Морошка не знала, сколько прошло с тех пор, как она очнулась в логове Викула. Казалось, на болотах время течет иначе. Застыло, точно молчаливая топь, и не вырваться из ее липкой, прогнившей насквозь трясины.
Морошка покидала логово редко, щурясь на зловещее марево вместо солнца, поесть, попить да по приказу Викула, - как позже выяснилось, своего хозяина и покровителя. Другие Черноусты на нее даже смотреть боялись в его присутствии, и это пугало ведунью больше прочего. Если перед ним преклоняли головы, поджимали уши и хвосты те, кто на вид был сильнее и крепче, то куда уж ей, простой Морошке драться за свободу. Викул даже ошейника на свою питомицу не надел, настолько самоуверенным был, а она и не возражала. Уяснила еще в поединке, что силы неравны, и с того дня притихла, притаилась, лишний раз взгляд ледяных глаз не ловила. Однако и переступать через себя не смела - свежей и открытой была рана после потери брата, сильно тосковала Морошка и только решимость не давала  раскиснуть. Жива, значит борись, потерпи, напоминала она себе всякий раз, когда опускались под тяжестью отчаяния плечи. Сказывалась и усталость после битвы - никогда еще юная ведунья не дралась с таким остервенением, а потому копила силы, без повеления новоиспечённого хозяина и носа не показывала и чары берегла. Пригодятся. Морошка лелеяла свою маленькую надежду.
Как-то раз проснулась она посреди дня, выглянула из логова, и уши сами собой навострились, шерсть поднялась дыбом. Викула рядом не было. Никого не было, даже стражи, которой бы велели сторожить корм. Несказанная удача. Морошка, аккуратно ступая по мшистым кочкам, протиснулась мимо колючих зарослей, озираясь, оглядываясь, словно все это могло быть ловушкой. Не верилось. Щемило сердце от горькой, обманчивой свободы. Куда идти? Как не сгинуть? Где же та заветная тропка, что приведет домой? Морошка могла поклясться, что сухая земля сама под лапу ложилась, словно слышала мольбу молодой волчицы. А может то боги ведут ее. Бледный росчерк солнечных лучей гнал на восток...
Долго шла она через топь, пока не набрела на поле, укрытое мягким призрачным туманом, напомнившем ей тот лес, в котором погиб Крыжовник. Тихое место, застывшее во времени. Ни звуков, ни голосов. Устала Морошка, от волнения содрогалась и в пасти пересохло, а нос так и не уловил знакомых запахов среди сырости, прелых трав и... Гнили? Отвратительно-кислый.
И только теперь, опустив взгляд в густую траву, заметила волчица, что под подушечками лап вовсе не надежная земля, а полуразложившееся тело волка с выбеленной клеткой ребер, проступающей сквозь месиво из кишок и ошметков кожи. Отпрянула волчица в ужасе, лишь представив, как поднимается покойник по ее душу, и что есть мочи припустила, куда глаза глядят. Давно уже потеряла дорогу и не чаяла найти нужную, вот только все лучше вперед двигаться, чем в плену томиться.
Неожиданно из тумана показались тени. Ведунья заметила их не сразу, зато сама в поле стала легкой добычей.
- Ты глянь, -раздался голос, и волчица остановилась, обернувшись. Их было трое, и все - знакомые хищные морды. - Эй, кусок мяса, где твой ошейник?
Приблизившись, чтобы поближе разглядеть Морошку, другой черноуст с клеймом во лбу, подтолкнул первого в бок
- Так это ж Викулова подстилка, - в насмешку бросил он, обходя волчицу со стороны. - Куда собралась, ягодная наша? Или скажешь, Брат тебя погулять отпустил?
Морошка не сдвинулась с места, опустила чуть корпус к земле. Шерсть вдоль хребта дыбом поднялась.
- А может и отпустил, - ответила хрипло, но голос не дрогнул. - Пойди да выясни, а я тут поброжу.

Отредактировано Морошка (03.09.2024 18:19:19)

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

- Какая опасная. Думаешь, что сбежишь, расскажешь всем, как Брата вокруг носа обвела и черноустов идиотами называла, чтоб яробожьи посмеялись? - сказал клейменный, черный, как болотная муть, а глаза бешеные. Морошка смотрела в них, сознавая, в какую беду попала. Но почему-то не о стае подумала, не о семье, не о богах. Глупая грешная мысль закралась в душу, что нельзя было убегать от Викула. Раз все то время он не причинил ей вреда, то, может, не так он и злобен. И защитил бы ее сейчас. А защитил бы? Внутренний голос насмехался над волчицей, строил иллюзии, которым Морошка хотела верить да не смела. Что о ней подумают, узнав, что на короткий миг она пожалела о своем побеге от черноуста. Что бы сказал ей Крыжовник и мать с отцом...
