>>>Переход из Колючих зарослей

Чем глубже волки заходили в Черные Топи, тем сильнее обострялось дурное предчувствие. Над гнилыми болотами раскинулся густой, призрачный туман, словно нежное покрывало из серебристых облаков. Туман окутывал мрачные воды и мохнатые кочки, прикрытые снежной коркой. Густеющая белая, как молоко, завеса, мягко струилась меж трав, будто призрачные живые щупальца в зыбком, неясном мире. За этим мрачным, гнетущим покрывалом каждая тень приобретала мистическую глубину, а воздух наполнялся ароматом влажной земли и тления. Голова кружилась.

Помня об опасностях трясины, Морошка опускала лапы ровно в отпечатки следов Сивиря, лишь изредка оборачиваясь, чтобы не упустить из виду темный крупный силуэт воина, что шагал позади.

- Нужно держаться ближе друг к другу. Так не затеряемся, - предложила ведунья. Она попыталась протянуть солнечную нить к своим попутчикам, однако свет сделал туман еще более густым, почти осязаемым.

В нем ощущалась неуловимая тревога — словно невидимая хватка голодной твари, он сжимал сердце и наполнял душу холодом. Каждая тень и каждый шорох превращались для Морошки в таинственные силуэты, скрывающие опасность и неизвестность. Ее охватил страх потеряться во мраке и не отыскать дороги назад. В таком случае, стоит ли им идти туда? Стоит ли рисковать жизнями, когда даже Сивирь не знает, что их ждет за этой мглистой пропастью.

- Милый, - позвала Морошка, ругая себя за дрожь в голосе. Нашла время для паники. Туман окутывал впереди идущего волка так, будто сам Сивирь был его частью. Вот-вот и скроется совсем. Внутри проснулось ощущение безысходности и пустоты, будто что-то очень дорогое ускользает из-под носа, оставляя после себя лишь горький привкус утраты и тихий шепот сожаления. Что это? Морок? Дурман? - Помедленнее. Мне... - Страшно? Нет, нельзя выдавать свой страх. Болота питаются им. И хватит вести себя, как щенок, тут же осекла себя Морошка. Назад дороги нет. Смотри в оба и все будет хорошо. Тем более ведунья знала, что сможет отыскать Сивиря даже в тумане. Амулет за поясным ремнем напоминал о себе приятной тяжестью, пусть ничего и не весил. - ...не по себе.

Но если потеряется Остроскал? Морошке не хотелось его бросать, тем более вернувшись в стаю без него, они рисковали навлечь на себя серьезный гнев. Ничего, успокаивала себя волчица. Если богам было угодно оставить светлый осколок в мрачном сердце болот, значит до него есть возможность добраться. Главное не падать духом.

В зыбком царстве тумана исчезло даже ощущение направления и времени, и кажется, что они тонут в его бескрайней, призрачной бездне — там, где нет ни дороги, ни надежды.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

>>Переход из Колючих зарослей

  Сивирь осторожно переставлял лапы, проверяя землю всякий раз перед тем, как перенести на нее всю тяжесть тела. Гнилые болота не были знакомы ему так хорошо, как остальные топи, лишь несколько раз он был здесь, один из которых - с Морошкой. С силой обитающих здесь тварей были вынуждены считаться даже Древние. Вспомнить хотя бы, какое гнездо мар они разворошили тогда...

Но теперь, Сивирь чувствовал, притихли даже навьи отродья. И это его отнюдь не радовало, поскольку это могло означать только одно. Где-то существует враг еще опаснее, еще сильнее и еще древнее.

Туман клубился возле лап, словно очерчивая границу за которой неизвестность. Холодок, тянущийся от него, морозил лапы и сердце. Внезапно, Сивирю захотелось повернуть назад, забрав с собой Морошку, забыв и о Чернолесье, и о своих планах. Пусть князь ведет сюда дружину, и они сами лезут в это проклятое марево. У него же целая стая героев, которыми он так гордится. Но в то же время, он чувствовал, как туман манит его шагнуть. Очарованно, он глядел на движение форм внутри него, желая, но не в силах отвести взгляд.

Словно издалека он слышал встревоженный голос Морошки, и рассудительные приказы Остроскала, в ответ на которые негромко хмыкнул. Распоряжается ими, словно своими воинами. Может, еще и думает, что они будут о нем печалиться, как его воины, в случае беды?

- Помяну, Остроскал, - отозвался Сивирь, - еще как помяну. Сгинешь - и нипочем твоя женушка нам детей не отдаст. Так что побереги свой хвост.

Он подошел поближе к Морошке, чтобы касаться ее плечом:

- Я буду держаться рядом, - шепнул он своей волчице, и сказал уже погромче, чтобы слышали все, - ну, шагаем вместе?

И, вытянув лапу, ступил в туман.

***

Глаза застила молочно-бледная пелена, шерсть намокла от осевших на ней капель, и стало еще холоднее. Мерзлая земля тянула из тела тепло, лапы ступали по воде, едва подернутой тонким хрустящим ледком. Сивирь повернул голову - он мог коснуться Морошки носом, но силуэт ее был размыт и темен, словно волчица была совсем далеко. Посмотрев в другую сторону, он увидел косматую тень князя.

- Конечно, искорка моя... - ответил он волчице, оглянулся на нее... И не увидел.

Сердце пропустило удар, к горлу подобрался леденящий ком. Всего секунду назад Морошка была здесь - и вот она исчезла. Сивирь поглядел на Остроскала - и его не было видно. Они едва ли успели сделать несколько шагов, они же старались держаться вместе! Но, стоило отвести взгляд, как оба его спутника пропали.

- Морошка! - крикнул Сивирь, забыв обо всех предупреждениях князя. Пусть сползутся хоть все навьи твари, это лучше, чем знать, что его волчица где-то оказалась одна в этом безумном тумане, - МОРОШКА!

Ответа не было, и голос Сивиря тонул, словно в толще воды, едва потревожив марево.

- Остроскал?! - позвал он, но уже без особой надежды. И снова ничего. Проклятый туман развел их, и кто знает, как далеко. Сивирь беспомощно замер.

- Может, это время подумать? - вкрадчиво шепнул голос в его голове, - понять, чего ты действительно хочешь?

- Сейчас я хочу найти Морошку, - огрызнулся Сивирь, и вспомнив об обереге, торопливо раскрыл поясную сумку, чтобы достать его.

- Да постой же ты, - продолжил Черниг, - хотя бы выслушай меня! Неужели, тебе так хочется быть героем, что ты готов уничтожить силу, которая сама падает в лапы. Ради чего? Ради счастья тех, кто тебя ненавидит?

- Да плевать мне на Чернолесье, на осколок и на тебя! - прорычал Сивирь, оскалившись, - пусть хоть все отправляются прямиком к Чернобогу! Мне нужна моя волчица и мои дети!

- И безопасность для них... - добавил Черниг. Сивирь, прижав уши, попытался сосредоточиться на своем желании найти Морошку, но разве это было возможно, когда в голове его не смолкая шептал голос.

- Почему ты не хочешь меня понять? Мне ведь тоже нужна была одна-единственная волчица, моя Вьюжка, но ее у меня отняли. Разве это было справедливо? Разве будет справедливо, если этот туман отнимет у тебя Морошку. Представь, он рассеется, а ее уже не будет... Нигде. Это и есть смерть. И такой порядок Чернобог завел для своих детей, и ему приказал повиноваться... Но смерть, не единственное, что может вас разлучить. Есть еще кое-что... Твоя слабость. Она может оставить тебя, потому что ты - слаб. Вспомни Чеслава...

