из Дубравы

Не шибко успели нащелкать челюстями бравые Яробожьи воины, да только Викулу и без того с каждым шагом хуже делалось. Еще выбираясь из дубравы, он думал о том, что сумеет перемахнуть Кровь-Реку, убежит в горы, там отлежится и обойдется без всякой помощи. Но стоило ему приблизиться к багровым водам, как одна мысль о том, чтобы коснуться их, вызвала жестокий приступ тошноты. Хрипя и откашливаясь, Викул шарахнулся как можно дальше от тягучих волн. Разумом он понимал, что больше чем есть, река уже не способна ему навредить, но обожженное, разодранное единственным глотком нутро, поднимало внутри волка мучительный ужас, сопротивляться которому он был не в силах. Кроме того, азарт, вызванный побегом утихал, на смену ему снова приходили боль и слабость. Свежее клеймо, никак не желавшее подживать, сочилось какой-то дрянью: то ли ядовитым отваром, то ли сукровицей, запах собственной опаленной плоти снова становился невыносим, лапы внезапно задрожали и каждая рана, оставленная на теле Викула яростными клыками Можжевельника, засаднила унылой, неуемной болью. Одно хорошо, Морошка смазала их, и они уже немного затянулись, иначе Викул вполне мог бы истечь кровью. Впрочем, хватало на нем и свежих ран, некоторые из которых оставили стражи, некоторые - он сам, продираясь сквозь колючие заросли.
Викул посмотрел на бутылочку с кровью, чудом сохранившуюся у него на поясе. Раньше несколько глотков позволили бы ему мгновенно исцелиться от самых страшных ран, теперь же она стала для него бесполезной. Выхватив склянку, он размахнулся, чтобы разбить ее, но вовремя остановился и вернул обратно. Викул понятия не имел, что будет с ним теперь, когда Кровь-вода выжгла из него силы, которые на южном берегу называли проклятьем, он никогда не задумывался об этом, будучи Древним, получавшим кровь в избытке, с презрением переступавшим через корчившихся от жажды, умирающих Младших. Но теперь, оказавшись здесь один, вдалеке от изобильной и сытной жизни, повинуясь еще не угасшему инстинкту черноуста, решил сохранить кровь, хотя бы до момента, пока не станет ясно, нуждается он в ней еще или нет.
Викул побрел в сторону гор, держась на равном удалении и от Кровь-Реки и от Яробожьих земель. Морошка подсказала ему, где он может найти помощь, но Викул и сам об этом знал. Даже черноусты знали о чокнутой одиночке, что принимает всех без разбора. О ней говорили со злой насмешкой, но говорили, ибо в каждом Младшем (но, конечно, не в Древнем), всегда жил этот страх - оказаться в плену, оказаться клеймленным, оказаться без сил. Кроме того, многие из Коршунов тоже отлично знали о ней - в шайке, где каждый второй красовался отметиной на морде, был вышвырнут или едва не казнен своей стаей, Никто была достаточно частой темой для разговоров.
К ней и отправился Викул, перебирая в воспаленном мозгу способы просить помощи, хотя одна эта необходимость вызывала в нем отторжение. Никогда гордый властный Брат не осквернял своего языка мольбами и просьбами. Впрочем, он больше не был ни властным, ни Братом, имело ли смысл оставаться ему гордым? Кроме того, он вроде как уже переступил эту черту, вознеся молитву к Ладе, после того памятного глотка Кровь-воды.
Его снова затошнило, пришлось отвернуться к кустам. Желудок теперь был абсолютно пуст, и Викул снова задержался взглядом на склянке с кровью. Поможет ли она утолить ему голод и жажду, как было раньше или навредит? Почему он никогда не пытался узнать получше о том, что становится с черноустами, которые перестали быть черноустами? Очевидно, потому что стремиться к этим знаниям, находясь под защитой  Семьи было глупо. Что ж, он надеялся, что хотя бы одиночка, к которой он держит путь, знает больше.
По правую сторону в туманной дымке показались Заячьи холмы. Викул повернул голову налево: где-то здесь должно было находиться логово, и он надеялся, что долго искать его не придется, потому что силы уже почти оставили его, а перед глазами темнело, и зрение странно сужалось, как будто бы устремляясь в одну черную точку.
Хорошо, что этой точкой и оказался вход в логово. Лишь наполовину переползя через порог, Викул упал, не в силах держаться на внезапно ослабевших лапах. И так же не в силах, но уже по другой причине, по причине не вполне еще утраченной гордости, он не смог произнести просьбы о помощи. Просто лежал и смотрел на светлое пятно, и лениво думал, когда же его заметят и почему под землей может быть так светло?

Подпись автора

аватарки от Мораны, Вороники и меня :З

когда ты был мал, ты знал все, что знал, и собаки не брали твой след. теперь ты открыт, ты отбросил свой щит, ты не помнишь, кто прав и кто слеп. ты повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. ты ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.

но тем, кто не спит, не нужен твой сад, в нем нет ни цветов, ни камней. и даже твой бог никому не помог, есть другие, светлей и сильней. и поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре, и даже не в самом хвосте.

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Заслышав шорох, Викул пошевелился, попытавшись втянуть свое тело в нору полностью: то ли желая укрыться, то ли думая, распространяется ли защита одиночки на преступника, если тот лишь наполовину скрыт в ее норе. Но вскоре оставил эти бессмысленные попытки, и только поднял голову, с мрачной усмешкой отметив, что не может держать ее прямо, как бы не пытался - морда дрожала от слабости, и унять эту дрожь было невозможно. Оттого, черное пятно перед глазами, превратившееся в волчицу, прыгало без остановки.
Да еще и ехидничало.
Это определенно не была Никто, поскольку каждый знал, что целительница-одиночка белая и старая, а морда, маячившая перед глазами Викула, была черной и явно принадлежала молодой волчице. Голос, звонкий и нахальный, тоже вряд ли был похож на голос Никто - Викул одиночку вживую не слышал, но Коршуны частенько передразнивали тягучую плавную речь и быстрые сумасшедшие бормотания.
Так, или иначе, от слов незнакомки, Викул на мгновение обмер. Если та говорит правду, и Никто по каким-то причинам, покинула это логово или умерла, то все, что ему остается - подохнуть тут. И это после всего, что он сделал, чтобы выжить? После позорного суда, клеймления, безумного побега? От злости, он скрипнул челюстями, и даже дрожать перестал:
- Мне нужна Никто... - проговорил он очень медленно и раздельно, - я...
Он вздохнул, огрызнулся на себя за неуместную запинку, и выпалил одним духом:
- Я нуждаюсь в помощи.
После чего криво усмехнулся, и, подняв на волчицу взгляд потускневших голубых глаз, добавил:
- А выместись отсюда я не смогу, так и сдохну у тебя на пороге, и начну вонять... Ты сама-то кто? На блаженную целительницу не похожа.

Подпись автора

аватарки от Мораны, Вороники и меня :З

когда ты был мал, ты знал все, что знал, и собаки не брали твой след. теперь ты открыт, ты отбросил свой щит, ты не помнишь, кто прав и кто слеп. ты повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. ты ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.

но тем, кто не спит, не нужен твой сад, в нем нет ни цветов, ни камней. и даже твой бог никому не помог, есть другие, светлей и сильней. и поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре, и даже не в самом хвосте.