- И что с ней делать? - спросил другой. - Вернем Викулу? Он от нее три дня не отходил, видно, понравилась, значит наградит нас, если вернем, а ее...
Значит, прошло три дня. И за все три дня Викул даже не выпил ее крови, она не чувствовала боли и не нашла на себе следов от новых укусов.. Удивление смешалось с тревогой и растерянностью.
- Если, - холодно подчеркнул клейменный, - Почему мы вообще должны заботится о его потерянных вещах? Эта яробожья думает, что раз Брату понравилась, так теперь под защитой и может делать, что хочет? Нееет.
- Убьем ее?
- Конечно, а Викулу скажем, что сопротивлялась. После ее выходки он не удивится.
- Ха-ха. Пустим маленькой беглянке кровь! - вмешался третий, грязно-серый, взлохмаченные.
Они окружили волчицу, будто добычу. Смеясь, каждый пару раз щелкнул зубами у задних лап Морошки, разворачивая к себе, и все громче заливались хохотом, когда она реагировала и скалилась в ответ. Черноусты вынуждали ее бежать или драться, оттесняя ближе к подлеску, но Морошка крутилась на месте, только раз взвизгнула, когда челюсти клейменного на миг ухватили ее бедро. Скорее от неожиданности, чем боли.
- Громче кричи, ягодная. Повезет, так услышит тебя Викул, спасет, - сказал он, улыбаясь от уха до уха
- Или прикончит за побег, - подхватил другой.
Морошка не сомневалась во втором, но снова и снова ловила себя на том, что надеется на первое. Опустилась к земле еще ниже, чтобы меньше казаться, и уже увернулась от очередного укуса, как сбоку налетел клейменный и, сжав челюсти на рыжем загривке, резко потянул ошеломленный Морошку, и та растянулась на траве, яростно клацая челюстями. Ударила обидчика лапой в лоб, а тот только и рад, тряхнул сильнее, прижал лапой голову добычи и вгрызся в шею так, что искры из глаз посыпались. Двое других налетели без промедления, и волчица оказалась под грудой тел с острыми зубами. Бока и живот горели огнем, и волчица только теперь поняла, что кричит, слетела вся спесь и гордыня, словно осенние листья, остался животный страх и ярость. Морошка попыталась встать, нащупав под лапами опору, но серый черноуст навалился всем весом и из груди дух вышибло.

Отредактировано Морошка (04.09.2024 05:45:39)

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Они вошли в азарт, кровь волчицы на языке и ее крики распалили жестокость, развязали лапы. Не стало больше над ними авторитета, а значит и страха не было. Морошка трепыхалась, что есть сил, но будто упала в реку, чьи воды жалили беспощадно. Не вдохнуть. Вскоре бы и крик затих, потерявшись в густом тумане, если б внезапно не схлынула навалившаяся угроза. Обезумевшая от боли, потрясенная Морошка с ужасе еще с мгновение сучила в воздухе лапами, отбиваясь от невидимых врагов, и изворачивалась в вытоптанной траве от укусов, ставших частью  агонии. Тело раньше разума осознало, что опасности нет, перевалилась Морошка на живот да так и оцепенела, скованная  озлобленным ледяным голосом.
- Ты, - сказал Викул, и никогда волчица не думала, что приговор его пострашнее божьего покажется. Она зажмурилась, закрыла лапами испачканную в крови морду и сжалась так, что израненные мышцы пуще заныли. Поделом тебе, Морошка, поделом, думала она, не надо было сбегать, может и жива бы осталась.
- ...посмел укусить меня, - донеслось следом. Голос жесткий, рык свирепый. Но она же никого не кусала. Или, может, в порыве? Не сразу дошло до затравленного разума, что Викул обращается не к ней. Волчица осторожно приоткрыла глаза и сквозь не прекращающиеся слезы, поискала его, и оказалось, что стоит он один преградой перед черноустами, а те, сгорбившись, осознав провинность, лепечуть что-то, но слов не разобрать. Стоял в ушах страшный рык, после которого тишина стала еще оглушительнее.
Он пришел. Пришел к ней. И спас. Морошка заскулила и снова закрыла морду лапами, будто могла спрятать от богов благодарность к черноусту. И так стыдно, и так боязно на душе стало. Лучше б погибла, не зная, что он придет, пусть бы не подоспел, чтобы не породить облегчения и радости, так легко расцветших в душе.
Он пришел. Ни стая, ни семья... Морошка ахнула про себя и устыдилась. Что же с ней не так? Отчего так колотится сердце.
Тем временем черноусты, топтались в нерешительности и переглядывались, но одно дело за убийство питомицы получить наказание, а другое - за то, что Брата ранили. И Морошка не заметила, как стремительно один из них упал в траву под натиском двух сородичей, которые совсем недавно так же растаскивали ее по земли в разные стороны.