- Я... меня тогда только что клеймили и напоили Кровь-водой... - слабо возразил Сивирь. Голос в его голове укоризненно цокнул:

- Да, Морошка так долго утешала тебя этим, что в конце концов, ты попытался в это поверить. Что ж, можешь рассказать об этом следующему волку, который захочет убить тебя... Или навредить тем, кем ты дорожишь... Когда он будет держать клыки возле глотки твоей любимой волчицы, расскажи ему о том, что ты встал не с той лапы, или плохо поел, или тебе взгрустнулось вечером, и поэтому ты не смог защитить их как полагается... Вдруг, его это развеселит, и он смилуется над тобой... О, или нет... - в голосе Чернига послышалось мрачное веселье, - лучше, расскажи ему о своем подвиге. О том, как ты, самоотверженно отказавшись от могущества, спас Чернолесье... Вдруг проникнется?

Сивирь молчал, глядя на оберег невидящим взглядом, а Черниг продолжал:

- Чеслав... Княгиня... Падуб...

- Падуб бы не убил меня... - сопротивлялся Сивирь. Черниг хмыкнул:

- Но он мог бы. Потому что ты проиграл. А ты прекрасно знаешь, что проигравшие теряют все... Хочешь и дальше полагаться на милосердие, в которое сам не веришь? Будешь валяться в грязи и умолять о пощаде? И ты снова станешь тем, кого покидают, потому что он слишком слаб. Один раз так уже случилось. Помнишь?

- Не смей, - выдохнул Сивирь, но знал, что засевшую в голове дрянь это не остановит. И не остановило.

Сивирь очнулся. Оберег в сумке слабо мерцал. Тонкая золотистая нить, тянущаяся от него, тонула в тумане и Сивирь покачал головой. Хватит тратить время. Где-то впереди его ждала волчица, которая ни разу его еще не обманула. Одна, в тумане. И Сивирь помчался по искрящемуся следу, на ходу споря с Чернигом:

- Нет. Говори, что хочешь, но не трогай Морошку. Она меня не бросит. Если бы хотела, давно бы оставила, еще у логова Никто. Или в горах. Но она все еще со мной.

- Что ж, может быть. Только, тебе не кажется, что ты принес ей многовато бед из-за своей слабости? И теперь, решать тебе. Ты можешь стать героем... и глупцом. А можешь стать тем, кто способен защитить дорогих ему волков. Обладателем силы, которая подчинит тебе Чернолесье. И она будет только твоей...

- Я согласен, - Сивирь, не сбавляя хода, приподнял губу в кривой усмешке, - что ты задумал?

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Когда врага издали видать, то и биться легче, и как место использовать, приметишь, и где у противника место слабее - тоже. Но что делать, когда не видишь даже союзников? Даже собственных лап? Остроскал брел осторожно, опуская широкую лапу в след поменьше, поглядывал на фигуры рядом и вдруг - исчезли. Воин напрягся, крутанулся на месте и врос в податливую сырую землю, не дав панике власти над собой.

Как знал, кричи его лихо! Воин сжал челюсти, умолк, вбирая туман глубоким тяжелым вдохом. Ни запаха, ни звука. Шерсть против воли поднялась вдоль широкой спины, сделав силуэт волка еще больше, совсем косматым, диким. Остроскал пошарил взглядом по округе, но не нашел ни единой подсказки в бледном мороке. Куда ж они пропали? И куда пропал он сам?

- Снова ты, - Остроскал дернуся, будто на звук, но тот прозвучал в голове. Он уже привык отвечать, не размыкая губ, и это было более чем странно. Отмеченный Яробогом, он в последнюю очередь рассчитывал иметь дело с магическими сущностями, так накрепко засевшими в мозгу. Ему казалось, что голова его - надежная крепость, как Княжеский Камень, который не подточили ни века, ни время. А оно воно как. - Почему я не должен хотеть уничтожить тебя?

Стоять на месте и искать укрытие, как он советовал Сивирю и Морошки, Остроскал не мог. Что бы там не паясничал бывший черноуст, а для себя князь оставил роль ищущего. Все лучше, чем разойтись по разным сторонам и не найти в итоге ни друг друга, ни осколка. Повезет, конечно, если они тоже решатся искать, но князь рассчитывал на это меньше. А еще они здесь по его вине. Выручать надо, как не крути.

Он наугад выбрал направление, подрагивая ушами на слова Чернига. То от него не дождешься, то наседает люто, совсем как в логове, пока Остроскал был один. Но то ли времени подумать толком не было, осмыслить и понять, то ли не до Чернига было вовсе. Что ему власть сейчас, сила или враги. Но голос отвлекал, и это было куда хуже. Воин тряхнул головой и тихо зарычал сквозь зубы.

- Эка ты расщебетался, Черниг, - Остроскал выпрямился, снова вдохнул полной грудью. Припал носом к земле, но и тут ничего - Всего лишь бесплотный дух, говоришь, а силу дать можешь? Я был там, в горах, видел, что у тебя за сила и кем стал Намар, будучи сииильным... - последнее он протянул почтит насмешливо и цыкнул. Умен Черниг, так слова сплетает, по нарастающей, что к концу сладкой речи забываешь, что в начале было. Но пока Остроскал стоял на лапах твердо, и мысли его были каменными. Трещинка там, скол здесь, а глыба стоит.

- Черноуст-черноуст. Заладили, - раздраженно бросил он вслух. - Да пока я с ним шел, видел только мальчишку, который каждому готов горсть колкости отсыпать или укусить из упрямства. А все почему? Потому что жестокости обучен. А жестокость она от слабости, Черниг. От бессилия... - фыркнул. - Думаешь не осознает он в какую западню попал? Мы ему враги, его на нас натаскивали, как на дичь, а теперь он сам дичь и даже воина моего не загрыз... И не потому, что кишка тонка, а потому что его кишки ему дороже. И дружинник мой еще раз напомнил ему об этом... - Князь вспоминал победу Падуба, и она откликнулась ему триумфом. Не столь потому, как распластался враг, а от того, как умело еще мог подбирать крепких воинов. Хороший был бой, показательный. Вернуться бы только, еще поглядеть. И узнать, как там у дружины дела. Удивительно дело творилось - он шел незнамо куда, по гиблым топям, куда даже черноусты в его время не совались, а думал о том, как там его волки. Одержана ли победа? Сколько мертвых и раненных? Тоска просачивалась под кожу вместе с зыбкой сыростью. Как там Ярая и Солнцевзор? Меньше всего воину хотелось огорчить их свой пропажей. А это значит что? Верно, путь выгрызать себе будет, лапы истопчет да кровь прольет, если понадобится. И вернется. Вернется.

- И не начинай мне о том, что Яробожьи тоже жестоки. - Добавил спустя минуту. Или две? В тумане не было ориентиров. Но он мог отвлечься на беседу. Уже хорошо. - Своих мы караем по совести, а тех, кто законы богов переступает, в Кровь-Реку. И слабость этой жестокости в том, что мы всего лишь волки. Воины и ведуны, имеющие дело с теми, кто взял себе силу богов и думает, что может помыкать и питаться нами... Так пусть хоть с Кровь-Рекой, очищенные, у Чертогов челом бьются да в ножки хозяину Нави кланяются, раз он сам за собой прибрать не может.

Остроскал уже не знал в каком направлении идет, но разговор, как не странно, отвлекал его от тревожных мыслей. Глаза боятся, лапы двигаются, сердце бьется - пока этого было достаточно. Воин ступал через туман наощупь, но если находил надежную кочку, не мешкал. Время играло не на его стороне. Рядом ни укрытия, ни клочка земли побольше, чтоб развернуться на случай нападения. И его союзники, быть может, попали в большую беду, чем он.

- А ты.. - бросил воин сурово. - Кончай мне про второй шанс заливать. Были у тебя шансы, Черниг, были. Сказки-то или нет, а на ошибках ты не учился. А если ж твой брат был, как я, то и прощал тебя поди не раз. Родная кровь не вода, просто я это понял позднее, чем хотелось. - воин вздохнул. Мысли его лились плавно, но с укором, нет, пренебрежением, будто щенка отчитывал. - И если б ты учился, то знал: мертвым место среди мертвых. Ты был живым. Теперь нет. Упокоить бы тебя по совести, чтоб в разум не сорил. - и дополнил уже для себя: - А вот я живой. И дорого обойдусь тому, кто решит мне зубы скалить.