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Будь Викул в своей прежней силе, он бы откусил наглому волчонку нос по самую шею, только лишь за одну эту издевательскую улыбку, которая раньше частенько появлялась и на его собственной морде. Но сил у него не было, власти тоже, и видимо теперь, его судьба, а заодно - и кара Богов заключалась в том, чтобы позвлять насмехаться над собой всякому мелкому лесному сброду. Опускаться до долгих объяснений по поводу, кто такая Никто, он посчитал ниже своего достоинства - это развеселило бы волчицу еще сильней. Угрожать он тоже не мог - чего доброго, и в самом деле, бросит его здесь помирать. Да что там говорить: ни одна из линий поведения, которыми Викул пользовался раньше, теперь не годилась. Поэтому, он гордо молчал, буравя незнакомку взглядом, который раньше мог повергнуть любого Младшего в трепет, и скрипя зубами. Он ненавидел свою беспомощность так сильно, что с удовольствием вцепился бы себе в хвост, если бы только мог повернуть голову.
Странно, но волчице как будто бы надоело насмехаться над бывшим черноустом. Во всяком случае она пообещала позвать целительницу, и Викул провожал ее сборы мрачным взглядом. Тревога плескалась внутри, но как-то лениво, как будто бы и на нее сил уже не осталось. Кто знал, говорила ли волчица правду тогда или сейчас? Вдруг, нора и в самом деле оставлена одиночкой, а волчонок приведет вовсе не помощь, а смерть? Или все-таки, Никто и в самом деле всего лишь отлучилась ненадолго? Викул чувствовал запах еще одной волчицы, помимо черненькой, представившейся как Кто - с ума они что ли сошли обе или это очередная шутка? - но не мог, конечно, определенно понять, принадлежит он целительнице или какому-то другому волку. Викул в ярости скребанул лапой по земле, набрав полные когти травы.
- Обязательно, - сообщил он мрачно, на предупреждение волчицы вести себя вежливо с Никто. На мгновение на него упала тень - это волчонок переступила его, словно он был помехой на ее пути. Никто и никогда прежде не смел так вести себя с Братом, на мгновение в нем поднялось жгучее желание вцепиться той в мягкий живот и выпустить кишки, но он лишь хрипло выдохнул через крепко сжатые зубы. Нельзя. Ничего было нельзя из того, что он мог позволить себе раньше. Оставалось лишь слушать удаляющиеся шаги волчицы, и надеяться что с ней придет спасение, а не гибель.

Крапиве не пришлось долго искать Никто - волчица копошилась в зарослях недалеко от Светлой реки - раскапывала корни змеевика. Вымазанная во влажной грязи, она и не сразу заметила свою ученицу, бормоча под нос что-то ласково успокаивающее, по всей видимости для растений, которые собирала:
- А ну, иди-ка сюда...  - ворчание едва слышно, ведь волчица уткнулась носом в землю, - да не хмурься... знаю, что тебе в земле сидеть приятнее, да только надо и на солнышко посмотреть... покажу тебя солнышку, отцу-Яробогу, он тебе силы свои даст, а ты - волкам. А сестричку твою не трону - пусть живет себе в землице, другой весной новых деток вырастит...

Подпись автора

аватарки от Мораны, Вороники и меня :З

когда ты был мал, ты знал все, что знал, и собаки не брали твой след. теперь ты открыт, ты отбросил свой щит, ты не помнишь, кто прав и кто слеп. ты повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. ты ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.

но тем, кто не спит, не нужен твой сад, в нем нет ни цветов, ни камней. и даже твой бог никому не помог, есть другие, светлей и сильней. и поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре, и даже не в самом хвосте.

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Начало игры

Редко Лихарь спускался с гор, но если и гнала его какая необходимость, то предпочитал идти ночью вдоль Кровь-Реки, слушая мягкий плеск ее волн. Звук убаюкивал, опускал на дно желудка терзающий голод. Лихарю казалось, что за столько лет, он привык к нему но, достигая пика, голод принимал форму навязчивой зубной боли. И боль эта вгрызалась в череп, терзала мозг до головокружения и пьянящего беспамятства.

Как правило под лапой всегда была Извика или пойманный бедняга, которого хватало бы на долгие месяцы при хорошем уходе. Но ни того, ни другого у Лихаря сейчас не было. Извика навещала семью у яробожьих, а пленник исдох прежде, чем черноуст выскреб из него остатки жизненных сил.

Подобное случалось раньше, и, чтобы не убить первого встречного, Лихарь бродил вдоль алой реки. Ее запах отбивал желание вонзать клыки в чужую плоть, держал, точно в ошейнике.

Не живой и не мертвый, безумный от жажды крови, черноуст шагом отмерял тяжелый грохот сердца, дышал через пасть, потому что рядом была жизнь. Лихарь чуял ее, хотел ее. Вспороть глотку, напиться всласть, терзать до самого рассвета... но черноуст проглатывал вязкую слюну и шел дальше. Он мог продержаться до возвращения Извики, главное, переставлять лапы и ни о чем не думать.

У Заячьих Холмов черноуст замедлился, почти крался, хорошо зная эту часть берега. Настолько хорошо, что лишись он всех органов чувств, все равно бы наткнулся на нору здешней обитательницы, как крохотный щенок тянется к теплу материнского тела. И воспоминания о тех днях покоя отзывались в груди тоской и сожалением. Лихарь и после бывал у Никто, приносил добычу, которую сам не ел, и никогда не рассказывал, кем стал. Она бы поняла и посочувствовала - он знал это, но ни в понимании, ни в сочувствии не нуждался.

На короткий миг Лихарь подумал прийти к Никто и заснуть вместе с жаждой под мерное, знакомое бормотание, и этого мига хватило, чтобы лапы понесли черноуста к норе, чей ход издали виднелся среди зарослей. А может, она уже спит? Лихарь криво оскалился, единственный раз переменилось выражение морды с момента, как вышел из пещеры, и на пороге отшельницы помедлил. Он позволял себе эту слабость, потому что иной у него не было, и смаковал странное, забытое чувство уязвимости. Ее бы он не укусил.

Но стоило подойти поближе, как у входа в нору образовался силуэт. Лихарь настороженно дернул острым ухом, хватая посторонние шорохи, но, кажется волк у норы был один и определить его принадлежность к какой-либо стае Лихарь так и не смог. Да и какая разница? Одно он знал точно - причину, по которой незнакомец явился. И раз этот мешок с кровью лежит здесь, значит Никто отлучилась. Не оставит она раненного или больного вот так. Ею - и кем-то еще - до сих пор здесь пахло. Отлучилась в такой час? Бывало, что и Лихаря она оставляла без присмотра, но в отличие от этого волка, бывший мастер алой учины на пороге не растягивался. Может, помер, пока шел? Есть ли в нем еще капля горячей крови?

Вспомнил, и глотку свело до боли, желудок сжало, а перед глазами только кровавая пелена. Рывком оказался Лихарь у норы и схватил серого волка за заднюю лапу, чтобы вытянуть наружу и сожрать.

Отредактировано Лихарь (06.11.2024 19:03:41)

Подпись автора

дыши, дыши глубже, движения резче       
запоминай лучше,  куда пробить легче
не дай занять зверю  в твоей душе место
и только ты знаешь, что там уже тесно.

Лихарь сразу понял, что волк еще жив - зубы ударили по сократившимся мышцах, не вспоров кожи. Сухой от жажды язык нащупал под серой короткой шерстью бьющуюся вену, и черноуст надавил сильнее, но если прокусил кожу, то слой меха не пропустил в пасть ни капли.

Жертва, к его чести, не верещал от ужаса, даже рычать удумал, задергался. Ожидаемо. Красноглазый проворчал в ответ, подбадривая, все равно недолго трепыхаться, перехватил волка поудобнее и протащил по земле, как мешок, набитый костями.

Сам Лихарь выглядел не лучше, - обтянутое всклокоченной шкурой нечто, выползшее из недр пещеры, - однако на его стороне был эффект неожиданности, сила очень голодного черноуста, холодный расчет и умение сладить со строптивым ужином. Его не занимало, что говорил волк. Они все что-то говорят, умоляют, угрожают, торгуются, в ножки падают - знали бы, что Лихарь за это язык вырвет, лучше б молчали. Сейчас ничего не имело ценности помимо крови, и черный получит ее. Сполна.

В выборе жертв он привередлив не был - ему что самка, что самец главное здоровые. Таких надолго растянуть не грех, но недобитка у норы целительницы  в живых Лихарь оставлять не собирался. Зачем, спрашивается? Впрочем и это перестало заботить.