Поделом, подумала она, и сама себе удивилась. Не жалко ей черноуста, но то, как Викул легко обрек его на смерть, холодком пробежало по всклокоченной холке. Нет, благодарна будь, маленькая ведунья, да чудовищу душу не открывай, налетит, как разбойник, и ничего после себя не оставит. А потом и умереть прикажет.
- Ви... - пробормотала она и приподнялась, зашипев. Рана в шее дала о себе знать. - Викул... Они... Я...
Но слова затихали на языке, так и не вырвавшись. Что теперь? Оправдываться? Прощения просить? Умолять не губить? Морошка пробежала взглядом по выступающим сквозь стальную шкуру  позвонкам. Так худ и бледен, а все равно против трех в обиду не дал. Хотела, чтобы и  страшные приказы с губ не слетали так легко, да только смысл переубеждать? Он не послушает, да и зол на нее. Так подвела...
- Спасибо, - вырвалось. Волчица опустила взгляд под лапы, чтоб не видеть расправы над черноустом, и всхлипнула.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Морошка обречено смотрела перед собой и ничего не видела, глаза слезились, в пасти солоно от крови. Благодарность далась ей с трудом, едва ли не через себя переступила, чтобы Брату доброе слово сказать. Спас как-никак, теперь в долгу перед ним. Но лучше б молчала, успела подумать ведунья. Как только драка поутихла и вопли обратились в тишину, Викул вспомнил о питомице, и Морошка не успела опомниться, как вновь оказалась в плену ледяных глаз. Зловещих, пугающих, разгневанных. Хотела что-нибудь сказать в оправдание, да горло сдавил ужас.
- Н-не разрешал, - выдохнула волчица, ощутив его горячее дыхание на кончике носа. Тонкие волоски на мордочке и на кончиках рыжих ушей встали дыбом, стоило черноусту оскалиться, и волчица могла признать, что не встречала волка ужаснее. - Я... Я тв...
Но Викул не дал Морошке договорить, схватил в охапку, точно щенка какого-то, даром худ был, а холенную яробожью поднял и протащил по траве, точно не было в ней веса. Волчица не сопротивлялась. Больно, страшно. Зажмурилась и заскулила, укусы по телу с новой силой заныли, натянутая кожа на шее разбередила рану и гуще шерсть кровью окрасилась. Викула это не беспокоило. Конечно, откуда ему, Брату, чье плечо клыками огладить запрещено под страхом смерти, знать, что такое пережить нападение трех черноустов. Вон как по струнке стоят, поджав хвосты. Морошка заметила, что и сама сживается, словно чем меньше станет, тем легче обернется ярость Викула. Но не жаловалась, сцепила зубы до скрежета. Сама виновата, что попалась, сама виновата, что сбежала. Отважная да глупая Морошка.
Когда Брат бросил ее к лапам сородичей, она уж совсем не своя от страха стала, безвольно откинула голову, повинуясь Викулу. Вгляделась в растерянные окровавленные морды Младших под устрашающий рокот над самым ухом и молча быстро закивала, так, что язык прикусила. Тот серый и клейменный. Раз сказано, она запомнит.
- Я больше... Я больше не... - пролепетала молодая ведунья, и слезы из глаз брызнули, когда Викул вновь подхватил ее, не дослушав, потянул за собой, и Морошке ничего не оставалось, как подчиниться. Ее тело оставляло за собой тропинку среди травы. Колыхалась та только от движения черноустовых лап, а в остальном казалась неподвижной, зачарованной.
Он опрокинул ее и снова задрал голову. Морошка взвизгнула от боли, но глаз не отвела, вгляделась в неподвижный силуэт напротив, не сразу поняв, кто перед ней. Волк как волк, издалека уж точно показался бы живым, но что-то с ним было не так. Холодные объятья тумана сковывали его фигуру, и невидящий взгляд подернутых бельмом глаз был устремлен в никуда. Морошка обомлела и, даже когда Викул ее отпустил, не могла оторваться от волка, что хуже оленя, хуже клейменого в стае, хуже... Хуже питомца. Наверное где-то здесь скитается такой же безразличный Зной, четвертый волк из их маленького проклятого патруля. Никто из них не выжил, только волчица, приглянувшаяся Брату.
- Кто... это? Ему нужна помощь, - пробормотала Морошка одними губами, когда Младшие ушли. Она всмотрелась в белесый туман и различила вдалеке еще несколько волков, склонявшихся над землей, словно и впрямь траву щипали, но Морошке не хотелось знать, что же на самом деле они ели. Живые, но мертвые, молчаливые. Ведунья всем телом ощутила злобу Викула, и только теперь поняла, что он лежит сверху, укрывая от могильного холода, вдруг пронзившего все нутро.