Кажется земля под лапами становилась тверже, но окруженный обманом, мороком и сладкими речами, Остроскал уверился лишь, как чужероден всему этому. И шел дальше.

слова выделены жирным для удобного чтения.
все это мысли персонажа

Отредактировано Остроскал (06.08.2025 18:58:54)

Подпись автора

Словно волки да в овчарне Вы доспехи разрывали, Навьи полки поганых По степи вы разметали!	Славный пир мечей закончив, Заживляли страшны раны, Ярый бой, три дня, три ночи – Помнят древние курганы…

Сивирь шел за золотой струной, упрямо тянущейся сквозь туман. Странно, такая тонкая, она единственная была по-настоящему надежной в окружающем его мороке. Все остальное казалось до безумия зыбким, даже его мысли.

Черниг изложил ему план... Безумный, невероятный... И все-таки, кажущийся выполнимым. Взять князя в плен, заставить княгиню немедленно убраться с болот, стать спасителем для черноустов... Вернуть себе власть с помощью силы, что даст Черниг, сыграть на памяти о могуществе Древних. Выменять у княгини на князя детей, а после оградить топи такой охраной и чарами, чтобы даже помыслить Яробожьи не смели вновь ступить на них. И никто не смел бы больше помыкать ими...

"Богов нельзя обмануть дважды..." - Сивирь будто снова увидел перед собой Никто, строгую, с внимательным взглядом темных глаз. Нет, не права была старая полубезумная одиночка. На его стороне будет сила волка, что уже когда-то провел богов... Да, они обратили против него силу. Но в этот раз...

- В этот раз мы будем осторожнее... - шепнул Черниг, и Сивирь улыбнулся, торжествуя. Он не замечал, что единожды согласившись с темным духом, теперь уже не мог сопротивляться его сладким речам. Как будто бы все, что говорил Черниг, становилось для него истинным. Окунувшись в мысли о будущем триумфе, он наконец-то чувствовал себя на своем месте. Победителем, а не проигравшим. Повелителем, а не игрушкой для княгини, князя, или кого-либо еще. И Морошка...

- Она будет рада, - шепнул Черниг, окутывая его чарующим теплом, - она будет править вместе с тобой. Все ее враги станут трепетать перед ней, а после ты передашь мою силу своим детям, и не будет на болотах других властелинов, отныне и вовеки веков...

Сивирь шел по болотам, легко, словно тень. Ему казалось, что не смотря на туман, лапы сами знают, куда им ступать. Да, и разве могло быть иначе? Он родился здесь, он здесь вырос. Плевать на прошлое, и на то, что он не волен был выбирать свою судьбу - теперь, выбор был только за ним. Сила... Сила, о которой так сладко шептал Черниг, была совсем рядом. Сивирь видел ее в клубах тумана. Он видел себя во главе войска мертвых, войска, подобного которому не видели со времен Долгой Ночи...

- Но как это возможно? - спросил он, зная, что Черниг найдет ответ. И Черниг не обманул его ожиданий:

- Ты ведь знаешь, что Чернобог проклял Слово. Никто не может поднять больше одного мертвеца - это не по силам смертной душе. Но, что, если смертной душе будет помогать душа бессмертная? Та, которую сокрушить до конца не смог даже Яробог. Когда ты восстановишь мою душу, она останется служить тебе. Неисчерпаемый источник пищи для всех мертвых, которых ты захочешь поднять...

Сивирь кивнул. Это объяснение его вполне удовлетворило. Золотая нить, тем временем, стала крепче, и следующий шаг Сивиря пришелся в неожиданно глубокую воду. С чавканьем выдернув лапу из грязи, он взъерошился от внезапно пробежавшей по спине холодной дрожи и крикнул:

- Морошка! - в надежде, что волчица окажется где-то поблизости.

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

- Да ты как мой дед, честное слово. Тому тоже виднее, кого любить, - проворчала Морошка раздраженно. Ей через топь идти, а он отвлекает. Она могла бы пропускать слова мимо ушей, но уши-то снаружи торчат, а он в голове сидит. Вдруг нарочно без умолку заговорит. Или глубже в воспоминания полезет? Или так давить начнет, что она себя потеряет? Впрочем, он и эти опасения мог читать спокойно, ведь так. Поэтому ведунья уткнулась носом в землю и прощупывала тропу дальше. - В последнее время этой заботы так много, что душит. Все лучше знают, что мне надо, будто уверены, что спущу им управление моей жизнью. И совсем не думают, что жизнь у меня одна, и я вправе быть собой. И любить кого хочу в том числе.

Морошка редко выражалась грубо, но, шагая через гнилые болота, пропекала их так, что и слов-то таких раньше не знала. Потому что дело было дрянь. По пути она не встречала деревьев. Ни одного гнилого кусточка, чьи корни намекнули бы на почву покрепче той, через которую пробиралась волчица. Иногда, ступая на казалось бы прочную кочку, Морошка с резким вдохом проваливалась в ледяную воду по самые запястья, и пальцы ее жадно засасывал ил.

В один из таких случаев, омытый водой берег оказался неустойчив и, упираясь в него задними лапами, чтобы выбраться, Морошка едва не скользнула в трясину целиком. И пожалуй единственное, что спасало ее в такой момент - укрощение собственной тревоги. Она выберется. Рано или поздно. Показать болотам иные мысли было опасно. Как, впрочем, и Чернигу.

- Мне рассказывали, что Макошь дала тебе здоровье и зрение, способное в душах волков читать. Но так ли проста и наивна богиня, знающая наши темные стороны? - вымотавшись, Морошка присела там, где стояла. - Я не берусь судить тебя, да и кто я такая, чтобы с тобой тягаться, но те легенды, которые я слышала, твердят, что богиня уже тогда знала, что свет в твоей душе стал слабее с последним вздохом Вьюжки. Поэтому тебе легче стало и несправедливость видеть, и все то плохое в волках, что в тебе самом таилось. Да в каждом из нас таится, - Морошка вздохнула, приподняла перед глазами оберег и шагнула дальше. - Вот если б ты принял то, что с тобой случилось, вот тогда бы ты Макошь вокруг носа-то и обвел. А так...

При словах о Сивире Морошка невольно ускорила шаг и осекла себя за торопливость, едва не нырнув носом меж тростниковых зарослей да прямо на глубину. Его голос раздался издалека, разрывая туман в клочья, и пусть Морошка его не видела, сердце ее забилось сильнее.

- Сивирь! Я так рада, что ты жив! - воскликнула она радостно. Если б не опасная земля, запрыгала бы, - Ох, не помогут тебе боги, если ты мара! - погрозила она, но и тут шутливо, и предупредила. - Будь осторожен! Здесь очень глубоко! - Морошка не бралась судить насколько трясина впереди была большая. Туман искажал звуки и расстояние. Хватило бы прыжка? Ее покоробило от одной только мысли прыгать в туман наугад. Тогда что? Взволнованная, она пустила по направлению голоса искру, но та, погрузившись во мглу, так и исчезла, не добравшись. Ведунья не ощутила ни жизни рядом в тот миг, и возможной боли, если Сивирю пришлось столкнуться с неприятностями. - Как ты? Не ранен? Нам придется обходить топь, чтобы встретиться! - и очнувшись от восторга, спросила обеспокоенно. - Остроскал с тобой?

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Голос Морошки пробился сквозь туман, и Сивирь почувствовал, как стальные когти, схватившие сердце с самого момента их разлуки, ослабли хватку:

- Морошка! Слава Ладе! - крикнул он, и внезапно рассмеялся, от облегчения. Второй лишь раз в жизни он упоминал это имя.   После Перепута хоть и вернулся Сивирь под присмотр богов, но обращаться к ним избегал, с просьбой ли, с благодарностью. То ли все-таки таил обиду, то ли считал себя недостойным до сих пор, а может и то и другое вместе, - Морошка! Любимая моя! Ты в порядке?