Он выволок его из норы окончательно, покусывая в разные части лапы по мере того, как волк брыкался, один раз получил по голове, но кажется будто жажда и боль притупила. Лихаря не забавляла охота на волка так, как на оленя, но всякий раз, добывая кровь, он сравнивал их и находил много общего. Всем им хотелось жить.

Но не время думать. Некогда.

Лихарь резко отпустил жертву и, не глядя на морду, - больно надо на его глазки любоваться, - ударил в лоб передней лапой, пришпилив голову к земле. А второй прошелся по спине, слитным движение пересчитав ряд выступающих позвонков, и удержал на холке. Навис сам, закрывая бледный свет луны, и запустил клыки жертве в загривок.

На мгновение все замерло, Лихарь жадно пил волка, вжимая его всем весом в каменистую почву, но после пятого глотка желудок скрутило жгучим спазмом и вытолкнуло содержимое фонтаном из глотки. Дыхание перехватило. Лихарь резко втянул воздух и отпрянул, не сразу сообразив, что произошло. Тряхнул головой, расставляя мысли по местам.

- Агх! Вот ж гадство! - он сплюнул сгусток крови, вычищая зубами язык, но мерзкий, отравляющий привкус был и на них. Снова зашелся в кашле, сотрясая исхудавшие бока.

Да кто ж из богов такую шутку удумал?! Подложить голодному черноусту полудохлого! Лихарь бы посмеялся, не окажись участником этого развлечения.

Бросив на неожиданного знакомца рассерженный взгляд,  он только теперь обнаружил у него клеймо. Жажда так ослепила, что очевидное от глаз ускользнуло, и кто ж теперь виноват - представляться им было некогда.

- Ты какого хрена с болот выполз? - пророкотал Лихарь и быстро нашел новое оправдание угробить волка. Если сожрать не получилось, то хотя бы прирежет его, как черноуста - все-то польза миру. Оскалился и двинулся на него вновь.

Отредактировано Лихарь (06.11.2024 19:04:21)

Подпись автора

дыши, дыши глубже, движения резче       
запоминай лучше,  куда пробить легче
не дай занять зверю  в твоей душе место
и только ты знаешь, что там уже тесно.

Лихарь с кашлем выплеснул на землю еще крови, хотя мог поклясться, что и половины не выпил. Желудок сильнее сжало от голода, но волк решительно настроился держать его впредь покрепче. В одном его неудавшийся ужин был прав - тащить в пасть каждого прохожего не лучшая затея. Но кто ж знал, что единственным живым волком на пути от самых Острых скал окажется черноуст! Оскорбленный выходкой случая, Лихарь, однако, намерений не изменил - вытряхнет из костлявой туши дух. Вот радость.

Черноуст тем временем прильнул к норе Никто в безутешной попытке стоять на лапах перед врагом. Похвально. Лихарь достаточно убил, чтобы узнать любимый типаж своих жертв - его тешили чужие сопротивления и волки, не дающиеся под клык, точно безвольные барашки. Те только блеяли о спасении, насылали проклятья, какие Лихарь слышал сотый раз по кругу - скука. Ломать сильных занятнее и в какой-то извращенной степени честнее. Никогда не знаешь, что выкинут, как, например, этот - нашел спасение под защитой холодных камней. Думает, наверное, что раз хозяйка здесь неприкасаемая, то и место - тоже. Лихарь никогда не спрашивал, но готов был положить дни своей долгосрочной жизни, чтобы выстроить для Никто любое другое жилище ей по нраву и угождать замысловатым просьбам, пока ей самой не надоест.

Он раскрыл пасть, зачерпнув заклятье, чтобы стереть волка в пыль, но услышав о Кровь-воде, хрипло рассмеялся, потрясая головой. Один раз искупавшись в ней, наглотавшись вдоволь, Лихарь не боялся ее кары, но на пробу жадно облизнул пасть. Боги сегодня щедры на забавы, может и угостили незадачливого охотника. Он прислушался к ощущениям, но не отыскал жгучей горечи священных вод - на губах оставалась исключительно мерзкая черноустова гниль.

- Так ты после Кровь-Реки, - черный дважды издевательски щелкнул зубами, напоминая волку о недавнем укусе, и одарил улыбкой чуть скошенной на правую сторону. Мог бы и догадаться, посмеялся над собой Лихарь. По той же причине здесь обживался. Но одно дело он, тогда еще ведун, съедобный для него сейчас, а другое - черноуст.

- Хороша водичка, да? Скольких богов помянул, выродок? - утробный тихий рык из распахнутой глотки. Сам Лихарь, знай, поминал одно лишь имя, потому что в богов и без священной дряни верил.

Черноуст подступил к волку, обозначая, что ему некуда деваться. Позади каменная стена и, быть может, нора, из которой выйдет только один, а спереди - он, Лихарь, голодное черное отродье, готовое укусить снова. Сам или кадавром - тут уж как придется.

- Нааадо же! Черноуст о чувствах других заговорил. Так может отойдем, чтоб не огорчать старушку? Или ты на праведный путь ступить удумал?- он склонил голову на бок, вперив взгляд алых глаз в холодные глаза незнакомца. Говорил вкрадчиво, смакуя каждое слово: - Меня-то зря пугаешь - пуганый. А знаешь, что должно напугать тебя? Твоя кровь, спасшая тебя сейчас, станет обычной, как у скота, который ты на болотах давил. И может мне даже имеет смысл пока не убивать тебя... Что думаешь?

Лихарь ожидал, что волк нападет в бессильном порыве окончить свою жизнь достойно. У каждого имелась своя причуда в виде красочного порока: например, гордость. Зависть. Банальное желание потрепать противника напоследок. Он не удивится. Наоборот, голод подогревал в нем желание вывернуть кого-нибудь наизнанку. Дай повод.

- Поживи, ведун, - прозвучало бы заботливо, не будь зловеще. Черный приблизился вплотную, обжигая морду волка запахом его же крови на хищно оскаленных зубах. - Нарасти мяса на сытной пище, погрейся на солнце, думая что получил второй шанс. Может, и волчица какая на тебя клюнет, любить будет. Насладись этим, как следует. Так ты будешь... Вкуснее. Для всех твоих бывших собратьев. А вернешься в черноусты... - понизил голос до бархатного шепота. - и у меня найдется повод выпотрошить все, что тебе дорого.

Зря ты с болот выполз. Зря, думал Лихарь, взирая на врага исподлобья. Но раз добрался сюда поганец, значит поживет немного. И не потому, что кровь проливать стыдно, - вон ее сколько выблевал на потеху богам, - а все с той же теплой мыслью о волчице, обидеть которую не смел и которая давала второй шанс даже самой загубленной душе.

А он, Лихарь, уж проследит, чтобы шанс был использован верно.

Отредактировано Лихарь (07.11.2024 14:09:15)

Подпись автора

дыши, дыши глубже, движения резче       
запоминай лучше,  куда пробить легче
не дай занять зверю  в твоей душе место
и только ты знаешь, что там уже тесно.

