Сей образ выкован раздором, что изнутри проник наружу. Он густо-черный, но похоже, что отливает светлой стужей. Словно окутан ночной мглою, он взор подымет - и тогда зеленый мир в глазах раскроет, и солнцем озарится мгла.
На лбу его - символ упрямства, глубоко вырезанный шрам. Намек на варварство и зверство - урок ему, гроза врагам.
Черты полны противоречий: он дик и горд, но есть тоска о чем-то, в чем был опрометчив и не воротит никогда. Широкоплеч, крепок на лапы - его натура боева, но мудрость, легшая на плечи, силу приложит на слова.

Мятежный дух его склонил к упрямству. Он с детства своей смелостью храним, и с детства жаждет он призанья страстно, но в мнении своем неубедим. Пусть мог перечить он законам стаи, оставив на душе своей клеймо, и пусть судьба его за это проклинает - он независим будет все равно.
Он свои мысли для других стеснять не станет. Он резок, дерзок, переменчив и горяч. А может, просто верен своим чувствам - чему еще на свете доверять?
Самоуверен он покуда избалован, а избалован он по не балуй. И есть в его спеси одна причуда, что во вражде с ней, как их ни стыкуй: тянулась к близости душа волчонка, и оттого ступала к лидерству стопа. Но словно лев, безжалостный к ягенку, безжалостна к душе была судьба. Он не нашел благословенье деда, старейшины, что внука воспитал, ведь если дед был стае крепко предан, то внук был к стае жадный, как шакал.

Теперь я живу на болотах
В шатре из осиновой сени,
А духам болотным поведать охота
О грустном моем приключении.

Как луч солнца коснулся земли своим мягким теплом и дыхание леса сказало: "Ах, скоры велики свершения..." - тогда вышел из логова внук Светозаров, любимец старейшины, черный как смоль, и глаза изумленно раскрыл он. Отразилась в них леса листва и трава, зеленее которой лишь отблеск ее в волчонка шалеющем взоре.

Витигост его звали, и он жизнью был полон подстать, но сказал ему дед:
- Ты, радушный, учись уважать тех, кто старше, кто младше, кто вровень с тобой будет в битве сражать черноустов и прочую дрянь, чем полнится земля.
- Не знаю уж я, чем она там полнится, - ответил волчонок, - но мое уважение стоит немало хлопот. Слушай, дед, отчего мой братишка - урод?
Растопырилась дедова шерсть от услышанных слов. Будь волчонок собою хорош, но закрыть бы ему этот рот! Не урод его брат, просто мал! Ах, откуда малыш этих слов нахватал?

Но как бы не супились дедовы брови, его маленький витязь стоял наготове к свершениям скорым. Он был непоседой, каких в стае не знали, он волчат заводил в очень дальние дали, он ругался, кусался, дружил и влюблялся, а влюбленный - он пел так протяжно под дождями на воздухе влажном, что млели волчицы, и завидев его, их бежала за ним вереница.

Он мечтал стать опорой для стаи, чтобы князи его уважали, чтобы даже суров воевода гордый был Яробожьей породой.
- Слушай, дед! - молвил он старику. - Путь Судьбы приведет меня к богу. Ты же знаешь, что я превосходный боец, Я готов показаться народу!
- Внемли, внук, - отвечал тот волчонку. - Слушай князя и следуй по тропам. Из тебя, дорогой, прихотливый агнец, я прошу, не гневи Яробога. Видит бог твой, кто к сверстникам добр, видят старшие, кто им покорен. Если хочешь ты стать вожаком, покажи всем, на что ты способен.

Витигост припустил по горам, а потом приспустился оттуда. Что он сделал не так - не сумел он понять, но прогневал он бога и всюду, где бродил, был язвительный смех: "Витигост к Чернобогу полез!"
- Я же воин, - он деду перечил.
- Не тебе то решать, ты услышал?
- Не услышал и слушать не буду! - он отрезал, свой тон подняв выше.

***
Крыли черные тучи небесную твердь, и завяли зеленые всходы. Светозаров старик захворал от тоски на такую дурную погоду. Витигост запропал - и навлек он молву, что позорит и хулит мальчонку.
- Говорят, что вот-вот станет он черноуст, раз посмел отвергать Чернобога!