Теплый. Это первое, что пришло в голову. Раньше казалось, что через горящий колдовским огнем взгляд наружу из некроманта сочится морозная стужа его опустошенной души, но он был теплым и тяжелым не смотря на болезненное истощение. После всех потрясений волчица чуть не расплакалась снова, осознав, что только теперь в обманчиво надежных объятьях чудовища ощутила себя в безопасности.
- Мне было... страшно, - призналась она и вовремя поймала себя на мысли, что открываться ему нельзя, и добавила менее откровенно, но все так же тихо: - я никогда еще... Не была питомцем. Но... Ты меня спас.
Она прикрыла глаза. Дыхание черноуста обжигало у самого уха. Морошка прислушалась: стук сердца поутих, приравнявшись к сердцу Викула. Но спокойнее не стало. Один неверный шаг, и он превратит ее в податливый скот и ее раны сгниют так же, как бедняги с колокольчиком.
- Как твое плечо? - спросила Морошка тихо, надеясь, что хоть так отвлечется от грустных мыслей. Викулу наверняка нравилось говорить о себе гораздо больше, чем выслушивать жалобы.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Какое-то время они пролежали молча и  Морошка пыталась понять, о чем думает Викул и почему молчит. Сердится? Продумывает план, как бы еще ее наказать? Она плотно прижала к голове уши, когда он зашевелился, зажмурилась, ожидая удара в затылок, - добил бы уже, что не так страшно было, - но черноуст поднялся и отступил. Морошка рассеяно обернулась к нему, разомкнув удивленно губы. Он ушел? Почему? Лучше не спрашивать, а то решит, что слишком любопытная и нос откусит. Морошка выдохнула от облегчения. Или разочарования? В слишком тугой клубок сплетались противоречивые чувства. То он жесток, как сотня голодных вихтов, то говорит так ласково и лукаво, что хочется и впрямь стать птичкой, пропеть ему колыбельную, утешить безумную душу, то рычит свирепо и расправой грозит, до дрожи в израненном теле, то смотрит так, как сейчас, опешив, и, что скрывается за хмурым взором, не угадаешь.
Морошка осталась лежать, чтобы меньше быть, да и полежать на прохладной земле всяко лучше, чем двигаться. Боль от укусов, конечно, притупилась, став единой, изнуряющей тяжестью, и воспоминания о расправе еще слишком свежи, чтобы на новую нарываться
- Им? - переспросила волчица осторожно, тут же бросив взгляд на пасущегося волка. Вряд ли Викул говорил о нем. - Ты что же, хочешь наказать тех двоих... Но они тебя не трогали.
Морошка оглядела его рану. Будь у нее под лапой нужные травы или знакомые целебные чары, они бы оба сейчас не страдали от боли. Может, и на беднягу-корм осталось бы. На болотах с лекарствами какая-то беда?
- Иии... - протянула Морошка. - Они же черноусты. Твои собратья. У нас бы с них стребовали возмещение... Например, их еду или питомцев, - она осеклась, бросила затравленный взгляд на Викула и тут же исправилась: - То есть у яробожьих. Ваши... Твои... Законы, мне нужно еще усвоить. Не сердись
А что еще делать? До последнего брыкаться? Попыталась, да не вышло, хоть жива осталась и то радость, а узрев воочию пасущийся корм, осознала, что и смерти на болотах не сыскать. Скрестила между собой передние лапы, дрожь накатывала волной в очередной раз. Держи язык за зубами, язык тебе не друг, напомнила себе Морошка.
- Ничего, - отмахнулась она, как от пустяка. Конечно, раны ее тревожили, не хватало в сырости и гнили болячку заработать. Она нервно сжала пальцы на лапах, поскребла влажную землю. - Затянутся как-нибудь, главное обработать немного и как новенькая буду. Я ни какая-нибудь княжна изнеженная, чтоб...
Морошка застыла, коротко задышала через раз, так, что бока не поднимались. Мир сузился до крохотного позвякивающего колокольчика на шее волка, которому было все равно на то, как Викул приблизился, склоняя к питомице голову. Раны бережно коснулся теплый мягкий язык, чуть защипало, но волчица только стиснула крепче челюсти, чтобы не издать ни звука, не спугнуть странное наваждение. Все замерло, сердце ухнуло в пятки в ожидании, когда черноуст почует кровь и вопьется зубами, но от его дыхания только шерсть мерно колыхалась. Он зарывался носом, легко находил места укусов и так спокойно зализывал их, будто делал такое не раз. Наверное, подумала Морошка, ухаживал за питомцами, которых кусал, нашептывая сладкие речи в норе, укрытой от ночных кошмаров... Представила и зажмурилась. Вот чего ей не надо, так это лживых слов. И заботы не надо. С чего ему вообще взбрело в голову? Но говорить не стала. Пусть, если ему так легче, а она полежит, помолчит да подумает.