Викул осклабился волку в ответ, тогда как ум его лихорадочно работал над планом собственного спасения. Он пытался думать, как этот невесть откуда взявшийся черноуст, пытался думать, как сам Викул, когда еще был Братом. Что бы позволило потянуть время жертве, загнанной в угол, будь охотником Викул? Изобразить ужас и покорное смирение? Необходимость пресмыкаться перед вонючим бродягой, даже ради спасения собственной жизни, была тошнотворной сама по себе. Всего лишь несколько дней назад Викул имел достаточно силы и власти, чтобы заставить подобную тварь сожрать свой собственный хвост и поблагодарить его за то, что легко отделался.
Но куда важнее было то, что этот план мог и не сработать. Сам Викул, в зависимости от настроения, мог как бросить добычу, воззвавшую к его милосердию, так и прикончить ее из чистого презрения. И тогда что? Пресмыкаться, а после может быть убитым? Или гордо принять битву, и точно быть убитым, но хотя бы на своих условиях?
«Может в том, чтобы умереть с гордо поднятой головой и есть какой-то смысл...» - мелькнула в его голове шальная мысль. Эти дураки, коим не было числа, умирали так. Включая брата Морошки, как его там? Крыжовник. Да, почему-то он помнит, что Крыжовник, как будто все, что связано с этой волчицей отпечаталось в мозгу получше, чем клеймо во лбу.
Они умирали гордо, и Викул смеялся над ними, потому что их гордость уводила их в могилу, пускала даже не по Кровь-Реке, а по ветру, ошметками шкуры и мяса, потехой для черни.
А теперь он чувствовал подкрадывающуюся безысходность. Если бы имело смысл сражаться за свою жизнь, он бы сразился. Лебезил, врал, изворачивался, если бы только знал верный путь к спасению. И, как обещал Морошке, вернулся бы после, сильным, взял бы за каждое слово мольбы сторицей.
Но верного пути не было. Жизнь Викула теперь зависела от желаний и мыслей этого тощего, ободранного, голодного черноуста, чьего имени он даже не знает, как и не знает, о чем тот думает, что заставило бы его помиловать свою жертву. Помиловать. Одно это слово, примененное Викулом к самому себе, перехватывало глотку злобой.
Незнакомец заговорил. Викул следил за ним пристальным, холодным взглядом, не выдавая ни единым выдохом своего облегчения. Пусть поболтает - когда-то, Брату и самому нравилось потрепаться с жертвами перед тем, как убить. Может случится что-то... Боги жестоки, они спасут Викула, ведь какой смысл убивать его теперь, когда он еще не пережил всех страданий, преследующих в Чернолесье клеймленного черноуста, правда? Пока клыки оборванца не сомкнулись на глотке Викула, или пока его магия не разорвала сердце бывшего Брата изнутри, еще есть надежда на случай.
- Поменьше, чем бы ты вспомнил, - фыркнул Викул. Не следовало уж чересчур дразнить черноуста резкими ответами, но и вспоминать собственный голос, измененный болью до неузнаваемости, взывающий к богине-матери тоже не слишком-то хотелось. Викул до сих пор не понимал, что в нем кричало тогда, он не верил, что тот вопль мог принадлежать ему, идти из его глотки.
Он чуть сполз по стенке, все еще стараясь держаться на дрожащих лапах, что давалось ему с трудом. Может, было бы глупо умереть от клыков или магии врага, но не еще ли глупее скончаться просто от слабости, и все на пороге целительского логова. И где она там, в конце концов?!
Незнакомец двинулся к Викулу, и тот быстро огляделся по сторонам - нет, никого, ни шороха, ни звука, ничего, что предвещало бы спасение. Щелкнуть зубами из последних сил по смердящей тухлятиной морде - это, пожалуй, только потешит черноуста, а уж забавлять его Викул точно не хотел. Опустил морду, в попытке защитить глотку, хотя может и не стоило. Если тот нападет, все закончится хотя бы быстро. Теперь уже точно не было смысла полагаться на природную изворотливость, да на руны - Викул сейчас подобен обмороженному кулю с костями, не промахнется по такому только волчонок.
- Я похож на дурака? - хмыкнул он, а про себя подумал: похож, еще как похож. Дурак - было его последней мыслью, прежде чем княгиня проморозила его насквозь, и дурак было же первой, когда оттаял, - нет уж, хочешь убить - бей тут. Может, и про тебя боги вспомнят?
Долгая речь, которую завел волк, означала для Викула только лишь несколько лишних минут жизни. Он бы и вовсе пропустил ее мимо ушей, но прислушивался против воли, пытаясь уловить смысл. Нет, не слов черноуста, его поступков. Понятно, что главный поступок в том, что враг пока не собирался убивать его, вот только почему? Впервые с начала всего этого безумия, Викул почувствовал в себе... заинтересованность? Черноуст, который отговаривает его быть черноустом... Это что, какой-то новый вид безумия?.. Викул даже улыбнулся недоверчиво, как будто бы вместе с любопытством вернулась к нему часть сил, вот только больше ничего ни просить, ни сделать не успел. За спиной волка раздался звонкий и уже знакомый голос, и в воздухе запахло паленой шерстью. Не в силах сдерживаться, Викул согнулся пополам, мешая лающий прерывистый смех с кашлем, снова и снова, чувствуя наконец-то безумное облегчение. Он еще не мог знать наверняка, не чувствовал тому ни единого подтверждения, но все-таки и знал и чувствовал - он спасен! Спасен! Боги все же были жестоки, и что еще хуже, он радовался их жестокости. Они хотели наказать его, а он хотел жить, и эти желания переплелись в тот тугой узел, что и высмеивал-выкашливал Викул в истерике. Он знал, что ничего хорошего ему теперь ждать не следует, очищенному Кровь-водой от сил, власти и бессмертия, но сама возможность продолжать ее, была пьянящим свежим глотком, и он глотал воздух жадно, снова кашляя и снова сгибаясь в хохоте.
Черноуст все еще был слишком близко, но Викул знал - он не посмеет ему навредить, поскольку услышал и другой голос, и понял, кому он принадлежит, хоть и не слышал раньше.

Никто мчалась следом за Крапивой как могла быстро, но все равно скоро отстала. Лапы слушались ее куда хуже, чем резвого волчонка, и она неуклюже выбрасывала их, прямые, но не жаловалась и не думала о своей немощи - она привыкла. Состарившись и ослабев на скудной диете раньше времени, она привыкла и к старости, и к слабости, и ни то, ни другое не мешало ей, как не мешало журчание ручья или свист ветра.
Крапива сказала что черноуст то ли важен, то ли ранен - было сложно разобрать из-за кореньев, которые волчонок несла в пасти. Впрочем, рот Никто тоже был набит корешками - она умела спешить не торопясь, знание, которое приходит с опытом, когда движения твои и мысли становятся настолько упорядоченными, что ты успеваешь подумать обо всем, и ничто не оставить без внимания. Не так уж много времени уйдет, чтобы схватить собранные травы, за такой срок не умрут, если нет в том воли Богов, зато они не пропадут и помогут кому-то другому. Она пыталась привить то же самое Крапиве, вот только приюченная ей волчица была слишком непоседлива, к чему Никто тоже относилась с пониманием - молодость всегда торопится.
Крапива добежала быстрее, и Никто дернула ухом, прислушиваясь к ее тревожному крику. Что-то там было не в порядке! Кто-то напал на ее раненного? Она влетела на полянку перед норой, тяжело дыша, раздувая тощую грудь и осмотрелась. Ее ученица стояла, взъерошившись от быстрого бега, и судя по запаху, только что направила заклятие в черную спину, показавшуюся Никто слишком знакомой.
Одиночка спокойно уложила свои коренья рядом с разбросанными Крапивой, и, протяжно выдохнув последний раз, чтобы выровнять дыхание, позвала:
- Чеслав! Как он?
Она была уверена, что знакомый ей волк, спасенный ею когда-то, оказался возле раненного черноуста, чтобы осмотреть его, и помочь, пока целительницы нет на месте. Сейчас же она сама решительно зашагала к пострадавшему, на ходу наставляя Крапиву:
- Разве можно нападать, не разобравшись? Это Чеслав, он мой хороший друг... он и не думал навредить кому-то, верно? - она подошла к Викулу, мягко коснувшись Чеслава плечом, будто бы приободряя, - вот тебе задание, тогда, посмотри рану Чеслава и смажь ее, исправляй, что натворила... - она говорила ровно и спокойно, уже будто бы не замечая ни Крапивы, ни Чеслава, все ее внимание было приковано к раненному черноусту. Кто-то уже смазал его раны - и смазал хорошо, нос Никто уловил запах отлично сделанной мази, но Боги, сколько же было этих ран! Волка крепко потрепали, прежде чем он добрался сюда. Никто нахмурилась, уловив и тонкий запах Кровь-воды, она, прожившая возле нее столько лет, научилась определять его. На секунду одиночка зажмурилась и покачала головой. Мысль о том, что волки обратили божественное творение, чтобы карать и причинять боль, всегда отдавала для нее горечью. Ей даже не нужно было слушать волка, чтобы понять, что случилось с ним, она будто видела все своими глазами - слишком много бедолаг уже лежали в этом логове, неся на себе тонкий кисло-соленый запах. Да клеймо, выглядевшее ужасно, не оставляло места для вопросов - так карали в Яробожьей стае, и черноуст, получивший клеймо, не ушел бы, не отведав воды из Кровь-Реки. Откровенно говоря, если одиночка хорошо знала обычаи Светозаровых Детей, он и не должен был уйти.
Никто с сочувствием посмотрела на Чеслава, помня о том, что и ему пришлось пережить то же самое. Может, поэтому, он и хотел помочь этому незнакомцу?
Но, долго переживать времени не было. Никто не заметила, чтобы черноуст был в опасности - он был изранен, это верно, но крови почти не было, не считая некоторых царапин и одного, куда более свежего укуса, не обработанного ничем. Заметив на поясе волка бутылочку с кровью, волчица выудила ее, не обращая внимания на наблюдающего за ней Викула и велела:
- Пей.

