Когда Морошка была совсем маленькой и не резвилась в компании сверстников под ясным весенним солнышком, она доставала волков стаи — и искусных рассказчиков на пестрых праздниках — расспросами касательно истории, сказок и легенд. Она с замиранием сердца слушала о Долгой Ночи, великих сражениях, о доблестных воинах, защищавших родную землю, и благородных князьях, о магии и богах. Она впитывала эти истории, разыгрывала их с другими волчатами и со страстью рассказывала, когда стала старше, а после — делилась ими с детьми.
Конечно, со временем любая сказка облачается во множество версий, приобретает острые углы, трещины и шероховатости реальной жизни, но ведь сказки — не только чудеса и счастливый конец, но и очень важный урок, который следует усвоить прежде, чем столкнуться с настоящим испытанием.
Морошка знала много сказок и сочиняла их сама, вот только никогда не думала, что станет частью одной из них. Под ее лапами вилась дорожка из целебных цветов, а слякоть болот обращалась в прочную землю, пронизанную сетью могучих древних корней. Зловещий туман отпрянул окончательно, будто спугнули прояснившимися мыслями и чувствами, а на смену тишине пришли крики вóронов.
Ведунье не требовалось поднимать взгляд, чтобы понять, чей силуэт возник перед ними в тени старого, как мир, дуба, не пришлось и прислушиваться к собственным ощущениям. Нечто трепещущее, торжествующее, сильней любого страха и восторга клокотало в груди наравне с сердцем. Морошка изумленно приоткрыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, но с губ в прохладный воздух вырвалось лишь облачко пара.
Макошь плавным движением покинула свое место, приветствуя гостей, и Морошка вдруг осознала, что представляла ее именно такой. Обворожительной, с ярким рыжим мехом, по сравнению с которым ее собственный казался лишь блеклой тенью. И не то чтобы целительница считала себя непривлекательной, скорее уж не питала иллюзий, ведь даже самый прелестный и восхитительный волк не сравнится с богиней, придумавшей это самое очарование.
Морошка не к месту зарделась и растрогалась, получив похвалу, словно несмышленый волчонок в самом деле. Хотя перед богиней она и была такой и ничуть не постеснялась этого, медленно уважительно поклонившись в благодарность за приятные сердцу слова.
Ее кольнуло лишь обращение к Сивирю, поселившее плохое несформировавшееся предчувствие, будто она сама и Остроскал, кем остался доволен Яробог — надо же, сам Всеотец, — прошли какое-то испытание, а ее супруг — нет. Хотелось возразить, что Сивирь все-таки не поддался Чернигу, а если и был на пути к соблазну, то уж кому, как не Макоши знать, насколько податливы умы смертных и не их вина, что они созданы такими.
Впрочем, не каждый соблазн ведет к непоправимым последствиям, и спорить Морошка не стала. Виноват и небезгрешен, но она останется на его стороне, даже если его сторона никому не по душе, а если нужно, направит, сгладит гнев, успокоит тревоги. Разве не за тем она ему жена.
Но тяжесть оставленных Макошью слов повисла в воздухе, и предчувствие стало навязчивым, осязаемым. «Вы почти у цели», — сказала богиня, и, если допустить сказочность происходящего, это означало, что главное испытание еще впереди. В черном озере, разрастающемся перед ними непроглядной пропастью. Шаг — и сгинул. Волоски на затылке встали дыбом.
Морошка встретила взгляд богини, честно признавая, что не решилась бы идти вперед. И виной тому даже не страх или подлость, мол, это может сделать кто-то другой, скорее что-то простое и искреннее, присущее любой волчице, оставившей за спиной еще совсем крохотных волчат. Морошка несла ответственность не столько за себя, сколько за них, еще не получивших Благословения, оставленных в одиночестве среди малознакомых, пусть и отзывчивых волков. И ей несовестно признаваться в материнской слабости.
Волчица отвела уши назад и поджала губы, глядя на Остроскала, и все чувства разом смешались. И тоска, и вина, что все обернулось так, хоть и не зависело от них самих, и гордость стать свидетелем такой неподдельной решительности. Может, так и должно быть: одним заботы да хлопоты, жизнь беспечная или тяжкая, другим — подвиги, чтобы эта жизнь могла существовать вообще. И кому их совершать, навечно вписывая свои имена в летописи, если уж не князьям? Ей-то уж хватит и простого упоминания, как, наверное, и тем верным безымянным воинам, оплакивающих Светозара.
Морошка осторожно подцепила магией оставленный Остроскалом амулет, в уголках глаз застыли слезы. Но не успела она и слова вымолвить, как вновь раздался голос Макоши, и Морошку словно окатило ледяной водой. Она переглянулась с Сивирем.
«Ну зачем тебе это?» — хотелось закричать. — «Пусть идет Остроскал!» Без сомнения, его Морошке тоже было жаль, но ведь он привел их сюда, он искал осколок и согласен, чтобы они с Сивирем не рисковали. В голове крутилось множество доводов, но ни один из них она бы не сказала вслух. Кажется, в напряжении и немом крике напряглась каждая клеточка тела, но волчица не позволила ему вырваться. Если закричит, заплачет, начнет умолять, то сделает только хуже. Потому что Сивирь уже все решил, и она не могла допустить, чтобы кто-либо, он сам, князь, да пусть сама Макошь сочли его поступок несущественным и пустяковым, будто его можно смахнуть и забыть.
Сивирь, ее Сивирь, прижался к ней, живой и теплый, и утешал ее, совсем как маленькую, хотя сам собирался шагнуть в неизвестную жуткую пропасть. Морошка стиснула его в объятьях, сколько было сил, спрятала слезы, уткнувшись в его мех, и жадно вдохнула запах. Такой родной и чудесный. И задержала дыхание подольше, будто это могло удержать и Сивиря тоже.
- И я люблю тебя, милый, и дети любят. Уверена, они нас очень и очень ждут, — прошептала она, подивившись силе собственного голоса, будто могла поделиться ею и с мужем. — Я горжусь тобой. Если бы мне кто-то сказал, что я выйду замуж за героя, я бы не поверила, но... Ты мой герой. Я верю в тебя, и моя вера с тобой навсегда, - Как же сложно разжать объятья, все тело противилось тому, чтобы отпускать, но волчице пришлось. — Только не думай, что так легко от меня отделаешься.
Она тихо посмеялась шутке, слегка отстранилась и поцеловала Сивиря в ответ.
Морошка усилием воли пригвоздила себя к месту и не могла оторвать глаз от отдаляющейся фигуры, оглаживая каждый контур и очертания. Что, если она видит его в последний раз? Как это вынести и не броситься следом? Как с этим смирилась Веснянка, позволив мужу умереть? Насколько неисчерпаема скорбь волчиц, ожидающих возвращение дружины с болот? Морошке хотелось завыть от раздирающей ее боли и несправедливости, и дрогнула, когда десятки жадных пастей уволокли ее волка в страшную черную трясину.
А она осталась сидеть, глядя, как успокаиваются волны над образовавшейся в груди пустотой.
***
Слова Макоши долетали до ушей торжествующим веселым смехом, и еще ни разу в жизни Морошка не ощущала большего облегчения, чем в этот короткий миг. Неужели его еще можно спасти? О, если у нее есть шанс вырвать мужа у смерти, пусть враги пожалеют, что встали у нее на пути. Сжав зубы, ведунья вскочила, обратившись яростным рыком в сторону первого противника.
- Подпись автора
но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

аватарка от Сивиря
аватарка от Зверобоя