С громким плеском, еще раньше, чем успел услышать предупреждение волчицы, Сивирь сунулся в холодную воду, но тут же отпрянул назад, почувствовав зыбкость тягучего дна под лапами. Нервно заходил по самой кромке, вытягивая нос туда, куда уходила золотистая нить. Где-то там, за туманом, скрывалась его волчица, и Сивирю до безумия хотелось коснуться ее, прижать, убедиться что она не только жива, но и здорова, что настоящая. Но почва срывалась под лапами, заставляя оступаться:

- Не мара я, - хмыкнул он, - даже жалко. Был бы марой - добрался до тебя. Я не ранен, все хорошо. С твоего берега видно, в какую сторону идти?

Сивирь пытался нащупать твердую землю, когда услышал вопрос волчицы. Он поднял голову, насторожил уши, и весь вытянулся в струну. Черниг шепнул довольно:

- Удачно, верно? - и Сивирь молча кивнул. Крикнул Морошке:

-А не с тобой он разве? - и добавил негромко, - запаздывает, значит, князь...

Прав был, Черниг, лучшего момента не найти. И, ровно так же, как Сивирь, замер в его голове настороженный дух.

Без помощи Морошки не выполнить было ему намеченного плана. Только как рассказать ей о нем? Ох, какая-то часть разума Сивиря, неподвластная Чернигу, подсказывала, что волчица его вовсе не будет в восторге от услышанного. Осторожно, словно ступая в холодную воду, в зыбкую топь, Сивирь окрикнул ее:

- Морошка... - и умолк, подбирая слова. После, глубоко вздохнул, и решился разом, словно по грудь оказываясь в болоте, - мне помощь твоя нужна. Князя пленить.

Главное было сказано, и осторожно двигаясь по краю топи, Сивирь сплетал слова, не зная, сколько в них его самого, его жажды и страсти, а сколько - Черниговой власти:

- Ты послушай, Морошка... Мы губить никого не станем. Мы князя в плен возьмем, детей наших вернем в обмен на него - для такого он ведь живой нам нужен... И осколок на него выменяем. И княгиню отступиться заставим. Я все знаю, Морошка, все продумал... Древних больше нет... - Сивирь тяжело дышал от волнения. Странно было это, говорить в туман, не видя своей волчицы, ее глаз, но Черниг ласково шептал что-то успокаивающе-ободряющее, да и Сивирь чувствовал, как в груди его разгорается холодный огонь. Он крался по краю берега, вдыхая сырые болотные запахи, и гнев его разгорался с каждым словом. Черниг опутывал его видениями: княгиня обращалась в Чеслава, Чеслав - князем, князь - Падубом... Морошка у Каменного круга, алая от крови трава, багряно поблескивающая в сумерках. Клеймо, впечатанное в плоть, Сивирь, проигравший в поединке, в который раз...  - мы спасителями придем, властелинами болот станем... Я - Патриархом новым, а ты - Матриархом... Болота укрепим, стражу расставим, чары, никто больше нас не тронет. Слышишь, Морошка? Никто нас больше не тронет!

Отчаянный, злобный крик взвился в воздух, и повис в нем, и Сивирь сглотнул невесть откуда взявшийся комок в горле. Вот это совсем лишнее было. Судорожно втянув в легкие изморозь топей, он заставил оледенеть сердце, укрепить голос:

- Никто тебя не тронет, любимая моя, искорка моя, ягодка... Ни одна тварь больше клыки свои к твоему горлу не приблизит! Дети наши правителями станут, после нас! Не изгоями, не презренными потомками клеймленного - повелителями болот. Не пещеру в горах мы им оставим - власть и силу... Сила, Морошка, у меня будет, слышишь... Большая сила. Никто против нее подняться не сможет!

Сивирь прислушался к шорохам по ту сторону тумана, затаил дыхание. Только бы Морошка согласилась. Только бы помогла ему.

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Сивирь с облегчением вслушивался в голос Морошки, доносящийся к нему сквозь туман. Определить точно разделявшее их расстояние было нельзя, но почему-то волк чувствовал уверенность в том, что каким бы оно ни было, они его преодолеют. Было ли то шепотом Чернига, приглаживавшего его растрепанные мысли, или вера самого Сивиря, но ему казалось, что сегодня все должно было удаться. И то, что Морошка, заблудившаяся в загадочной мгле, была жива и здорова, и то, что он смог отыскать ее - и сделать это раньше князя, и даже то, что сам князь где-то задерживался, казалось Сивирю добрым знаком.

- Хорошо, Морошка! - радостно крикнул он волчице, повернувшись на звук ее голоса, - отдохни и иди осторожно, не спеши, как я тебя учил. И я в твою сторону пойду. Скоро увидимся!

Как же хотелось Сивирю и в самом деле увидеть свою волчицу. Даже Черниг притих в голове - видимо дух, которому были ведомы все помыслы и чувства Сивиря, осознавал, что план его для волка на втором месте, в первую очередь тот думает о Морошке. Сивирь же, осторожно ступая вдоль зыбкой кромки, с замиранием сердца ждал, когда отзовется ему Морошка. Ее голос, как и золотая нить, натянутая между их оберегами, служил для него путеводным огоньком.

Но вот тишина тяжело, недобро затянулась, а золотая нить, померкнув, стала тоньше.

- Морошка? - встревоженно окликнул Сивирь волчицу, не зная, что та обронила оберег. И наконец, услышал ее звенящий голос. Черниг негромко усмехнулся, и Сивирь неожиданно улыбнулся тоже. Он и не думал, что Морошка согласится легко и просто, ведь это была его Морошка, волчица, добрее которой Сивирь не знал. Конечно, ей не понравился бы ее план и Сивирь уже готовил слова, чтобы попытаться разубедить свою жену, но тут речь зашла о князе, и улыбка разом сползла с морды волка, а все заготовленные фразы рассыпались и утонули в грязи.

Конечно. Князь, семья, стая... Не только туман плотной стеной стоял между ними, не только ужасные преступления, который Сивирь совершал в прошлом, будучи Викулом, не только смерть Крыжовника от его лап. Но еще и Морошкина убежденность в том, что князь - защитник, семья - волки, желающие ей блага, стая - родной дом.

Когда-то Сивирь полюбил Морошку именно за ее веру в добро и справедливость, кроющиеся в каждой душе. Теперь же он чувствовал, как убеждения Морошки превращаются в непреодолимую преграду между ними. Словно бы она - бабочка, летящая на костер, в полной уверенности, что ждет ее там дружеское тепло, а не испепеляющее пламя.

- Князь, значит? - невесело усмехнулся Сивирь, - помиловал, говоришь? То-то и оно...

Он заскреб когтями грязь в бессильном отчаянии, раздраженно рыкнув на шепот Чернига, который вновь послышался в его голове. Разубедить Морошку... Было ли возможно? Да и стоило ли?

- Неужели ты и в самом деле веришь ему? Им всем? - бросил он колко в туман. Когда-то Сивирь уже спрашивал у волчицы что-то подобное и воспоминания о тех временах укололи совестью, но Черниг услужливо позволил ему отбросить их. Теперь он не хотел поглумиться над Морошкиной наивностью, а уберечь ее... Уберечь их всех, - ведь, однажды тебя Морана уже обманула, выманив за мной на болота. А после обманула меня, пообещав помилование!

Сивирь клацнул зубами в воздухе, взъерошив шерсть на хребте. Растрепанный, хлесткий, со взглядом, наполненным обидой и жаждой мести - хорошо, что Морошка не видела его сейчас. Воспоминания о том, как обошлась с ним Морана, услужливо подсунутые Чернигом, пробуждали в нем не злость - самую настоящую ненависть. Морошка тогда успела спасти Сивиря прежде, чем добралась княгиня, но после на их пути появился Чеслав, и Сивирь хлестнул себя хвостом по задним лапам. Отправила за ними наемника княгиня, чтобы добил тот, кого у нее не получилось - в этом Сивирь был почти полностью уверен, знал, что и Морошка себя не обманывала в том. И она не посчиталась с другими жертвами:

- Или, может ты думаешь княгиня злая, а князь добрый? - прорычал он, - оба они одной кости! Оба меня ненавидят. Думаешь, сдержат они слово? А ты скажи мне, какая сила помешает им, когда мы с осколком вернемся, мне глотку вскрыть, а тебя... Тебя замуж отдать... за... за... Да вот хотя бы за Зверобоя! Или еще чего похуже придумают!