Подпись автора

аватарки от Мораны, Вороники и меня :З

когда ты был мал, ты знал все, что знал, и собаки не брали твой след. теперь ты открыт, ты отбросил свой щит, ты не помнишь, кто прав и кто слеп. ты повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. ты ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.

но тем, кто не спит, не нужен твой сад, в нем нет ни цветов, ни камней. и даже твой бог никому не помог, есть другие, светлей и сильней. и поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре, и даже не в самом хвосте.

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

"Я его ударила!" - паническая мысль прилетела раньше, чем Крапива сообразила, что ей за это будет. Она проучила нападающего, сбила с толку, знала это четко и ясно, видела это в страхе, отпечатавшемся на морде ночного гостя. Он был беззащитен перед врагом, Крапива видела (видела!) как второй наступал, и пусть слышала их разговор отдаленно, могла поклясться, что черный сейчас куда страшнее серого. Он хотя бы стоит на лапах и может укусить! И когда он, рыча, развернулся, чтобы наградить ее за решительность, Крапива машинально отступила и рассеялась в полумраке. Одни глаза сверкнули напоследок.

С чего она взялась кого-то спасать? Ради справедливости и защиты слабого? Крапива бы хвост и уши отдала в подтверждение, что никогда еще не вступалась за других. Пусть этим страдают те, кто возомнил себя сильнее, или на худой конец те, кого боги нарекли любимцем. Значит она понадеялась на защиту Никто? Крапива не знала ответа, но взбодрилась, услышав смех ночного гостя, завиляла хвостом. Его облегчение передалось ей и разлилось в груди чем-то теплым и волнующим, невысказанной благодарностью, которую он и не озвучит никогда. Она и сама не знала, как благодарность облачается в слова. И после этого речь Никто показалась Крапиве совсем не связной глупостью.

- Но он хотел напасть! Я видела! - по телу прошла рябь, и волчица постепенно возвратилась в осязаемый мир. - Он...

Поймав взгляд Чеслава, - вот это имечко с такой-то рожей, - Крапива умолкла и даже порадовалась, что он отказался от ее услуг. Впрочем Крапива от собственных целительских порывов тоже отказалась бы.

- Только не говори, что и он может остаться ночевать с нами? Нора, конечно, вместительная... - но эти двое будут делить одну лежанку на двоих, в таком случае.

Волчица проскользнула мимо Чеслава так, чтоб их разделяла Никто и присела рядом с ней и горе-черноустом с любопытством навострив уши. Целительница подхватила одну из склянок, которые ранее Крапива подумывала прикарманить, и предложила ему.

- Это кровь? - спросила она, скривившись. Крапиве посчастливилось не стать закуской черноустов, и одна только мысль наблюдать за тем, как они едят, вызывала отвращение. - Брр. Пойду-ка я лучше... это... Похозяйничаю в восточном углу.

Пусть сами со всем разбираются. Волчица вернулась к разбросанным корешкам и сделала вид, будто увлечена ими, а сама то и дело отводила уши в сторону говоривших. Может ей перепадет очередная сплетня.

Подпись автора

новенькой подводкой я накрашу себе стрелочки,
самая красивая приду на перестрелочку

подпись и ава от мораны

Лихарь берег свои тайны как мог. И не потому, что они имели какую-то важность или ценность, - он распоряжался тайнами вольно, на свое усмотрение и ради выгоды, и, как правило, получал ее в нужный момент. Некоторые волки Чернолесья считали его мертвым, и, оступаясь в сохранности своих секретов, как сейчас, Лихарь убеждался, что многим выгодно считать Чеслава таковым. Мертвый Чеслав - удобный Чеслав. Другие, чуть понадежнее, знали, что он жив, не ведая о случившемся, или знали, что жив, но понятия не имели, кто он такой. Слухи, домыслы, догадки - никто от них не застрахован.

Лихарь опасался другого: если ковыряться в захороненных секретах слишком глубоко, слишком долго, можно отыскать боль переломанных от магического удара костей, горечь предательства, прожигающего наравне с кровь-водой. Не было ни единой клеточки не теле Чеслава, которой бы она не коснулась. Он был в кровь-воде, обволакиваемый густым красным потоком, сам стал красным, воспаленным ничто, наглотался всласть, вдохнул полной грудью, навсегда усвоил прелесть божественной кары. Одно не учел наставник: камешка потяжелее ученику на шею не повесил. И давно бы расплатился за ошибку, не будь на душе заживляющих слов Никто.

А теперь после слов черноуста - не зря они так зовутся - в один миг, соединяющая его и Никто нить оборвалась, оставив Лихаря созерцать ошметок былой связи. Или ему лишь показалось, но что-то надорвалось, захрустело, затрещало и этим нечто, к удивлению черноуста, оказалось Доверие. Не его, конечно, но Никто. Лихарь, нет, Чеслав, ее подвел. Причем подвел давно и провинился лишь тем, что не рассказал об этом раньше, водил за нос, пользовался дружбой в корыстных целях. А она... Оправдывает его, как и прежде.

И первым, что пришло на ум со слепящей ясностью, был не гнев, не обида, даже не ужас от разоблачения. А раскаяние. Лихарь не любил его и, пожалуй, взаимно, ведь за раскаянием всегда лежала его ошибка: начиная от первого невыученного урока и заканчивая замученной на смерть жертвой. Какое уж тут раскаяние? Чего оно теперь стоит?

Но не сказать все равно, что зарыться во лжи еще сильнее.

Горло сдавило признанием, лучше он скажет это сам, чем черноуст, по незнанию сболтнувший лишнего. Отрицать смысла не было.

- Он не врет. О крови,  - подал голос Лихарь, все так же глядя исподлобья, но теперь на Никто. Только на нее, потому что остальное было неважно. - Твои травы меня больше не исцелят. Прости.

И сомкнул веки, зная, что не выдержит потрясения в ее взгляде. Быть может, разочарования, боли, даже гнева. Способна ли Никто на гнев, как способны боги? Или она и в этом их обошла?

Думать не хотелось. Слишком тяжело. Но на смену тяжести мыслей придет инстинкт, желание сожрать волчиц и даже черноуста хотя бы за его длинный язык. Ох, и не любил Лихарь болтливых, а теперь мог лишь надеяться, что язык незнакомца сослужил плохую службу не только Лихарю, и на болтуна найдется заказчик. Да хотя бы тот, кто клеймом серую морду разукрасил. Нужно спросить у Извики. А пока...

Кровь. Ею тянуло со всех сторон, сильнее всего - от бутылочки в лапах волчицы, но Лихарь провел долгие месяцы в попытках обуздать голод и после неудачного нападения больше не смел ему потакать. Швырнул в темный угол. Разберется позже.

