? Изобразить ужас и покорное смирение? Необходимость пресмыкаться перед вонючим бродягой, даже ради спасения собственной жизни, была тошнотворной сама по себе. Всего лишь несколько дней назад Викул имел достаточно силы и власти, чтобы заставить подобную тварь сожрать свой собственный хвост и поблагодарить его за то, что легко отделался.
Но куда важнее было то, что этот план мог и не сработать. Сам Викул, в зависимости от настроения, мог как бросить добычу, воззвавшую к его милосердию, так и прикончить ее из чистого презрения. И тогда что? Пресмыкаться, а после может быть убитым? Или гордо принять битву, и точно быть убитым, но хотя бы на своих условиях?
«Может в том, чтобы умереть с гордо поднятой головой и есть какой-то смысл...» - мелькнула в его голове шальная мысль. Эти дураки, коим не было числа, умирали так. Включая брата Морошки, как его там? Крыжовник. Да, почему-то он помнит, что Крыжовник, как будто все, что связано с этой волчицей отпечаталось в мозгу получше, чем клеймо во лбу.
Они умирали гордо, и Викул смеялся над ними, потому что их гордость уводила их в могилу, пускала даже не по Кровь-Реке, а по ветру, ошметками шкуры и мяса, потехой для черни.
А теперь он чувствовал подкрадывающуюся безысходность. Если бы имело смысл сражаться за свою жизнь, он бы сразился. Лебезил, врал, изворачивался, если бы только знал верный путь к спасению. И, как обещал Морошке, вернулся бы после, сильным, взял бы за каждое слово мольбы сторицей.
Но верного пути не было. Жизнь Викула теперь зависела от желаний и мыслей этого тощего, ободранного, голодного черноуста, чьего имени он даже не знает, как и не знает, о чем тот думает, что заставило бы его помиловать свою жертву. Помиловать. Одно это слово, примененное Викулом к самому себе, перехватывало глотку злобой.
Незнакомец заговорил. Викул следил за ним пристальным, холодным взглядом, не выдавая ни единым выдохом своего облегчения. Пусть поболтает - когда-то, Брату и самому нравилось потрепаться с жертвами перед тем, как убить. Может случится что-то... Боги жестоки, они спасут Викула, ведь какой смысл убивать его теперь, когда он еще не пережил всех страданий, преследующих в Чернолесье клеймленного черноуста, правда? Пока клыки оборванца не сомкнулись на глотке Викула, или пока его магия не разорвала сердце бывшего Брата изнутри, еще есть надежда на случай.
- Поменьше, чем бы ты вспомнил, - фыркнул Викул. Не следовало уж чересчур дразнить черноуста резкими ответами, но и вспоминать собственный голос, измененный болью до неузнаваемости, взывающий к богине-матери тоже не слишком-то хотелось. Викул до сих пор не понимал, что в нем кричало тогда, он не верил, что тот вопль мог принадлежать ему, идти из его глотки.
Он чуть сполз по стенке, все еще стараясь держаться на дрожащих лапах, что давалось ему с трудом. Может, было бы глупо умереть от клыков или магии врага, но не еще ли глупее скончаться просто от слабости, и все на пороге целительского логова. И где она там, в конце концов?!
Незнакомец двинулся к Викулу, и тот быстро огляделся по сторонам - нет, никого, ни шороха, ни звука, ничего, что предвещало бы спасение. Щелкнуть зубами из последних сил по смердящей тухлятиной морде - это, пожалуй, только потешит черноуста, а уж забавлять его Викул точно не хотел. Опустил морду, в попытке защитить глотку, хотя может и не стоило. Если тот нападет, все закончится хотя бы быстро. Теперь уже точно не было смысла полагаться на природную изворотливость, да на руны - Викул сейчас подобен обмороженному кулю с костями, не промахнется по такому только волчонок.
- Я похож на дурака? - хмыкнул он, а про себя подумал: похож, еще как похож. Дурак - было его последней мыслью, прежде чем княгиня проморозила его насквозь, и дурак было же первой, когда оттаял, - нет уж, хочешь убить - бей тут. Может, и про тебя боги вспомнят?
Долгая речь, которую завел волк, означала для Викула только лишь несколько лишних минут жизни. Он бы и вовсе пропустил ее мимо ушей, но прислушивался против воли, пытаясь уловить смысл. Нет, не слов черноуста, его поступков. Понятно, что главный поступок в том, что враг пока не собирался убивать его, вот только почему? Впервые с начала всего этого безумия, Викул почувствовал в себе... заинтересованность? Черноуст, который отговаривает его быть черноустом... Это что, какой-то новый вид безумия?.. Викул даже улыбнулся недоверчиво, как будто бы вместе с любопытством вернулась к нему часть сил, вот только больше ничего ни просить, ни сделать не успел. За спиной волка раздался звонкий и уже знакомый голос, и в воздухе запахло паленой шерстью. Не в силах сдерживаться, Викул согнулся пополам, мешая лающий прерывистый смех с кашлем, снова и снова, чувствуя наконец-то безумное облегчение. Он еще не мог знать наверняка, не чувствовал тому ни единого подтверждения, но все-таки и знал и чувствовал - он спасен! Спасен! Боги все же были жестоки, и что еще хуже, он радовался их жестокости. Они хотели наказать его, а он хотел жить, и эти желания переплелись в тот тугой узел, что и высмеивал-выкашливал Викул в истерике. Он знал, что ничего хорошего ему теперь ждать не следует, очищенному Кровь-водой от сил, власти и бессмертия, но сама возможность продолжать ее, была пьянящим свежим глотком, и он глотал воздух жадно, снова кашляя и снова сгибаясь в хохоте.
