Лучше не становится, как бы ни хотелось.

Ему исполняется три года, и все эти три года были проведены в несконачемых муках поисков хотя бы чего-то, что может помочь. Ему не быть следующим князем, не быть великим воином, отмеченным Яробогом — но это не значит того, что ему не быть хоть сколько-нибудь живым. Пусть морда всегда в крови, пусть лёгкие содрогаются в судорожном кашле чаще, чем должны. Сванхильд всё ещё здесь, и, во имя Огнедара, он будет здесь и впредь, неважно, сколько ещё придётся мучиться в поисках спасения.

Но есть совсем не хочется, хотя княжич старательно заставляет себя проглотить хоть что-нибудь перед тем, как выдвинуться вместе с матерью в путь. У Мораны для него заготовлено какое-то важное обсуждение — наверняка вновь о его здоровье. Что может быть важнее? Вряд ли с ним, хилым и неспособным стать будущим правителем, стали бы сходу обсуждать дела стаи. Раздумья о том, о чём с ним хотят поговорить, ещё больше убивают и без того слабый аппетит, и грязно-белый волк откладывает в сторону недоеденное мясо с мыслью о том, что управится с ним позже. Слизывает кровь с пасти, отряхивается и выскальзывает из логова, пересекаясь с княгиней: держаться старается прямо, голову держать высоко, но периодически предательски содрогается в кашле, горбится и сплёвывает густую жидкость, лишь после силой выпрямляясь вновь и чувствуя то, как неприятно подрагивают лапы, напоминая каждым движением о болезни. Когда-нибудь это закончится, — успокаивает себя. — Я наверняка до этого момента доживу.

Молча он доходит до берёзовой рощи, осматривается — вечереет, погода тёплая и ясная, рядом никого и никто их не слышит. Сван навостряет уши, поворачивается к Моране и глядит на неё, не мигая:
— О чём разговор, матушка?