- И раз нам больше нечего скрывать... - он вдохнул полной грудью и выпрямился, одарив черноуста очередным щелчком пасти, но улыбнулся все так же радушно, как если бы шутку удумал: - Ты смотри, ведун, Никто добра тебе желает, а ты нос воротишь. Пей, говорят, по-хорошему, пока я не залил тебе кровь насильно. Знаешь ведь, что могу.

"Вместе с бутылочкой," - подумал Лихарь, помрачнев, но калеке ж об этом знать не нужно.

Больше на Никто он не смотрел, но чувствовал, что разговор состоится так или иначе. Поднялся неспешно и развернулся к Кровь-реке.

- Помоги ему. Я побуду недалеко, - сказал он тихо, ни к кому не обратившись, и смиренно направился к воде. Послушать, принять неизбежное.

Отредактировано Лихарь (23.11.2024 06:09:12)

Подпись автора

дыши, дыши глубже, движения резче       
запоминай лучше,  куда пробить легче
не дай занять зверю  в твоей душе место
и только ты знаешь, что там уже тесно.

Никто смотрела на Чеслава с доброй улыбкой, как будто бы верила в то, что сейчас он и сам скажет серому, что нечего про него лгать, а лучше - помириться и забыть все обиды. Но с каждым словом черного, эта улыбка становилась все более растерянной:
- Нет... Чеслав, погоди... - произнесла она, словно все еще надеясь, что это какая-то неудачная шутка или неясность, в которой стоит разобраться - и все снова станет как прежде, - ты ведь не мог...
Но каждое слово, звучавшее из уст черного волка, подтверждало обратное. Он говорил правду, и Никто, шагнувшая было к нему, приоткрыла рот на полувздохе, не опустила занесенную для шага лапу, замерла, нахмурив лоб и шевеля ушами, будто думала, что слух подводит ее. Ошеломленная и раздавленная этой правдой, она не находила больше слов - так и молчала, пока Чеслав внушал серому, что ему необходимо поесть.
Волк отошел, и Никто все еще смотрела ему в спину, беззвучно шевеля губами. Ее отвлекла Крапива, и волчица, вздрогнув, повернула к волчонку морду. Черная говорила, что не ляжет спать рядом с черноустом, но это же какая-то глупость!
И все-таки, все-таки, следовало признать. Чеслав и в самом деле черноуст. Теперь его терзает жажда, и Крапива не хочет ложиться с ним в одном логове, потому что боится, и половина Чернолесья теперь будет бояться Чеслава, узнав правду о нем, а вторая половина - презирать, и он выбрал это сам... Или может... его заставили?
- Погоди, Крапивушка... - рассеянно сказал Никто Крапиве. Встряхнулась беспомощно, поглядела на волчицу, - Пригляди за нашим гостем, да не бойся, не тронет он тебя.
Пригладив по пути макушку волчонка носом, она направилась за Чеславом, что сидел на берегу Кровь-Реки. Замерла на секунду за его спиной, словно решаясь на что-то, а после, решительно уселась рядом. Возле самых лап несла свои воды тягучая, медленная, алая вода, и Никто могла только догадываться, о чем думает черный, глядя на эту воду. Напоминает ли она ему о жажде, или больше - о той беде, которая приключилась с ним, прежде, чем он попал в логово целительницы?
Никто вздохнула, собираясь с мыслями, спросила внезапно охрипшим голосом:
- Голодный? Напоить тебя? - ей было не впервой делиться своей кровью с клейменными черноустами, подобранными на берегу. Но ни разу она еще не предлагала этого таким печальным голосом, - тяжело тебе будет обратно вернуться, Чеслав. Ни разу не слышала я о том, чтобы кто-то воды из Кровь-Реки дважды отведал, да чтоб второй раз по своей воле. Зачем же ты такое с собой сделал? Или, вынудил кто?

Драма, развернувшаяся у логова, забавляла Викула настолько, что он даже забыл о боли в клейме, поглядывая, прищурившись, за тем, как кается черный черноуст, и как вытянулась морда у белой одиночки. Скрестив перед собой лапы, он переводил взгляд то на одного, то на другую, как будто следил за волчатами, перетягивающими кость. Чувство мрачного удовлетворения не стало меньше, даже когда Чеслав обратился к нему:
- Не можешь, - ответил он ровно тем же тоном, которым недавно черноуст убеждал его в том, что он дурак, - а то у бабули сердечко лопнет. А ты ведь хороший мальчик, хоть и кровосос.
Странно, но то, что Чеслав - черноуст, а Викул - нет, дарило ему чувство, что он лучше черного. Во всяком случае, не по его вине у Никто такая растерянно-жалкая морда. Нет, будь Викул все еще кровопийцей, ему-то было бы глубоко все равно на то, что думает о нем Никто. Но ему определенно доставляло удовольствие то, что Чеслав сейчас наверняка чувствует себя провинившимся щенком. Так забавно - взять силу, равную Богам, и при этом испытывать стыд перед какой-то одиночкой. Не по зубам, значит, Чеславу такая сила.  Вон, ушел к Кровь-реке, выражая спиной всю скорбь этого мира. И Никто убралась за ним. Викул раздраженно щелкнул зубами ей вслед - разве, она не должна была смазать его раны? А она спихнула его на черную нахалку, имя которой показалось Брату странно знакомым. Слышал он его что ли где-то?
- Не трону я тебя, - ласково ухмыльнулся Викул, обратившись к Крапиве, - разве что крови выпью... самую капельку...
Он кинул взгляд на бутылочку, оставленную волчицей, втянул запах, исходящий от нее, запах, желаннее которого для него прежде ничего не было, и, поперхнувшись, закашлялся. Да что же за проклятье! Он был голоден, желудок, освобожденный по пути к логову целительницы, сжимало спазмами, но он не мог даже смотреть спокойно на жидкость, что цветом так напоминала Кровь-воду. И вместо бутылочки с кровью, он видел перед собой тот сосуд... На один глоток... Глоток, который...
- Ладно, - выдохнул он, - не будем о крови. Я тебя как будто видел где-то, м? Мы не встречались раньше?

Подпись автора

аватарки от Мораны, Вороники и меня :З

когда ты был мал, ты знал все, что знал, и собаки не брали твой след. теперь ты открыт, ты отбросил свой щит, ты не помнишь, кто прав и кто слеп. ты повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. ты ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.

но тем, кто не спит, не нужен твой сад, в нем нет ни цветов, ни камней. и даже твой бог никому не помог, есть другие, светлей и сильней. и поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре, и даже не в самом хвосте.

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Имя в ласковой форме подействовало, как бальзам на душу, и Крапива, - или Крапивушка, - зажмурилась блаженно, получив еще и заботливое прикосновение. Ну до чего ж приятно, хоть вечно сиди так и наслаждайся. Стряхнула волчица тревогу, как поленявшую шерсть, и дурашливо заулыбалась, простив старушке все ее странные привязанности. Тем более она ведь не знала, что ее приятель черноуст. Вот пусть и спит теперь Чеслав на улице, раз обидел ее.

Одно плохо - черный ушел и увлек за собой Никто, а серый так и сидит. И тоже улыбается, хитрец довольный.

- У тебя есть баночка с кровью. Там тоже капелька, - Крапива повторила его ласковую интонацию. - Ее и пей.

Но черноуст в очередной раз морду от баночки отвернул, и волчица склонила на бок голову. Внутри шевельнулось любопытство, но спрашивать в лоб не стала.

- Меня Крапива звать. Или Кто, - она пожала плечами, невинно улыбнувшись, но в глазах ни капли стыда. - Спорим, ты поверил, что меня так зовут.

Волчица бросила корешки на камне, поднялась и, навострив заинтересованно ушки, приблизилась к черноусту. А ведь у нее тоже возникало знакомое чувство. Где-то она его уже видела. Ви-де-ла! Понятно, что на болотах, но с черноустами Крапива дел не имела, она и видела-то их немного. В основном Младшие к Коршунам без дела или поручения не ходят, и все к голове, разве что... Разве что ее теория верна и он один из тех, кого на морду знать обязательно.