А ведь пару минут назад он в ярости таскал ее по земле и кусался. И сейчас укусит? Морошка до последнего лежала в напряжении, а он аккуратно тыкался носом, нащупывал рану и снова осторожно вылизывал. От удивления Морошка вытаращилась на него и не сразу закрыла отвалившуюся челюсть. Он же... Он же черноуст! Что он такое делает? Хочет, чтобы она разомлела, а потом, как кровушка от привкуса страха избавится, сожрать ее целиком? Но он отстранился, сел напротив, окинул ее удовлетворенным взглядом, но улыбался все так же хищно, коварно. Взамен что-то хотел, язвил. Что ж, значит его не подменили. Все тот же.
- Прости, Викул, - ответила Морошка, смешавшись, когда он отстранился и отчитал ее, как нашкодившего щенка. У него были другие питомцы. И куда делись? Ведунья могла только догадываться, впрочем и на свой счет иллюзий она не питала. Но почему он от прежних питомцев избавлялся? Сбегали. Дрались. Наскучили. Умерли. Сколько их было, этих волчиц? И гордых, и красивых, наверное. Не тягаться с ними ей, глупой Морошке. Она ни петь не умела, ни историями побаловать, ни причудливыми чарами удивить. Просто Морошка, а он смотрит так, будто есть в ней что-то, чего сама волчица дать не могла. Нечем ей сердце чудовища утешить: ни добрых слов для него, ни хвалебных речей, ни убедительных угроз, ни хитрого обмана - ничего нет у Морошки. Только...
- Обещаю, я больше не сбегу. Никогда-никогда, - она приподнялась, помимо прочих ощутила как свело от боли заднюю лапу, поджала ее, прошипев. А затем шагнула к черноусту. - И хочу отплатить за спасение. Это ведь правда, что о вас говорят. Про кровь... раньше я не верила, но у меня много крови. Возьми, сколько нужно. Возьми. Негоже Брату с раной от Младшего ходить. А для меня сегодня одним укусом больше, одним меньше.
Присела напротив, поджав дрожащие губы и наконец встретила его взгляд без опаски. Назвалась питомцем, полезай черноусту в пасть. Ничего у нее нет. Только кровь и честь. Каким бы он не был жестоким, сколько бы бед не учинил, а спас, значит и по счетам она расплатится
- Или тебе нужно что-то другое? - добавила она, потупившись.

Отредактировано Морошка (05.09.2024 17:41:47)

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Смех ударил, точно ледяной вихрь с лап сбил, заставив вздрогнуть, и Морошке от стыда деть себя было некуда. Предательские слезы вновь подступили к горлу тяжелым комом,  но глаза сухими остались, а внутри, разбуженное надменным смехом, поднялось странное смятение и тоска. Нечего ей предложить, кроме крови, и та ненужная оказалась и ничего другого ему не надо. Морошка и сама не знала, что предполагает под "другим", но не сомневалась, что у чудовища нашлось бы ей применение. А нет. Морошка скривила губы от досады. Что ж ей теперь делать? Хоть помирай ложись, только бы не стать, как эти... Она бросила тоскливый взгляд на волка с ошейником. А может и проще бы так было. Он, наверное, и знать не знает, что его черноусты грызут, заперт в своем мире без боли и страха. Морошка представила, как сама бродит по полю, и любой кровопийца отыщет ее по мягкому перезвону колокольчика. Такому не естественному, жуткому в тишине болот.
Из раздумий ее снова вырвал голос Викула. Морошка навострила уши, удивленно приподняла брови. Тело все еще болело, шея ныла, лапа тоже, но что-то подсказывало волчице, что ее ответ Викула не очень заботит. Не пойдет сама - потащит? В способностях черноуста утащить ее  хоть в чертоги Чернобога, Морошка не сомневалась. Лучше идти самой. Больно, но не унизительно.
Молча кивнула Брату, поднялась на неверных лапах и поплелась за ним. И только когда они достигли кромки Призрачного леса, остановилась, вглядываясь в проблески меж черных стволов деревьев. Не прячется ли там кто? Не похоронит ли Викул ее здесь, как Крыжовника? Не сам, так с Младшими.
- Куда мы идем? - нерешительно спросила волчица, ускорив шаг, чтобы поравняться с Викулом, но осмотрительно не вырываясь вперед. Змейками под шкурой просочился холод,  Морошка гадала, что он задумал, и на ум приходили неутешительные мысли. Убьет? Заставит бежать и, несомненно нагонит, как нагнали Крыжовника? Сердце сжалось. Другим черноустам скормит раз ему не подошла? В болотах утопит? Одна идея хуже другой.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Незнание и ожидание худшего пугали, Морошка раскрылась перед ним в бессилии и слова не могла вымолвить, как будто она здесь преступник, и ей придется не сладко. Каждый шаг давался труднее предыдущего, голова ниже и ниже склонялась к земле от тяжелых мыслей, словно на шею петлю с камнем повесили. И фигура волчицы ссутулилась, подрагивая то ли от пробирающего до костей ужаса, то ли от прохлады и сырости леса, то ли от всего сразу.