- Слушай, дед, это вздор, - бросил дерзкий щенок, воротившись с гульбы наконец. - Мне зачем черноречь? Я смирился с судьбой. А в душе все равно я боец.
- Ну борись, недоносок, скажи мне сперва, с кем ты дружбу завел на чужбине?
За старейшину молвит его седина, а у молодца кровь в жилах стынет.
- Да ни с кем. Я видал черноуста разок - да, видал! Но лишь этим глазом, - он свой шрам показал, веко чуть опустив, - и мы с ними не дружим ни разу. Я скажу тебе честно, я честен всегда: загуглял я и встретил отребье. Они в логово подло стащили меня, но я хитростью вышел из плена.
- Где плен, а где блат. Ну поведай-ка мне, в чем трюк Светозарова сына?"
- Светозарова сына... - задумался внук. - Я... для них притворился гонимым. И они мне сказали... молвили мне... что я для их дел подошел бы. Но, слушай, хвалили они лишь за то, что силен, неплеклонен и горд я!
- Я ведал, что падок ты был на слова, но у падали мертвые речи. Клеймленные твари признали тебя - ты это вписал в добродетель?
- А что мне с того - унывать? Меня признает и не падаль. Одни сосунки не хотят признавать, что я вожаком был бы знатным. Послушай же, дед, мне болота претят и их быт мне до боли противен. Я вернулся домой, готовый служить Отцу-богу, каким бы он ни был.
Но старейшины слух острый был. Хоть и стар, услышал он все недомолвки. Навис над волчонком его мрачный стан и зубы точеней иголок.
- Посмел заявиться сюда, пустосвят, когда ты прослыл как стервятник? Посмел в глуховатые уши вещать, что вожак, когда мразям соратник?
- Все не так!
- Уходи! Пока князь твой иль сам я клеймо не поставил!
- Но ведь я!..
- С глаз долой! Не позорь Светозарову стаю.

***
Снег укрыл поля и воеводы молодого шкуру. Теперь он был сам за себя, гонимый отовсюду. Он деда свел в могилу раньше пробитого часа, уперто тянув жилы со смелою гримасой. Изгнанника тропа вела, куда могла податься, покуда коршуны ее не завернули братски.

- Здоров будь, друг! Где пропадал? - звучал елейший голос, видим был оскал.
- Гулял, - смелы слова в ответ. Только в глазах, что видят, смелости уж нет.
- Ах ты гулял? - втянул морозный воздух носом коршун. - Гулял, а запах стаи с тебя, дружище, не спадает. Твое вранье уж неуместно между нами, а потому мы все хотим узнать.
- Вы спрашивать взялись словами? Я удивлен.
- Все по обычаям, собрат. - С непостижимою тоскою поднимет коршун к небу взгляд: - Гуляешь на два фронта. Я расстроен.
- В твоем расстройстве я не виноват.
- Маленький лжец, - проскочит вскольз на морде коршуна улыбка. - Но тут ты прав, раз за лжеца ручался я - моя ошибка. И мне давно пора ее исправить. Пойдем, ты извинишься перед стаей.
- Что называет стаей коршун? Они обыкновенный сброд. Я извинюсь - и все так просто?
Чуял опасность Витигост.
- Да мы народ совсем уж простодушный. Но перед тем, как встретить свой народ, я обещаю, что тебе будет не скушно. - Рык грозный шайку зазызвал вперед: - После того, как мы тебя проучим, начнешь законы чести чтить, сынок ты сучий.

Разбитый вдребезги, лишенный всяких сил, упрямый волк на снежный наст всю кровь излил, вся в ранах шкура и порез на лбу. Он улыбался, лежа на снегу. Пусть будет смерть в бою - бойца удел. Решился он. Захлебываясь кровью, прохрипел:
- Убей меня, помет барсучий. Уж не представится тебе потом такой раздольный случай.
- Да нет, мне видится, урок усвоен, и наш глава будет тобой доволен.
И невзначай, проходя мимо, выронил коршун зелье побратиму.
- Зачем?.. Что ты нашел во мне? Я молод был... и глуп.
- Не затолкать ли тебе в горло все до капли? Возьми, коль я настолько скуп. А молод всякий коршун был когда-то. И ты навеки под моим крылом. Не подводи.
- Как повезло, что ты попался на пути.

***
Зажили раны, миновали годы. Ведун признал свою природу. Смекалист, предприимчив от рождения, он знал, как кодекс соблюсти среди отребья. Примкнул к элите - пусть среди отбросов, но лучше так, чем оставаться с носом. Новое имя по обычьям стаи, которой ныне проклинаем, он принял с лап чужих - и стал он Лютым, неукротимым и свирепым сыном блудным.

И шелестит трава в просторах южных, шумит над ней зеленый гай: "Ах, Витигост, солнцем благословленный. Не скучай".

Окститесь, туманных вы топей
Огни злополучные синие!
Покуда вам ведомы судьбины козни,
Сковавшие пришлого инеем?

Отредактировано Лютый (29.10.2024 04:54:59)