- Ты из Древних, - осенило. А уж Древних, тем более самцов, и вовсе по пальцам пересчитать можно. И волчица, как стояла рядышком с черноустом, так и плюхнулась обратно на задницу, открыв изумленно рот. - Ты же...  Ты Викул. - она вытаращила глаза, прижала уши, огляделась воровато и сказала намного тише: - Брат Древних. Ка-как ты здесь вообще оказался?

Ну вылитый! Особенно когда лыбу давит! Одно только клеймо в замешательство вводит. Дрожь пробрала от осознания, что совсем недавно Крапива и над ним смеялась. И что теперь? Паниковать? В ножки падать? Извиняться?  Боязно, конечно, что укусит, зубы-то ему никто не выдрал, но Никто неподалеку, а уж Крапива позаботится, чтобы ее на дальнем конце Заячьих Холмов услышали.

- А я... - волчица замялась, выискивая потерянный дар речи, а как нашла, так все с тревоги и выдала: - А я тоже с болот. Не ужились мои родственнички с Коршунами, их и порешили незнамо за что, а меня хотели черноустам скормить... Ну, то есть вам. Вот я и сбежала, сижу теперь здесь. Никто меня травкам всяким учит, да какая из меня целительница, когда все эти корешки, - хоть гладкие, хоть шершавые, хоть полосатые, - абсолютно одинаковые. Вроде запомню одно, а она на следующий день, что-то новое тащит, а я ей за это зайчиков с яробожьих холмов ношу... А ты это, располагайся в норе, я сейчас третью лежанку сделаю, только Никто сказала о тебе позаботиться, поэтому, - Крапива наконец умолкла ни капли не запыхавшись, бросила взгляд на баночку с кровью. - Надо выпить. Не знаю уж, чего не хочешь, но ты можешь закрыть глаза, а я залью тебе кровь в пасть. Это, конечно, противненько, но голодный черноуст оно ж всегда не к добру, правильно?

Подпись автора

новенькой подводкой я накрашу себе стрелочки,
самая красивая приду на перестрелочку

подпись и ава от мораны

"Все ты прекрасно слышала," - фыркнул про себя Лихарь, ни одним движением не выдав недовольства, - "Раз говоришь, что боги отвернулись, так и зови соответствующе". Но спорить все равно что волков у логова веселить, воздух сотрясать и ярость поднимать из глубин, куда голод загнан и таится, часа ждет. Лихарь мог найти много поводов не начинать конфликт, если это было необходимо здесь и сейчас. И столько же, чтобы его начать.

Когда Никто ударила по воде, Лихарь поморщился от разлетевшихся в стороны легких брызг и в очередной раз поразился, что волчицу ничуть не пугает Кровь-Река. Бывала ли она, как он, жертвой течения и потому не боялась? Или отсутствие какой-либо власти, силы и алчных порывов делали Никто неуязвимой перед карой богов? Ведь река не страшна лишь тогда, когда ей нечего отнимать.  И все эти вопросы раз за разом заставляли Лихаря задумываться о том, кто же она такая.

Он знал, что она скажет и уважал ее, более того, любил со странной смесью дружбы и наставничества, добровольно признавая себя учеником, принимая ее влияние, ее мировоззрение. Так было проще: идти по указанной тропинке, не поддаваясь зреющей мести, не вороша угли яростного пламени, не касаясь прошлого, которое напоминало лишь о большом предательстве, об ударе, который он молча снес и ушел в тень. Лихарь принял на веру, через себя перешагнул, похрустывая обломками покореженной жизни, утраченной силы и веры в волков, которым был предан. И чем его наградили за это боги? Беспомощным жалким существованием, где он, прежде сильнейший из учеников, алый мастер, скрывался от разбойников, как последний трус, был избит и повержен. Это ли не жестокость богов? И если боги все же не жестоки, то почему позволили ему пересечься с сестрой? В чем был замысел того испытания? Показать, что предасть может даже родная кровь? Или что каждый делает свой выбор и отвечает за это в полной мере? За убийство. За коварство. За зависть. А иногда тебя опрокинут в Кровь-реку только потому, что ты обратился с вопросом не к тому волку, и искупляй это, как знаешь. Лихарь расплылся в улыбке и чуть не расхохотался, ведь первый раз его покарали даже не за судьбоносный выбор! Надо было не спрашивать, а грызть дурачину Черномора кадавром, так бы хоть не за пустяк перед богами кланялся! Наивный Чеслав.

Хевел - или же Тень, как она себя называла, - сделала свой выбор и заплатила жизнью. И Чеслав сделал. И платить будет, пусть даже смертью. Он не рассчитывал на милость богов, на то, что испив из Кровь-воды второй раз по своей воле, выживет. Жизнь ему не нужна, он положил ее на алтарь охоты на черноустов в тот момент, как прикончил первого. Заменил жажду мести жаждой крови и охоты. И если богам будет угодно, пусть забирают и Ворона, и Чеслава, и Лихаря, но лишь тогда, когда бой будет окончен.

- Я говорил не в оправдание, а просто потому, что ты спросила, - Лихарь задумчиво обернулся к логову, где сидели двое, черноуст и волчица, и вздохнул. - - Я знаю, что совершил, и не жду прощения. Если у кого-то еще есть второй шанс, пусть они им и пользуются, - сказал он спокойно. Много раз об этом думал, лежа в темноте и тишине горной пещеры. - А я выпью из Кровь-реки не за тем, чтобы беззаботно жить дальше. Это не сделка с богами, Никто, этой мой выбор казни. Пусть меня казнят боги, чем твари, возомнившие себя богами.

Но стоило волчице пустить кровь, как спокойствие сдуло леденящим инстинктом. Лихарь вскинулся одним прыжком подальше от Никто, будто она его укусила, встопорщился множеством черных острых игл, клацнул зубами и все дальнейшие слова волчицы потонули в разгневанной жажде.

- А за себя не боишься?! Каждому черноусту кровь предлагать... - рыкнул он порывисто, обижено и переступил лапой с камня на камень, но таким тяжелым показался тот шаг, каким никогда не был. Ноздри трепетали, глаза горели в темноте желанием вспороть не одну такую жилу, живот прилип к позвоночнику, болезненным спазмом напоминая о том, как недалеко Лихарь от бездумного стремления кромсать жизни ради собственной. Горячее дыхание обожгло обнаженные зубы, пасть наполнилась слюной, а тело, содрогаясь, выгнулось, как перед прыжком.

И Извики рядом нет. Что же ее задержало? Беспорядок какой у Яробожьих случился? Не от них ли теперь прячется здесь черноуст? Лихарь бросил взгляд к норе в надежде отвлечь голову мыслями, но все они уже потонули в пьянящем запахе пущенной крови.

- Да чтоб вас с вашим милосердием... - прохрипел вымученно, отпустив голод, и стремительно приблизился к волчице, сел вплотную. Собственная шерсть показалась Лихарю беспосветно-черной в сравнении с подсвеченной в лунном свете шерстью Никто.  Склонившись, он сжал ее лапу челюстями до боли: и в лапе, и в челюстях. Не ранил, но стиснул сильнее, чем мог контролировать, зализывая рану языком и жадно делая глоток. Ожог на спине защипало, насыщение в считанные мгновения отняло боль, но не печаль от того, как все обернулось. Может, она его и помиловала, может, ей стало легче, но впредь не ходить Лихарю до ее логова, чтобы не вспоминать надежду на искупление, которую он так зачарованно пил.

Подпись автора

дыши, дыши глубже, движения резче       
запоминай лучше,  куда пробить легче
не дай занять зверю  в твоей душе место
и только ты знаешь, что там уже тесно.

Разговоры с черной малявкой слегка отвлекали от запаха крови, что и манил Викула, и вызывал отвращение. Заодно, и немного развеивал мысли о своей беспомощности, от которой хотелось рычать и отгрызть себе все лапы:
- Мало ли какие порядки у твоей Никто, - уклончиво ответил он Крапиве, - я поверил, что тебя сейчас так зовут. Впрочем, не знаю, удивился бы тому, что кому-то пришло в голову обозвать так волчонка.
Он наморщил было лоб, пытаясь понять, откуда же ему все-таки знакомо это имя, а на самом деле - почему ему так интересно попытаться это вспомнить, но тут же зашипел от боли, прижав уши. Видимо, ближайшее время ему придется избавиться от привычки постоянно гримасничать, любое движение кожи на морде задевало клеймо.
Зато вот мелкой черной волчице ничего не мешало. Викул пошевелил ушами, когда та назвала его Древним, и осторожно усмехнулся:
- Был Древний, да весь вышел. Хотя, - он окинул нескладную фигурку взглядом, - для тебя-то я поди и правда древний.
Он давно уже не считал прожитых лет - к чему это черноусту, который будет оставаться молодым и здоровым, пока не захлебнется в крови. И только сейчас подумал о том, что через пару лет его вполне могут начинать одолевать первые болезни, с которыми уже не справиться кровью, а еще через несколько он станет вполне себе дряхлой развалиной. Если проживет столько:
- Только не трепись, - предупредил он опешившую от удивления Крапиву. Впрочем, та и сама понизила голос, - я ведь тебе нигде дорожку перебежать не успел, ты моей смерти не хочешь?
Первый раз в жизни Викул задавал подобный вопрос. Раньше он чувствовал на себе ненависть и страх всего Чернолесья, и нес их как трофей  вместе со своей чудовищной силой, при удобном случае преумножая и то, и другое. Например, убив Крыжовника тогда, или Верея. Тьфу, проклятые имена. Но ему нравилось, что его ненавидели и боялись.
Оказывается, это не так здорово, когда ты слаб и смертен.
- А я уж думал, каждая сорока растрепала, - Викул вздохнул, - сбежал с Яробожьего суда. Только толку с того. Кровь-водой они меня все ж угостить успели. И солнышком в лоб приложили...
Он подумал, что может Крапиве было бы интересно послушать историю про Морошку, в конце концов, волчицы в таком возрасте любят всякое драматичное про любовь (по опыту Викула, такое нравилось и самкам постарше), но с недавних пор он мог произносить имя рыжей волчицы только про себя, и всякий раз с таким приступом гнева, что лучше было и вовсе не вспоминать.
Только как забудешь...
Поэтому он предпочел слушать Крапиву, положив голову на лапы и устало сощурившись. Он никогда не думал о том, чем и как живут Коршуны - эти падальщики болот. Они должны были таскать черноустам жертв и избавлять их от неприятностей. С кем они ссорятся или дружат сверх того, не беспокоило, пожалуй, ни одного из Древних,  до тех пор, пока наглецы не захотели бы восстать против них.
- Не великого видно ума были твои родители, раз на болотах жили, - протянул он лениво, - или они тоже клеймом были отмечены?
Волчонок снова завела разговор про кровь. Викул дернул носом:
- Не боишься? Вдруг мне свеженькой захочется? - потом вздохнул, - что ж, давай попробуем...
Он закрыл глаза - совсем, как тогда, когда они с Морошкой сбежали с кровавого пиршества Древних. Только тогда, на болотах, где он был хозяином, ему было страшнее. А здесь, лишенный сил, среди незнакомых волков, он уже не боялся. То ли терять было нечего, то ли слишком устал.

Подпись автора

аватарки от Мораны, Вороники и меня :З

когда ты был мал, ты знал все, что знал, и собаки не брали твой след. теперь ты открыт, ты отбросил свой щит, ты не помнишь, кто прав и кто слеп. ты повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. ты ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.

но тем, кто не спит, не нужен твой сад, в нем нет ни цветов, ни камней. и даже твой бог никому не помог, есть другие, светлей и сильней. и поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре, и даже не в самом хвосте.

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Остановиться всегда сложнее. Лихарь делал глоток, вторя ударам сердца, отчитывая ту грань, за которую заступать запрещено, иначе пьянящее насыщение одержит верх. Хватит и того, что заставит рассудок мыслить здраво, и Лихарь взял эту малость, а позже, ослабив хватку, осторожно опустил лапу волчицы к земле. Замер так, склонившись, помолчал мгновение, раздумывая.

- Не боги решают, как нам жить или умирать, - сказал он тихо, вслушиваясь в плещущиеся волны Кровь-Реки, чтобы биение сердца Никто над самым ухом стало потише. - Мы приходим из одних чертогов в другие - то верно, но Явь делим с сородичами, а не с богами. И уживаемся, как можем.

Лихарь медленно выпрямился, огладив носом белый мех волчицы, вдыхая ароматы лекарственных трав, липы, кленов, цветущей дикой вишни и яблонь. Нос все еще помнил многообразие запахов, посылая образы на кончик языка, но позабытые вкусы отзывались пеплом во рту. Никто была у реки совсем недавно, догадался Лихарь, и будь она там подольше, может и не было бы никакого разговора. И никакого серого черноуста тоже. Впрочем, Лихарь в тайне даже порадовался - один лживый камень с души упал

- Ты лечишь отчаявшихся и отверженных, потому что сердце у тебя доброе и желание такое. И погибнешь не потому, что боги так велят, а потому что твои действия и поступки приведут к этому, - мысли о смерти волчицы отозвались горечью. Если кто и заслуживал долгой и счастливой жизни, то она, и боги свидетели, Лихарь знал о чем говорит. - И я живу, как считаю нужным, за поступки ответ держу и за последствия тоже. А прощение богов, - он усмехнулся. - Я же отступник. Думаешь, взмолюсь о прощении Ладе и оно мне с неба свалится?  Нееет. Мне только Яробожья кара, и под ней я хожу, ибо знаю, что никакие мольбы не уберегут, и все, чего хочу, - это резать черноустов ему на потеху. Ну не забавно ли, а? Что праведник, что черноуст - богам все равно. Они претворяются, что черноусты им неугодны, но будь так на самом деле, никакой бы Зимарь от их ярости не спасся, никакой ведун кадавра бы не поднял, если б не Чернобожья гордыня. Черноусты - его и Макошь творение, допущенное остальными богами! Потому не нужно мне прощение двуличных вершителей судеб. По горло я ими сыт!

Лихарь поднял взгляд к небу и прикрыл глаза. Никогда бы раньше не сказал подобного, уважал он и богов, и богинь, но сколько не прожил на Острых Скалах, сколько б не убил на пороге Небесных Гор, а Яробогу все равно будто. Давно бы уже размазал по стенам пещеры неугодного Лихаря, а нет. Значит и в этом есть какой-то смысл?

- А у кого я и должен просить прощения, так это у тебя. Я не заслуживаю его, но где-то еще остался Чеслав, у которого и совесть была, и честь,- он вздохнул, заглянул в янтарные глаза Никто. - Боги там, а ты здесь, живешь как все, пусть и окутана разного рода тайнами. Не их милосердие спасло мне жизнь тогда, и благодарен я не им. И страшно виноват в том, какой путь выбрал. Но это мой путь, Никто.

Странно было сидеть с ней вот так на берегу Кровь-Реки, где он чувствовал себя очень маленьким и незначительным в сравнение с ней, точно волчонок под материнской защитой, а может и уязвимый волк, открывший душу перед возлюбленной. Странно, спокойно и пугающе одновременно. Как давно они так сидели? Казалось, прошла целая вечность. Лихарь прикрыл глаза и приподнял носом подбородок волчицы, потерся о мех настолько светлый, насколько сам Лихарь был черен, и на минуту с опаской подумал, как бы не запятнать эту белую шерсть дегтем своего прикосновения.

- Я должен уйти, - признался он. - Уж больно притягательны речи об искуплении из твоих уст. Не хочу в них верить, не хочу, чтоб и они позже оказались ложью.

Отредактировано Лихарь (01.12.2024 06:41:46)

Подпись автора

дыши, дыши глубже, движения резче       
запоминай лучше,  куда пробить легче
не дай занять зверю  в твоей душе место
и только ты знаешь, что там уже тесно.