Сивирь тяжело втянул в онемевшую грудь густой ледяной воздух. Там, где Морошка видела терпение, Сивирь - лишь с трудом сдерживаемую приказом князя ненависть, которая обрушится на него, едва лишь он перестанет быть нужен Яробожьим. И что он мог поделать против этого? В стае остались их волчата, и Сивирь знал, что стоит княгине или князю поманить его ими, он отправится им на суд сам, как покорный телок. И Морошка... Морошка отправится за ним. Ну как? Как она не понимала, что у них не было другого выхода?

- Терпение? - спросил он с усталым выдохом, словно растолковывал очевидное неразумному волчонку, - кто отнесся к нам с терпением? Твой дед? Мать твоя? Другая родня, которой я со счета сбился? Волчицы да волки, что по углам шептались? Неужели ты не видишь, что они все только и мечтают о том, чтобы прикончить меня, да князь мешает? Пока мешает.

Сивирь покачал головой, ощущая в груди тянущую пустоту.

- Ну почему ты веришь им всем, а мне не веришь?! - вырвался у него крик и улетел в туман, - да, Черниг мне силу обещал дать! Но если уж так судить - и он нас, и стая твоя обмануть может! Только в отличие от милосердия князя с княгиней, у его силы подтверждение есть - легенду о ней все Чернолесье хранит. А когда твой князь слово сдержал? Когда сдержала его княгиня? Неужели ты думаешь, не плевать им на нас?

Он шагнул вперед, вслушиваясь в тишину по ту сторону марева, страшась и ожидая ответа.

- Морошка... - мягко начал Сивирь, - я ведь не прошу тебя князя убивать... Ты пойми, я изменился, Морошка. Не нужна мне кровь ни его, ни княгини, хотя уж Морана-то заслужила мести... Но, мы только пленим его, чтобы волчат вызволить, и коли княгиня упрямиться не станет, вернется к ней ее супруг, не успеет и глазом моргнуть... Выспросим тот осколок, что она хранит, остальные Черниг укажет. Мы силу получим...

- Скажи ей, что светлый осколок достанете, чтобы меня смирным держать, - подсказал Черниг, до того внимательно прислушивавшийся к разговору. Сивирь облизнул пересохшие губы:

- А светлый осколок тоже достанем, и будем хранить, чтобы Чернига в подчинении удержать, - послушно повторил он, - если захочет нас обмануть, пригрозим ему, что пересоберем душу его и богам отдадим!

Обращение волчицы хлестнуло Сивиря по ушам. Специально ли Морошка припомнила ему то, как звала на болотах, или речи его неосознанно напомнили ей прошлого черноуста, что держал ее в плену питомицей? На миг Сивирь зажмурился до цветных кругов перед глазами, после сделал еще один маленький шажок вперед и заговорил снова:

- Нет, Морошка, не называй меня так... Я... я же изменился, милая моя... Если боишься, что все как прежде будет - не будет, клянусь тебе! Ты послушай меня, ни я, ни сброд болотный не заслужили твоего милосердия и великодушия, но все же... Все же мы им их дадим. За тобой будет милость, за мной сила. Мы возродим Древних, но другими... Нас будут не только бояться, но и любить. Мы справимся, Морошка... Если не хочешь стать черноустом - не становись. Не хочешь ритуалов кровавых - мы их отменим... Пусть... пусть все будет иначе, только помоги мне пленить князя! Помоги мне, Морошка...

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Представить голос в голове фоновым шумом — вот чего хотел Остроскал, но делать вид, что Чернига не существует, было так же невозможно, как отказаться от собственных лап. Он сроднился с комариным писком над ухом, со скрежетом и хрустом вдалеке, с ползущим по спине и плечам туманом, вился у самой глотки, оставаясь бесплотным и недосягаемым. Иначе давно бы лежал со вспоротым брюхом.

- Безродный одиночка, говоришь, - Остроскал не сдерживает смешок. «Бесправный» подошло бы больше, может, не скребнуло бы голосом ледяной колдуньи. А может, Черниг специально слова подбирал. Остроскал давно потерял связь между правдой и вымыслом, между фактом и мнением, неизменно шагая вперед, как будто остановиться означало, что ловушка захлопнется и он перестанет быть собой. - Даже безродный одиночка иногда становится князем, а целитель - первым черноустом. Тебе ли не знать... Но ты же не помочь Намару хотел, а использовать. Может, я представлю, что ты и меня используешь? Или поверю, что все зло Чернолесья под твоим контролем и ты в состоянии это исправить? Вот только оно и до тебя было, Черниг, и будет после. А ты всего лишь жертва моего упрямства.

Остроскал не сдержал усмешки, обнажившей зубастую пасть по одну сторону. Вот же сведет судьба... Он шел дальше, увлекая себя зрелищем проступающей сквозь пальцы грязи, холодной и скользкой, прислушиваясь к обстановке вокруг.

- Давай не будем играть в доверие, которого между нами нет. Ты сводишь с ума волков, а я не из тех, кто прощает дважды, - ответил он наконец и крутанул головой на звук, различив громкие голоса. Черниг умолк.

Осторожно ступая навстречу, воин в конце концов вычленил отдельные фразы, брошенные в гневе или отчаянии. Сивирь действительно говорил с Морошкой. Слова лились из него водопадом, и каждая их капля делала Остроскала мрачнее, в то время как голос волчицы едва пробивался сквозь мглу. Значит, они не рядом.

Он сжал губы. Его ничуть не пугало близкое сражение, наоборот, как и прежде в груди поднималась холодная ярость. Дескать, драка как драка, даром что противник изворотлив и жалостью не одарить — не в первый же раз; хотя князь прекрасно осознавал всю безысходность их положения. Точно так же, как Сивирь не верил ему, Остроскал не обманывал себя сказочкой о добродушном пленении и прекрасной жизни, которая наступит, потому что на болотах появится власть такой гниды.

Остроскал мог бы играть героя до последнего, он знал, как выглядеть благородным и как поступать по справедливости, а еще знал, как ими притворяться. За время княжения он стал жгучей травой, что пригибалась, лишь бы не сломало ветром. Стал ручьем, просачивающимся сквозь залежи камней, и хищником, кажущимся безобидным. Шумевший в ушах набат диктовал ему самое простое и древнее правило: убей или будешь убит. И дело было даже не в Черниге, хотя, пожалуй, услышанного хватило, чтобы убедиться, что он сыграл в этой сцене не последнюю роль.

- А я предупреждал не поднимать шум, - мертвецки спокойно процедил князь, все еще укрытый туманом. Пожалуй, тут Сивирю бояться было нечего: не страшен воин, пока далеко. А Морошке и вовсе не слышно, о чем они переговариваются. - Стравить он нас решил, значит? Что ж... я полагаю, ты все решил.

Остроскал тоже не видел морды волка, вмиг обернувшегося на голос, только призрачное присутствие, исчезавшее по велению живой белоснежной завесы.

- На княгиню брешешь, а сам как она. Пленник своих страхов, - темная косматая фигура прорезала туман, но не успел Остроскал обрести различимые очертания, как добавил вкрадчиво, но холодно. Он знал, на какой крючок ловит, чтобы продолжать говорить: - Хочешь знать, почему она поймала тебя? Зачем повела Морошку через Топь? Почему вы одно и то же?..

Янтарные глаза блеснули сквозь белую дымку, но Остроскал оставался так же пугающе сдержан, будто поступок Сивиря его никак не удивил. Ни ужаса, ни возмущения, ни злости — выражение морды оставалось беспристрастным, каждый шаг накалял ледяной воздух. А что же тогда? Разочарование? Стоило признать, на мгновение Остроскал поверил, что за грязной оболочкой кроется нечто большее: страх за семью, желание заботиться, любить — все то, чего князь не ожидал бы от черноуста. Словно Морошка на самом деле могла найти и раскрыть в нем что-то хорошее. Остроскал мысленно смеялся над самим собой. Он слишком много прощал каждому, кто ради блага переступал мораль, и оставался тем, кто вынужден принимать суровые решения. Ради любви, как в случае с Мораной. Спасти ее, уберечь честь друга и душу его сына. И ради собственной жизни, которую князь не поставит в жертву чужой амбиции.

Все-таки не зря твердят предки: хорош тот черноуст, который мертв, и волки вздохнут спокойно. Остроскал оправдает этим свое недооцененное милосердие.

- Кто бы ни победил, после я расскажу тебе, - губы его сломались в блеклую усмешку. - Почему Морану утешит моя смерть. Или Морошку спроси. Пусть узнает потом о судьбе волка по имени Светел. Если еще останется с тобой... Таким же распорядителем ее судьбы, каким был с самого начала. Впрочем, каким стал и я... Мы же хотим блага.

Остроскал прервал шаг, остановившись прямо перед ведуном. Он смотрел жалящим взглядом и, выпятив грудь, с вызовом расправил плечи. Оскал исказил черты, будто по камню, кроша невозмутимость, пошла трещина, и князь жадно втянул холодный воздух сквозь крепкие клыки.

- Давай сюда мне свою черноту и трусость! Докажи, что стая была права, а я ошибся! И впредь ничего честнее моей кары не жди, - рык сотряс болота, и слова, повторенные эхом, прокатились через туман.

Отредактировано Остроскал (28.08.2025 10:18:32)

Подпись автора

Словно волки да в овчарне Вы доспехи разрывали, Навьи полки поганых По степи вы разметали!	Славный пир мечей закончив, Заживляли страшны раны, Ярый бой, три дня, три ночи – Помнят древние курганы…

Лежать и слушать было невыносимо.

Она вновь казалась себе очень глупой Морошкой, доказывающей Брату Древних, как это чудесно иметь семью и любить их, даже если между ними огромное расстояние. Как легко быть сильной, чувствуя за спиной незримую поддержку родных и близких. Но его урок тогда был довольно прост: сколько не доверяй чужой милости, а тебя догонят и сдерут блестящую оболочку, потому что хотят. И Сивирь беспощадно напоминал об этом. Факт за фактом, которые не оспорить одной лишь наивной верой в лучший исход.

Что в самом деле мешает князю убить их, когда они завершат дело? Что помешает Можжевельнику прогнать Сивиря, как он наверняка надеялся, а ее выдать замуж? Конечно, обломал бы зубы в попытках, как и все желающие породниться с Морошкой, не даром она с черноустом жила. Но все-таки. И с каких пор она поверила, что у княгини нет наемника, способного их убить? Приказать Чеславу вспороть им глотки, и он сделает это, потому что может...

"Ну почему ты веришь им всем, а мне не веришь?!"

Морошка накрыла голову лапами, прижала уши, зажмурилась до искр перед глазам. "Да потому что страшно представить, что ты прав!" - горло раздирал немой крик. Она знала - знала! - что в Яробожьей стае их детей не обидят. Конечно, найдутся те, кому придется не по душе их родство с Сивирем, но есть такие как Хельга, как Дана и все те, кто не осудит волчат за дела родителей. Но что касается самих родителей?

Кажется Черниг чувствовал ворох сомнений, одолевших Морошку, но она была слишком занята мыслями о словах возлюбленного, чтобы обращать внимание на козни того, кто пытается его отнять в этот самый момент.

Неужели князь еще страшнее княгини? Он обманул Хельгу, чтобы она привела их в стаю ради важного дела. Он что-то пообещал Яробожьим, если они потерпят их семью. Но разве можно убедить всех разом, если угодить каждому невозможно? Или достаточно группы сподвижников, чтобы вершить суд? А если все всё знали, то почему он пошел один, не взяв с собой никакой подмоги? Морошка мысленно цеплялась за факты, в попытке урвать опору, надежнее болотной почвы. Зачем возвращаться в стаю и убивать их там, если можно удавить здесь, имея под рукой верных дружинников вроде Падуба или Зверобоя, едва осколок будет найден? Оправдать их присутствие безопасностью, а исчезновение Сивиря и Морошки - как несчастный случай.

Вряд ли Остроскал рассчитывал убить ее и Сивиря сам, наоборот, он знает, на что способен Сивирь и как его усилит целитель рядом. Князь очень рискует своей жизнью, и представить страшно, что было бы, согласись Морошка с решением мужа.

Конечно же она согласна, если дело дойдет до драки, если выбора не останется, ведь любила Сивиря больше стаи. Но если окажется, что он ошибается, а она права...

Нет, надо найти Сивиря и поговорить с глазу на глаз. Он слишком взволнован и взвинчен, чтобы слушать. Ему страшно, и Морошка не могла назвать его страх беспричинным. Еще и Черниг мучает. С каких пор он у него в голове, раз может так обмануть? Морошка подобралась, усилием воли заставила себя встать и окунула магический лучик под воду. Амулет обнаружился не сразу, но теперь снова вился в воздухе.

Морошка встрепенулась, услышав свое имя, взволновано и тревожно. Кажется, она молчала слишком долго. Она еле заставила себя разомкнуть губы, чтобы рассказать обо всем, что успела подумать, как по спине поползла леденящая волна ужаса. Голос Остроскала до этого тихий и сдержанный поднялся над туманом, как грозовой раскат, сковав сердце. Морошка поджала хвост и уши почти инстинктивно и попятилась, потому что стало страшно. Не за себя, за Сивиря на другом берегу, и первая отчаянная мысль диктовала броситься через топь на выручку своему волку.

Но много ли толку будет от того, что она не отыщет сухого берега и утонет? Морошка ошарашенно оглядела доступный ее глазам берег. Сколько продержится Сивирь, если Остроскал нападет? Поединки были быстрыми, а исход непредсказуем...

- Сивирь! Я в порядке! - бросила она через трясину. - Князь, не руби с плеча. Черниг хочет убить нас, чтобы никто не добрался до осколка или уничтожил его! Но нам не нужен этот бой! Все можно решить миром! Разве не ради мира мы здесь?! И для семей, и для стай! Нужно всего лишь поговорить!

Но отпустить гордость и упрямство непросто. Морошка знала. Она жила среди волков, способных поставить на кон жизнь, только чтоб доказать свою правоту... Она задышала резко и рвано, волнение подгоняло стук сердца. Ведунья не слышала драки и боялась, что все закончилось слишком быстро, а она не успела ничего исправить. Но стоять на месте и ждать, что они одумаются, тоже нельзя! Судорожно оглядываясь, Морошка пустила вперед сноп искр-камешков и, сжимая страх мертвой хваткой, шагнула по тусклому следу тех из них, что еще виднелись сквозь мутную воду.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

Сивирь дернул плечом при упоминании Мораны, это имя никак не давало ему покоя, поскольку сложно было сказать, сколько ночей он провел в тщетных мечтах о том, чтобы когда-нибудь добраться до княгини и вскрыть ей глотку, а после и до Чеслава... Впрочем, порядок не имел значения, главное, что он хотел уничтожить их обоих, и заодно - Извику, чтобы этими смертями утвердить самому себе, что он все еще может защищать свою семью, что он не так слаб, как думал в последнее время.

Ибо пусть законы Топей никогда не были справедливыми, они учили тому, что тот кто ищет справедливости умирает первым. Взять то, что хочешь взять, защищать столько, сколько сможешь, и ждать смерти от клыков более сильного - вот к чему привык Сивирь.

И тем более было странно, против всех законов, что Сивирь уяснил с детства, стоять на дрожащих от ярости лапах, и слушать своего смертельного врага под неумолчный шепот Чернига, который, словно взбесившись, взывал то к страху, то к злобе, то к честолюбию Сивиря, но тот стоял, как вкопанный, вглядываясь в морду Остроскала, как будто бы он может увидеть, насколько искренними или лживыми были его слова.

Впрочем, с того момента, как его судьба тесно переплелась с Яробожьими, он совершал ошибку за ошибкой, снова и снова. Например, когда ждал милосердия от княгини. За нее он чуть не расплатился жизнью. Может и теперь, ожидая справедливости от князя, он ошибается. Только теперь гибель может ждать не только его.

И потому он напряженно слушал. Потому что если в этот раз не распознает обмана, цена будет чрезмерной.

Но постепенно рассказ Остроскала увлекал его. Сивирь все еще настороженно следил за волком, однако поза его теперь была куда менее напряженной. Если это не было выдумкой, не было умело сплетенной ложью, чтобы обмануть его, то да. Сивирь мог понять. Теперь мог.

Как там сказала Хельга? Есть цена, которую платит за любовь каждое живое сердце? У него никогда не было никого кроме самого себя. О своем благополучии следовало беспокоиться больше, чем за кого-либо другого. Больше даже, чем о Древних, поскольку Сивирь знал, что и они будут беспокоиться о нем, лишь до тех пор, пока он остается полезным. Он служил Семье, но не обманывался ни в своих, ни в их мотивах.

Но в его жизнь пришла Морошка, и он чуть не сошел с ума, когда понял, что можно так бояться кого-то потерять. Сколько бы он не пытался закрывать глаза на пробудившиеся чувства, сколько бы не ходил вокруг, отрицая очевидное, любовь к Морошке затягивала его, словно в водоворот, ошеломляя одним открытием за другим. Делая его самым счастливым, но в то же время самым несчастным волком в Чернолесье. Ведь потерять ее казалось так легко...

А после у них появились волчата. Сивирь прикрыл глаза, тяжелые слова Остроскала падали ему на сердце, словно камни. Он не сразу поверил в то, что это действительно возможно. Нет, он не сомневался в Морошке, ни на минуту, поскольку то, что волчица ему неверна казалось куда более невероятным, чем то, что у него, клеймленного, бывшего черноуста могут появиться волчата. Но он никак не мог поверить в то, что это - по-настоящему. И когда они появились и он увидел их первый раз... Сивирь понял, что его сердце раскололось еще на три части, и каждая из них теперь существовала отдельно, в их детях. Если до того страх потерять Морошку был его безумием, теперь оно усилилось троекратно. Эта тревога никогда не оставляла его. Она могла быть тише или громче, но всегда была рядом.

Поэтому он мог понять Морану. Невероятно, но он мог. Любовь к Морошке, любовь к детям дали ему эту возможность. Как бы он не хотел бы оставаться беспощадным, холодным ко всему, что происходит извне, как бы не хотел продолжать ненавидеть Морану, как бы не цеплялся за жестокость и безразличие, которые считал своей главной силой, он уже не мог забыть то, чему научила его Морошка.

Остроскал продолжал и с каждым его словом Сивирь проникался сочувствием к Моране. Он бы рассмеялся над этим в голос, не будь все так серьезно, но он и в самом деле сочувствовал ей.

- Я предлагал Морошке стать черноустом, когда она заболела в плену, - выдохнул он, - но она отказалась и я... вернул ее вам, потому что мне было важнее, чтобы она была жива, чем чтобы она была со мной. Что ж, думаю, я могу понять Морану.

Сивирь дернул губой, умолчав об остальном. О том, что если бы его волчонка могла спасти Черноречь, он прибег бы к ней без сомнения, и никто не смог бы его остановить. 

Впрочем, Остроскал и не был отцом этому волчонку. Видно, ему легко было быть справедливым. Сивирь вгляделся в морду князя и внезапно подумал, что нет, нелегко. Морана расплатилась своим сыном за ошибки, но Остроскал тоже заплатил свою цену.

Он был одинок со своим решением, тогда как у Сивиря была Морошка. Ее звонкий голос пробился сквозь туман, даже теперь, после всего, что она услышала, она была с ним на одной стороне. Не в желании напасть на князя, конечно, но в своей уверенности в том, что он не нападет. Что это - лишь насланный злым духом морок.

Сивирь перевел взгляд на князя. Теперь, когда он договорил, ожидать можно было всего. Нападения... Приказа. Но не того, что что случилось. Медленно, словно это тоже было болотным миражом, Остроскал опустил перед ним голову. Сивирь не верил своим глазам и ушам, что услышали слова о раскаянии.

Взгляд его сосредоточился на беззащитной шее, и Сивирь стиснул зубы. Если нападать - то сейчас, об этом кричал в голове обезумевший Черниг, этого требовали законы, которые Сивирь впитал с детства, вместе с молоком волчицы, которую Древние назначили ему матерью, горьким, словно сами Топи. Но вместо этого он думал... Думал и думал, и сотни мыслей проносились вспугнутыми птицами. Могло ли то, что рассказал Остроскал быть ложью? Нет, вряд ли, слишком гладкое повествование. Если что и могло быть ложью, тот это его движение, его последние слова. Самоуверенная попытка подцепить Сивиря за доброту? За благородство? Но, если он решил поступить так, значит в самом деле видел их в нем? Так же, как видела Морошка...

Что тебе за дело? - шипел Черниг, - только не говори, что ты хочешь стать ровней им. Они никогда не забудут тебе ни твоих преступлений, ни клейма, и разве сам ты не называл их напыщенным сбродом. Ударь сейчас! Сделай то, что ты сделал бы, если бы был Братом Древних...

Но перед Братом Древних Остроскал не стал бы раскаиваться...

Ты его слышал, он хотел использовать тебя... Он и сейчас тебя использует. Он чувствует твою слабость, поэтому позволил себе быть благородным. Он решил, что лучше будет отдать волчонка на смерть, чем позволить ему пожить еще... Что, если он решит, что лучше будет уничтожить вас?

Сивирь тряхнул головой, отгоняя морок, и прикрыл глаза, отведя морду:

- Если... - хриплым голосом начал он, облизнул враз пересохшие губы, и продолжил так же тихо, не глядя на Остроскала, - если ты не сдержишь слова, если когда мы вернемся в стаю, ты причинишь вред мне... Морошке... Нашим детям, клянусь Чернобогом, я вернусь из его чертогов, и тебе никогда не будет покоя... Но сейчас...

Он снова посмотрел на Остроскала и, недоверчиво улыбнувшись, опустил голову. Немного, но все же ниже, чем до этого сам князь:

- Прими и ты мое раскаяние, Остроскал, - сказал Сивирь, - я причинил много боли вашей стае, семьям в ней. Я... не знал, что делаю, потому что никем не дорожил. А теперь... в твоей власти самое дорогое, что у меня есть, и я не могу рассчитывать ни на что, кроме твоего милосердия и справедливости.

Он поднял голову и криво усмехнувшись, заметил своим обычным голосом:

- Впрочем, кое в чем ты был прав. Мне понравилось бить твоих воинов. Но, я уверен, им тоже понравилось бить меня, так что мы в расчете, верно?

Сивирь огляделся по сторонам:

- Надо найти Морошку и... закончить уже эту историю. Честное слово, мне безумно надоело делить свою голову с кем-то еще.

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Остроскал успел позабыть, что значит быть настолько беспомощным. С тех пор как он вошел в полную силу и применял клыки с уверенностью обученного воина, ему не доводилось ни перед кем склонять головы, тем более подставлять шею тому, кто готов в нее бить. Что же это тогда? Безрассудство? Грань отчаяния? Глупость? Или верный путь? Князь впился пальцами в холодную грязь, когтями кроша хрупкий слой льда, словно мог таким образом удержать подползающий страх и предвкушение атаки. В груди закипала страшная ярость, но скорее на самого себя - не доглядел, теперь разбирайся, как хочешь.