Спустя время Морошка уже наступала на больную заднюю лапу, так долго они шли. Она устала, но молчала, боясь спугнуть тишину, но вслушивалась, посматривала исподлобья - не идет ли кто. Не нападет. И до последнего не сознавала, куда они идут, боялась глаз поднять на невозмутимого Викула. Присела, когда присел он и только тогда огляделась.
Каменный шрам, догадалась волчица. Их отряд тащили через него. У Верея тогда еще были силы сопротивляться, и Младшие - Морошка привыкала их так называть - чуть не выбросили его в ущелье. Не выбросили. Убили и напились крови.
И теперь дошло до волчицы что там, за расселиной, ее дом. Морошка  различила вдалеке выгоревшие до вечной черноты деревья, показавшиеся жуткими, когда она увидела их впервые и еще не знала, что на свете бывают места похуже. Ветер услужливо принес к носу сладкий аромат цветов, пред глазами предстала родимая березовая роща, и Морошка жалобно заскулила, осознав, что нет теперь для нее ни цветов, ни рощи, ни друзей, ни родных. Каменный шрам отсек ее от привычного, знакомого мира, воспоминания о котором до щемящей боли сдавили грудь. Так вот, что хотел показать Викул. Не казнить, не отдать на расправу, не надругаться. И все придуманные наказания вдруг показались Морошке такими незначительными в сравнение с этой самой изощрённой из пыток.
- Что ж ты такое делаешь? - пробормотала Морошка сбивчиво. Против воли увела взгляд от родной земли и посмотрела на Викула. Его холодные глаза напомнили ей прозрачные воду Орлинного Клюва, где они с Крыжовником, Черникой и Вороникой резвились, пока их не разделила Кровь-Река, и слова сами собой полились, как плещется и льется Серебрянка:
- Хочу я сбежать. Жизни не жалко, чтоб попытаться. Там моя семья, моя стая, те, кого  я люблю по-настоящему, те, кто любит меня так же беззаветно! Тоскую я по ним, и они, не ведая моей судьбы, - ее голос сорвался на крик, тоненький, вымученный. - Ты не поймешь, пока сам не встретишь того, ради кого и в огонь, и в воду, и враги не страшны, когда рядом плечо надежное. Ты... Жесток и ужасен, Викул! За что ты так со мной? Да, я хочу сбежать, - она стиснула губы, подавляя вопль, прильнула лбом к жесткому серому меху на его шее, благо сидели они очень близко. - Прошу, искалечь меня, изувечь, рань и кусай, но не води сюда больше. Не води! Не вынесу я, брошусь с этих камней, так и знай.
Морошка зарылась в носом в шерсть, вдохнула запах тины и торфа, заглушая знакомые до боли ароматы. Что же делать? Как же быть? Под кожей у горла Викула билась жилка, Морошка уловила пульсацию кончиком носа. Значит тоже живой. Бьется где-то под коркой спеси и коварства сердце, значит не бездушный он, даже имя есть, пусть и богами непризнанное. На короткий миг Морошке подумалось, что есть надежда ужиться рядом, просто вести себя нужно покладистее, послушнее...
- Не уйду я от тебя, Викул, - пробормотала она, потерлась щекой о его подбородок. Может станет роднее ей топь, когда с собственной шерсть выветрится запах стаи. Станет ему питомцем, и никто ее здесь не тронет, пока его радует  - Буду твоей желанной, пока не стану постылой. Только не води. Не води меня сюда.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Каждое слово жалило, и боль от ран казалась уже не серьезной. Морошка разрывалась от противоречий: все то, во что она верила,  трещало и сыпалось, столкнувшись с жестоким миром Викула. Как вода камень точит, так и он подтачивал ее самообладание.
Что ему за выгода с этой игры? Нет никого, перед кем бахвалиться можно, разве что себя решил потешить, ломая Морошку. Как щенок таскает по поляне заячью шкуру, проверяя, порвется ли, если тряхнуть посильнее, так и он, давил на отчаяние волчицы, ждет, пока ее хребет совсем прогнется. А как добьется ожидаемого - станет скучно и бросит? Это худшее, что может случиться с питомцем на болоте, ведунья в этом убедилась.
- Ты их не знаешь, а судишь, - отозвалась уклончиво. Хотелось верить, что ее ищут, любят и надеятся на вызволение. Это согревало Морошку мягким теплом светлой магии. В нее верят. Ее ждут. И если сами не вызволят, то она постарается, чтобы конец истории оказался не в объятьях мертвой топи и не на зубах черноуста. - Семья - это не список: кто кого родил. И может они за мной никогда не придут, но я люблю их, и эта любовь придает мне сил жить дальше. Мысль, что где-то там, со временем сняв печать скорби по мне, дорогие сердцу волки будут счастливы и улыбчивы, такими, какими я их запомнила, греет мое сердце. Я буду оплакивать разлуку с ними, а потом...
Научусь жить с тобой, подумала Морошка, но сказать не успела. Викул отстранился, и волчица рассеяно захлопала глазами. Она не поверила ушам, потрясенная уставилась на черноуста, будто впервые увидела. Не ослышалась ли? Внутри затеплилось что-то, но вмиг погасло, стоило вспомнить, как несколько дней назад она просила отпустить Крыжовника. Отпустил. Свободен теперь братец. И мертв. А на губах Викула все та же лукавая улыбка, в глазах азарт. Рассчитывает чудовище, что добыча почует надежду да побежит, и этого будет достаточно, чтобы начать погоню. Морошка рассеяно переминалась с лапы на лапу, не представляя правил игры, которую затеял Викул, и опасаясь, что невольно уже стала участником его забавы вне зависимости от ответа.
- Но как же... - прошептала одними губами, опустила голову, чуть носом земли не касаясь. Снова рана о себе напомнила, только в сравнении с сердечной мукой пустяком показалась.
Если и было добро в Викуле, то где-то очень глубоко, куда ей, глупой птичке, не дозваться.
- Почему ты меня отпускаешь? - спросила Морошка. Она не верила, что черноуст свое обещание сдержит, но подхватила его слова, ступила на тропинку лжи, осторожно, как через гордость шагнула совсем недавно. Пусть думает, что победил. Не отпустит, так хоть убьет в пылу погони, а отпустит... Морошка подняла на него взгляд, подошла к нему вновь, близко-близко, приговаривая: - Не мила тебе стала? Даже от крови моей отказался... Другую питомицу себе нашел?
От упоминания Крыжовника сердце сжалось от тоски, но сколько бы не было горя, а все уже через край плескалось.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Насупилась Морошка, не оценила шутки, а сама против воли тоже прислушалась к тишине болотной. И никто Викулу не отозвался, даже Лихо и то молчит. А смех черноуста повис в воздухе, заливистый такой, беззлобный. Притворялся ли? Издевался так точно, но теперь без собственного превосходства.
Закрадывалась на мягких лапах в душу волчицы печаль, а упрямство не давало смириться. Не прав Викул, твердила гордость, семья любит, ждет и, более того, уверена, что Морошка, ежели не мертва, со всем справится. Сама ведунья с каждым словом черноуста верила себе все меньше и меньше, но если с болот и есть шанс сбежать, то... Умолять? Просить? Как вообще повернулась воля богов, что они здесь вдвоем сидят на границе двух разных миров и один другого упрашивают.
Задумалась, вслушиваясь в речи Викула, а как дело до крови дошло, Морошка засмеялась. А ведь и правда верный бы способ был болота очистить, если бы с кровью не только родство передавалось - разорвать себе грудь, вынуть сердце и разлить Древним Морошкиной горячей крови и пусть себе становятся молодыми, наивными, бестолковыми. Точно не зря Светозаровой дочерью назовется
- Скажешь тоже, - смеялась она звонко, и ее хохот разливался ручьем и будто дробился о камешки на сотню брызг. - Проверим на Младших, как им моя кровь усвоилась.
Тут она спохватилась, что зазря напомнила о произошедшем и прижала уши. И чего вдруг забавляться вздумала. Правда глупая. Черноустовые шутки по нраву что ли? Так оставайся на болотах, устроит тебе веселье. Морошка потупилась, не зная, что и сказать. Разговор утекал в сторону, от чего яснее помыслы Викула не становились.
Не хочет начистоту.
- А если ты прав? - спросила она, снова будто поддаваясь его словам. Сама же - ни грамма не веря. - Что если меня не ждут уже там?
О том, как будет объяснять свое чудесное спасение с болот Морошка не думала. И как отреагируют другие не догадывалась.
- А здесь... А здесь уже место теплое и... Сам говоришь, что лучше тебя мне защиты не сыскать. - она представила себя в глазах Викула. Что же такое он нашел, чего она разглядеть не могла? Прильнула к нему, вновь коснулась шеи носом, разгладила густой серый мех. Тиной и гнилью веет, кровью. Точно. Плечо раненное. И ее тело отозвалось на мысль болью. - Хочешь, поверю тебе снова? Как защитнику своему...
Провела головой ниже, прижимаясь, лизнула укус на плече. Может с языка вместе с ложью и яд сочиться начнет и отравит Викула. Его кровь, впрочем, сама на вкус не лучше оказалась. Хорошо, хоть запекшаяся, следа на языке не оставила. Но от чего так совестно?
- Ты ведь спас меня. И этих... идиотов... наказал. И глаза мне на правду пытаешься открыть. А я не верю... Глупая,- Морошка снова запнулась, посмеялась и, доверившись себе, надавила суть сильнее, прильнула так, что воздуха между ними не осталось, и, пользуясь моментом, опрокинула волка на лопатки, нависнув сверху так, что он весь промеж ее лап растянулся.
- Отпусти меня, Викул, месяц мой роковой, - проговорила она, заглядывая в голубые глаза. А сердце так колотилось, так колотилось! Сейчас выпрыгнет. Морошка прислушалась к себе и находила лишь страх, старательно прикрытый лестью и враньем, как присыпаны пожухлыми листьями следы бежавшей недавно дичи. Невидно, а если принюхаться, глубже капнуть - все как на ладони в ясный день. - И если обещаешь дождаться, я обещаю вернуться. Распрощаюсь со всеми, как следует, по честному, и вернусь. Не отпустят - вырвусь насильно. К тебе. Твоей буду. Отпусти меня, Викул, умоляю. Отпусти на березоньки родимые посмотреть, прежде чем твои мне домом станут.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью

Морошка притихла, глядя ему в глаза, испытывающие так, внимательно. Она ждала чего угодно. Скорее того, что позволяла ей не искушенная подлостями фантазия: укусит, ударит, сделает что-то по-настоящему жестокое за такие игры.  Но, кажется, он был в похожем замешательстве - Морошка прочитала по глазам, которые на короткий миг перестали быть скованной льдом рекой. В них будто отразилось небо, бескрайний синий простор.
Он ей... Поверил?
Морошка побоялась, что поверил. Она стояла над ним, чуть дыша, чтобы не поколебать неверным выдохом шерстинки его бледной шкуры.
И время как будто замерло.
Поверил.
И на душе так совестно стало, будто не черноуста обманывала, а мать родную.
От чего так? Может старшие знают ответ? Но к кому обратиться с таким странным вопросом, чтоб не осудили так же горячо, как она сама себя осуждала. Он убил твоих товарищей, он убил твоего брата, напоминала себе Морошка, и кровь стыла в жилах от воспоминаний. Но сейчас... Сейчас Викула подменили будто, слетела листвой спесь, гордость. Шепчет ее имя так тихо, чтоб не спугнуть непонятное наваждение.
- Я вернусь, - слетает с губ горький обман. Все так же шепотом, будто между ними секрет какой. Морошка понять не могла ее ли это порыв или ложь так въелась на языке. Конечно, она не вернется! Еще чего! Но ему этого знать необязательно: - Буду ждать у камней, которые мы недавно прошли. Там березка еще повалилась... Мне не больше луны нужно, чтоб оправиться и дела свои завершить. Я приду. Только подожди.
Жди до скончания своего долгого века, подумала. Не приду я, ни за что больше тебя не встречу. Самым тернистым путем пройду, если этот путь - не твой. Надеялась Морошка, грезила, как надолго останется в своей теплой норе, как встретит ее семья, как счастливы будут. Жаль Крыжовник с ней не вернется.
Морошка сомкнула веки, досчитала до трех. Не передумал.
Отпрянула осторожно, прижав уши, и, развернувшись, припустила со всех лап по указанной тропе. Сначала показалось, что Викул следом бежит, но обернуться и проверять было страшно. Морошка перемахнула из леса на открытое пространства и только тогда позволила себе остановиться. До границы недалеко, если бежать без продыху. Воодушевление накатило с такой силой, что раны от укусов теперь были мелочью. Можно сказать, легко отделалась невезучая Морошка. Ох, и обрадуется семья. И наставница. И стая. И...
Толкнуло в грудь прежнее смятение. Морошка повернулась на запад, высматривая Викула. Не будет ли ему чего за то, что ее опустил? А потом осекла себя: что ему, Брату Древних, сделается. Он здесь хозяин после Патриарха, кого хочет казнит, кого - отпускает. Но сам остается на болотах... Отыскала  его ведунья, сердце забилось быстрее, тревожнее. Стоит, будто призрак, тонкий, опасный, только выражение морды не разглядеть издали. О чем он думает? Жалеет ли? А может рад, что избавился от дармоедки. Слово показалось Морошке смешным, раньше ее в подобном не упрекали. Как расскажет своим - не поверят.
Ох и тяжко на душе, горестно. Что-то навсегда переменилось в ней, только ведунья пока не понимала что именно. Отвела взгляд и дальше побежала, что было сил. От самой смерти бежала, не иначе.

Подпись автора

сижу, а мыслей полчища, грустней день ото дня. скажи, моё чудовище, коль любишь ты меня
скажи и не обманывай, слова не утаи, а коли любишь, то, как я хочу, меня люби

От Викула с любовью)

С любовь от Шурека

От Святодуха с любовью