Черноуст все еще был слишком близко, но Викул знал - он не посмеет ему навредить, поскольку услышал и другой голос, и понял, кому он принадлежит, хоть и не слышал раньше.
Никто мчалась следом за Крапивой как могла быстро, но все равно скоро отстала. Лапы слушались ее куда хуже, чем резвого волчонка, и она неуклюже выбрасывала их, прямые, но не жаловалась и не думала о своей немощи - она привыкла. Состарившись и ослабев на скудной диете раньше времени, она привыкла и к старости, и к слабости, и ни то, ни другое не мешало ей, как не мешало журчание ручья или свист ветра.
Крапива сказала что черноуст то ли важен, то ли ранен - было сложно разобрать из-за кореньев, которые волчонок несла в пасти. Впрочем, рот Никто тоже был набит корешками - она умела спешить не торопясь, знание, которое приходит с опытом, когда движения твои и мысли становятся настолько упорядоченными, что ты успеваешь подумать обо всем, и ничто не оставить без внимания. Не так уж много времени уйдет, чтобы схватить собранные травы, за такой срок не умрут, если нет в том воли Богов, зато они не пропадут и помогут кому-то другому. Она пыталась привить то же самое Крапиве, вот только приюченная ей волчица была слишком непоседлива, к чему Никто тоже относилась с пониманием - молодость всегда торопится.
Крапива добежала быстрее, и Никто дернула ухом, прислушиваясь к ее тревожному крику. Что-то там было не в порядке! Кто-то напал на ее раненного? Она влетела на полянку перед норой, тяжело дыша, раздувая тощую грудь и осмотрелась. Ее ученица стояла, взъерошившись от быстрого бега, и судя по запаху, только что направила заклятие в черную спину, показавшуюся Никто слишком знакомой.
Одиночка спокойно уложила свои коренья рядом с разбросанными Крапивой, и, протяжно выдохнув последний раз, чтобы выровнять дыхание, позвала:
- Чеслав! Как он?
Она была уверена, что знакомый ей волк, спасенный ею когда-то, оказался возле раненного черноуста, чтобы осмотреть его, и помочь, пока целительницы нет на месте. Сейчас же она сама решительно зашагала к пострадавшему, на ходу наставляя Крапиву:
- Разве можно нападать, не разобравшись? Это Чеслав, он мой хороший друг... он и не думал навредить кому-то, верно? - она подошла к Викулу, мягко коснувшись Чеслава плечом, будто бы приободряя, - вот тебе задание, тогда, посмотри рану Чеслава и смажь ее, исправляй, что натворила... - она говорила ровно и спокойно, уже будто бы не замечая ни Крапивы, ни Чеслава, все ее внимание было приковано к раненному черноусту. Кто-то уже смазал его раны - и смазал хорошо, нос Никто уловил запах отлично сделанной мази, но Боги, сколько же было этих ран! Волка крепко потрепали, прежде чем он добрался сюда. Никто нахмурилась, уловив и тонкий запах Кровь-воды, она, прожившая возле нее столько лет, научилась определять его. На секунду одиночка зажмурилась и покачала головой. Мысль о том, что волки обратили божественное творение, чтобы карать и причинять боль, всегда отдавала для нее горечью. Ей даже не нужно было слушать волка, чтобы понять, что случилось с ним, она будто видела все своими глазами - слишком много бедолаг уже лежали в этом логове, неся на себе тонкий кисло-соленый запах. Да клеймо, выглядевшее ужасно, не оставляло места для вопросов - так карали в Яробожьей стае, и черноуст, получивший клеймо, не ушел бы, не отведав воды из Кровь-Реки. Откровенно говоря, если одиночка хорошо знала обычаи Светозаровых Детей, он и не должен был уйти.
Никто с сочувствием посмотрела на Чеслава, помня о том, что и ему пришлось пережить то же самое. Может, поэтому, он и хотел помочь этому незнакомцу?
Но, долго переживать времени не было. Никто не заметила, чтобы черноуст был в опасности - он был изранен, это верно, но крови почти не было, не считая некоторых царапин и одного, куда более свежего укуса, не обработанного ничем. Заметив на поясе волка бутылочку с кровью, волчица выудила ее, не обращая внимания на наблюдающего за ней Викула и велела:
- Пей.
- Подпись автора
но плащ с плечей ее упал, примяв застежкой рожь,
и понял я, что променял безумье на него ж...
викулу от дека, видимо с любовью
кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи
не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт
викулу от морошки, точно с любовью
А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд
