С момента чудесного освобождения тянулись долгие, однообразные дни, полные, казалось бы, привычной суеты. По крайней мере, Морошка ее такой помнила.

Сколько прошло? Больше трех недель.

Сколько осталось? Неделя. Ровно.

Морошка все чаще сидела у норы и наблюдала, как оскал бледного месяца набирает силу. Она будто хотела если не остановить, то замедлить взглядом неизбежное течение времени. Или надолго оттянуть момент, когда придется принимать полное противоречий решение. Она знала, что должна нет, просто обязана, начать сначала.

Ей жилось ни хорошо, ни плохо.

Она сама не могла понять, каково ей. Будто выздоравливала после затяжной болезни и с трудом приходила в себя. Она была в безопасности. Ей давали кров, пищу и внимание, сколько могли. И Морошка честно занимала себя делами. Какими угодно. Одергивала дурные мысли учебой, семьей, вновь беззаботной, свободной жизнью. Она находила множество доводов оставаться среди Яробожьих волков, упираясь лапами в крепкую землю. А земля  питала ее решимостью и надеждой, что все будет хорошо. Морошка проводила больше времени среди тех, кто не смотрел на нее с жалостью или подозрением. Иных избегала, не вступая в конфликты. Ягодные, как умели, приглушали случайные шепотки и с каждым днем Морошка, замечая их все меньше, чувствовала себя неблагодарной.

Она думала, что все наладится, стоит сыграть роль прежней светозаровой дочери и не оборачиваться на запад. Втиснуться крохотным рачком в уютную раковину, но та оказалась уже мала.

А может сделать вид, что никакого плена не было? И это пробовала. Бесполезно. Каждый, кто хотя бы краем уха слышал ее историю, не мог оторвать глаз от невидимого отпечатка, что оставили на ней Черные Топи.

Притвориться, что не слышала слов, сказанных на прощание? Да как же забыть? Сердце сильней сжимается, ведь каждый сделанный вдох наполнял душу благодарностью и прощением.

И в итоге волчица оказалась в замкнутом круге, где то, чему сопротивляешься, усиливается, а то, на что внимательно смотришь, исчезает.

Как сейчас. Ей следовало набрать трав и вернуться к Хельге, но Морошка рассеяно водила взглядом вдоль линии горизонта и цветы были ей абсолютно безразличны. Она не замечала даже следовавших рядом родичей, не говоря уже о гостях. Ей хотелось, чтобы солнце не грело так заботливо, ветер не нес запахов дубравы и стаи, потому что все ее мысли были вовсе не с ними. Внутри у Морошки тревожно ныло, а тоска копилась, копилась, наполняясь в невидимый пузырь, и все норовила прорваться наружу. Оттого она была грустной, молчаливой и кроткой – и упорно старалась не думать, сколько всего произошло с ней за последние несколько месяцев.

- Сестра! - окликнул кто-то.

Морошка равнодушно повела носом на звук, не сразу различив в голосе знакомые нотки, но стоило взгляду оранжевых глаз наткнуться на светло-серые, точно скованная льдом река глаза, на изящный темный силуэт среди пышных соцветий, как сердце в груди безудержно заколотилось о ребра.

- Вороника? - спросила, словно не поверила. Развернулась к сестре, обронив корзинку, что несла с собой легкими чарами. - Это в самом деле ты...

Не вопрос, скорее утверждение. Ну конечно она, кто же еще. Морошка улыбнулась, сперва тонко, почти виновато, будто отзеркалив неловкость и скромность сестры, затем в полную ширину пасти. В уголках глаз пролегли морщинки, и сотня противоречивых эмоций, само собой счастливых и светлых, наполнили грудь теплой тяжестью. Вопросы завертелись на языке, один банальней другого, но волчице хотелось задать их все и сразу, потому что теперь она могла это сделать, но не придумала ничего проще, кроме как шагнуть Воронике навстречу и, не взирая ни на зрителей, ни, пожалуй, на мнение самой Вороники, стиснула волчицу в объятьях, мягко уложив передние лапы на ее плечах. Морошка уловила на черной шерсти запахи северного берега, такие глубокие, притягательные и холодные в сравнение с южными.

- Сколько ж мы не виделись... - пробормотала она, подавив детское, глупое желание расплакаться. и медленно отстранилась. Нечего слезами портить счастливый момент, и вместо этого волчица тихо рассмеялась сквозь них. - Как ты? Как твоя учеба?

Морошка часто делала вид, что заботы ее незначительны, а лишнее упоминание о них - отзывается болью, но на самом деле спрашивала знакомых волков об их успехах, чтобы лишний раз убедиться, что их жизнь без ее участия, не стояла на месте. Будто если осмелится оставить их снова, они не будут тосковать слишком сильно.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Морошка чувствовала себя такой мерзкой, отвратительной и грязной, что в бессильном молчаливом плаче порой готова была соскрести кожу до самого мяса.

Викул распорядился ее отрядом, будто горстью прибрежных камешков, он убил ее брата. Он убивал и ранил волков ее стаи задолго до ее появления на свет. Она осознавала это и могла бы умереть, если бы ей хватило храбрости и гордости, но Морошка предпочла обманываться. И она была с Викулом, смеялась над его шутками, целовала его губы и веки, слушала его истории, она его любила, в конце концов.

С одной стороны она знала, что Викул вил веревки и не из таких, как Морошка, простушка, каких поискать, и глупо корить себя за то, что натворил он. А с другой - он не только убил Крыжовника и держал ее при себе, но и отпустил, когда ей стало плохо. Говорил такие вещи, которых Морошка не ожидала от его жестоко сердца. И за свою привязанность она так себя возненавидела, что в глаза родным смотреть было горько. Они видели в ней жертву жестокости и несправедливости, а она в них - укор своим слабостям и желаниям.

Как сейчас.

Маленькая Вороника, связи с которой истончились со времен ее ухода в Сумеречную стаю, рисковала собой, чтобы отыскать Морошку. И тем больнее было Морошке слушать, ведь она сдалась, стоило марам открыть глаза на тщетность чужих поисков, на то, как надежен и силен ее покровитель. Настолько, что сможет отыскать ее даже здесь, в неприступной обители Яробожьих и забрать снова. Просыпаясь каждое утро, Морошка боялась отыскать его изящный силуэт на пороге. И желала этого больше всего.

- Да, - протянула она, чтобы сказать хоть что-то, выдернуть себя из жадных объятий Топи в реальность. - Матушка вскользь упоминала, что искали. - чувствуя себя неловко под посторонним вниманием, ведунья поглядела на свое сопровождение и, вздохнув терпеливо, спросила: - Я побуду немного с Вороникой?

Яровит, сопровождавший Морошку сегодня, обвел волчиц внимательно, с прищуром, но не найдя в сумеричнице ничего потенциально опасного, а может, различив ягодное имя, успокоился и кивнул.

- В поле зрения, Морошка, - велел он, и ведунья благодарно улыбнулась.

Теперь хоть поговорить наедине можно, не страшась слов, что навсегда останутся в памяти сородичей. Вороника-то уйдет и, если Морошка верно помнила нрав сестры, не поведает никому излишеств, даже если дело зайдет о самых свежих сплетнях.

Она увлекла сестру за собой вдоль тропинки среди пестрых соцветий, оставив корзинку с травами старшим. Потом вернется.

На бескрайнем поле цветов раскинулись яркие ковры — пестрые маки, нежные ромашки и сиреневые васильки. Они тянулись к солнцу, беззаботно купались в его лучах, а ветер мягко шелестел над их макушками, наполняя воздух сладким ароматом и спокойствием. Морошке всегда казалось, что на южных землях нет места безмятежнее и радостнее.

Но внутри нее таился ураган, способный вырвать все цветы со слоем грунта, а сердце сжимается от невыразимых терзаний. Морошка старалась прятать тень сомнений и боли за маской спокойствия, она ступала медленно, разглаживая цветы плавным жестом, прежде чем опустить лапу на землю. В этом ярком мире она чувствует себя чужой, словно безжизненный силуэт на фоне живого полотна.

- Я думала, что никогда вас больше не увижу и... - обронила она и улыбнулась, наконец обернувшись к сестре. Ей столько хотелось сказать, пока она была в плену, а теперь не находила слов. Будто сказав о тоске, о горечи разлуки, о всех до банальности важных вещах, солжет, а ведь родные, на самом деле любившие ее, не заслуживали этой лжи. Морошка замялась перед ответом: - Меня печалят твои слова, сестрица. Из всего, что я могла бы пожелать, я меньше всего хотела бы ваших жертв. Я понимаю, вы не могли не попробовать найти меня, но Черные Топи опасны, Вороника. И это не страшилка без оснований. Ты могла погибнуть. От трясины, от ядовитых испарений, от навьих тварей. Ты могла встретить разбойника. Черноуста, - Морошка осеклась. На ум приходил сценарий один страшней другого. Это ей, дурехе, повезло оказаться в зубах Брата Древних. Если это возможно назвать везением. Пленниц до нее такая удача не спасала. В груди сжалось. А попадись Вороника Младшим? Смогла бы она вымолить у Викула ее жизнь?

"Не смогла бы," - подумалось при мысли об осторожности и осмотрительности Брата. Вороника не Наледь, ей судьба оставленной в Топях Морошки не безразлична. Навела бы на след. И то, как она понимала своего хозяина, пугало ведунью до мурашек.

- Но сейчас ведь все хорошо, - Она осторожно подтолкнула плечом Воронику, чтобы сгладить тяжесть своей лжи. Не хотелось огорчать.. - Я вернулась. Смотри, жива-здорова. Пытаюсь помаленьку вернуть все на круги своя. Хорошо, что ты пришла. Если хочешь... - Морошка поджала губы. - ...я поделюсь тем, что со мной приключилось. Но сначала ты. Как там Черника? Как Ирга? Замуж еще не вышла? - и хихикнула, помня о строптивом теткином нраве.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.