Из очевидного, воин знал, что поступает неправильно, прощая заклятого врага, прощая по-настоящему, несмотря на грехи, что мог перечислить один за другим. Но дозволить себе, Сивирю или Морошке сыграть в плане Чернига предназначенную тварью роль все равно что загубить пройденный путь и усилия воинов, что отвлекали внимание жителей Черных Топей. К тому же Остроскал четко понимал: выискивая светлый осколок по ненавистным болотам, он в первую очередь сражался за живых, какими бы они ни были.

Однако тишина затягивалась. Воин нетерпеливо оторвал взгляд от собственных лап, и то, что он увидел, заставило его криво усмехнуться, наверное, впервые с начала их путешествия. В рваных словах, произнесенных вполголоса, Остроскал слышал душераздирающий крик безысходности, в котором скрывалась своя ирония: в отчаянной и довольно бесцельной попытке угрожать ему, Сивирь походил на тех, кого, вероятно, убивал и мучил сам, походил на обычного волка, загнанного в угол, и теперь ему оставалось примерять на своей шкуре одну кару хуже другой, выворачивать наизнанку все свои страхи, уповать на милость того, кто оказался сильнее. Остроскал сознавал свое превосходство и власть, сдавившую чужую глотку без единого касания. Этот миг становился упоительным триумфом для любого, кто хоть раз в жизни мстил своему врагу. Да вот только не был Остроскал уже тем ожесточенным и злым щенком, с годами с него слетала почерневшая корка болотных нравов, поэтому не видел ничего постыдного в том, чтобы до конца стоять за свою семью.

Князь выпрямился, принимая раскаяние Сивиря, и если уж совсем говорить откровенно, проникался уважением и сочувствием. Взгляд его смягчился, придавая суровым и серьезным чертам снисходительную насмешливость без надменной колючей искры, а в уголках янтарных глаз и на кончиках губ пролегли морщинки. На вид скорее благосклонность старшего к младшему - отца к сыну или наставника к ученику, который усвоил хороший урок - с проблеском понимания и сожаления, чем справедливое превосходство князя над преступником.

- Я тебя услышал, - коротко кивнул Остроскал, последним штрихом оставив ободряющую ухмылку на половину пасти. - Мне тоже доводилось их бить и битым ходить - занятное дело, но лучше не увлекаться, а то разукрасят с удовольствием, - отметил он в довершение, скосив глаза на переносице, где красовались шрамы, а затем с обретенной легкой надеждой огляделся вместе с Сивирем. - Недалеко должна быть зазноба твоя, раз слышно. Найдем.

Остроскал вгляделся в туман, навострив уши в ответ на звонкий голос волчицы. Не морок ли? Разное им чудилось в последнее время. То нечисть беснуется, то оглянуться не успел, как разводят обманчивые дорожки в стороны. Не мудрено, если и в этот раз почудится. Воин переглянулся с Сивирем, напряженно стискивая зубы и выжидая, пока волчица приблизится. На вид впрямь Морошка. Издалека видать бежала, торопилась да как есть рухнула в объятья мужа. Князь позволил себе медленно скромно присесть, не мешая долгожданному воссоединению, и груди снова кольнуло что-то сродни легкой зависти: их пара пусть и выглядела абсурдно по Яробожьим меркам, но была гораздо более схожа с привычной для стаи семьей, чем семья самого Остроскала. Он с мимолетной тоской подумал о том, что достаточно одинок, чтобы позволять себе абсурдные и опрометчивые решения. Стая в состоянии выбрать себе нового вожака, прокормить его детей и обеспечить им достойное будущее, все они так или иначе могли без него обойтись, если он положит здесь жизнь ради них.

На замечание Морошки Остроскал приподнял брови.

- Ну, не гневайся, - примирительно улыбнулся князь, издав нечто между сдавленным смешком и фырканьем сквозь сомкнутые зубы. Распушилась-то как, поглядите. - Что ж теперь предлагаешь стоять и смотреть, как проклятый его подстрекает? Это где ты таких чудных князей видела, а, Морошка? - и отмахнулся. -  Ладно уж, полно причитать и обвинять друг друга. Разобрались вроде, осталось дело завершить и все в порядке будет.

Ему самому поднадоело присутствие Чернига в голове да и вся ситуация складывалась довольно абсурдно. Он-то на болота повел отпетого преступника, который дорогу знает, и обученную целительницу, да вероятней всего другие они выйдут теперь. Сомневаться в том, что их путь закончится плохо, не было никакого желания. Раз порознь столько прошли, вместе еще больше прошагают. Остроскал поднялся, опустившись на передние лапы, потянулся и тряхнул косматым загривком, когда выпрямился.

- Теперь послушайте меня. Оба. Чернигу на вас плевать, и единственное, что ему нужно, это надломить ваш рассудок, чтобы окончательно им завладеть, - начал князь вновь серьезно, сбросив недавним жестом все мимолетное ребячество, и возобновил шаг из стороны в сторону, на этот раз достаточно нервно и порывисто. Просиживание на одном месте не только нагнетало обстановку, но и затрачивало драгоценное время. - И предвещая ваши вопросы, говорю прямо: я видел, на что он способен. Хотите верьте, хотите нет, - но спросить вы конечно можете в стае, - некоторое время назад мы разбирались с игошей. Еще одна довольно поучительная байка, к слову. Так вот убийцей волчонка был одержимый Чернигом волк. Семейный, между прочим, и жена его точно так же уверяла меня, мол, хороший он, мухи не обидит. Однако ж обидел и не абы кого, а когда под его шкурой разоблачили Чернига, тот и показал свою сущность: взял беднягу под контроль. Он и жену отшвырнул, словно знать не знает, и на шестерых попер, как игрушка, которую не жалко. Нравится вам такая перспектива? - воин взглянул сначала на Морошку, затем на Сивиря, и остановился на нем. - А что касается того, чтобы собрать его и разобрать... Ты сам-то в это веришь? Помысли на здравую голову, а я добавлю: Никто, - да-да, та самая, кто, по вашим словам, знает, как проклятье Лады снять, - дала понять, что собранная без светлого осколка душа Чернига приведет нас всех к Долгой Ночи, и ежели вам она до сих пор представляется, как древняя сказочка, с которой можно поиграть и отменить по щелчку, то спешу вас разочаровать. Не припасена у нас ярость Яробога, чтобы расколоть душу, а иных способов сказочки еще не придумали. - Остроскал остановился и резко выдохнул. Какие только мысли пакость не внушит. Это ж надо: собери, разбери. Шерсть поднималась дыбом при мысли, что Черниг внушал другим, на какие слабые места давил и скольких еще с дороги собьет прежде, чем все закончится. - Думаешь один ты с ним беседы ведешь? Эта сволочь давно со мной сидит, так и шепчет, что ты да Морошка, да все вокруг сплошные предатели и зло, с которым мне в пору расправиться, будь у меня его сила. Хороший предлог выдумал, да? И мотив под стать княжескому. Только обыграл я его, перед тобой извинившись, а ты и не предатель оказался, - Остроскал передал внимание Морошке, нахмурившись. - Не сомневаюсь, что и тебе он что-то шепчет. Всех троих водит по разным тропинкам, чтоб единой не шли, а надо, если хотим при своих мыслях остаться, - Об этом стоило поговорить с самого начала, до болот, до тумана, но воину казалось, что лучшего эффекта его слова добьются именно сейчас. Он взглянул на попутчиков, неожиданно подумав: "А не отпустить ли их восвояси," - однако оставлять их посреди болота с надеждой, что туман рассеется, стоит найти осколок, и не набегут навьи твари крайне опрометчиво. Еще большей оплошностью будет пойти во мглу одному, даже если на это согласен.

- Что делать-то будем? - спросил он устало и вновь сел. - Где ваши хваленые цветы? Один туман и тот разделить снова может.

Отредактировано Остроскал (11.09.2025 09:44:33)

Подпись автора

Словно волки да в овчарне Вы доспехи разрывали, Навьи полки поганых По степи вы разметали!	Славный пир мечей закончив, Заживляли страшны раны, Ярый бой, три дня, три ночи – Помнят древние курганы…