Он мог бы быть богатырём и первым красавцем, будь судьба к нему чуть более благосклонна. Оскал его не угрожающ, а болезнен: Сванхильд настолько худощав, что будто бы каждая кость его выпирает, каждая мышца заметна. Долговязый, но не очень сильный, скорее наоборот, ослабленный долгими месяцами неведомой хвори, княжич периодически будто бы путается в собственных лапах, запинается о них и спотыкается оттого на ровном месте. Уши очерчены плавными линиями. Морда обычно спокойна, эмоции на ней не слишком яркие, но по бледно-жёлтым выразительным глазам можно прочитать всё — уловить редкие искорки веселья, увидеть отсверки гневных молний, утонуть в волчьей тоске и печали.
Шкурой своей скорее пошёл в мать, нынешнюю княгиню Морану — цвет её не отличается яркостью, наоборот, скорее приближен к грязному белому, напоминая перья извалявшегося в пыли и мокрой земле лебедя. Местами виднеются проблески серого цвета да нос и подушечки лап выделяются чёрными пятнами. Поговаривают, что всё чаще княжича видят с испачканной в алой крови мордой, но не сильно заостряют на том внимание — зная состояние юного волка, это обычно списывают на простое "он настолько слаб, что не может толком следить за собой и вовремя слизывать кровь".
Голос приятный на слух, звучный, но с лёгкой хрипотцой.

Может быть, Сванхильд и выглядит, словно восставший из мёртвых, но характер у него что ни на есть живой. Постоянная борьба с самим собой и собственным здоровьем закалила его, сделала сильнее и вместе с тем несколько ожесточила. Он знает свой статус и более того, твёрдо уверен, что достоин быть княжичем, потому ведёт себя соответствующе — идёт вперёд гордо, не опуская головы даже когда ему совсем худо. Умеет подбирать слова так, чтобы те ранили сильнее когтей и ублажали лучше сладкого мёда; говорит, однако, редко, будто стесняясь хрипоты в собственном голосе. До крайности не любит, когда кто-то обращает внимание исключительно на его хворь, а не на то, какой он сам, потому может быть невероятно упрямым, даже рисковым, когда сочтёт то нужным. Не гневлив от природы, даже не озлоблен с возрастом, наоборот — вызывает уважение и периодическую боязливость холодной головой и природной хитростью. Сван совершенно не глуп, напротив, умён, умён местами излишне, знает будто бы больше, чем стоило бы, но на вопросительный взгляд лишь сощурит глаза да мотнёт головой.
Вместе с тем искренне ратует за то, что считает правильным. До последнего думал, что готов пойти по головам ради собственной цели, не скрывал этого и в какой-то степени бахвалился этим ещё в вяленьких играх детства, считая то проявлением храбрости и справедливости, однако останется ли такая установка с ним до конца — покажет лишь время и новая дорога, проложенная ему чернёной волчьей кровью.
Будучи хворым и привыкшим оттого к одиночеству, сейчас проводит больше времени в отдалении от остальных, нежели рядом с кем-то. Впрочем, в случае необходимости запросто подойдёт к "объекту изучения" и заведёт диалог без какого-либо стеснения. В разговоре старается быть дружелюбным, однако от дружелюбия этого будто бы веет сухим льдом. Быть может, именно поэтому у княжича не так много друзей. С близкими способен быть по-своему тёплым, нуждается также в их одобрении и признаёт себя готовым на некоторые жертвы для них.

Месяц Колыбельных — поистине счастливый месяц для некоторых волчиц: именно тогда у них наконец появляется долгожданное (а у кого-то и не очень) потомство. Однако рождение детей князя Огнедара омрачила тучка, нависшая над одним из них, над единственным сыном: лекари качали головами, не давая Сванхильду более месяца жизни, но то не убавило ни любви Мораны к сыну, ни её желания спасти его от горькой участи. Неустанно твердила она лекарям об обязанности спасти её сына от всех болезней, что постигали его, просила самых лучших из них помочь поправить белёсому, словно призрак, малышу здоровье, однако всё напрасно. Даже среди самых мудрых ведунов, живущих на противоположной стороне Кровь-Реки, не нашлось тех, что избавили бы Свэна от хвори.
Если бы не мать, княжич бы уже давно смирился с извечным кашлем, с тем, что изо дня в день выплёвывает собственную кровь наружу, чувствуя, будто вот-вот всё его нутро выскочит из глотки, с участью мертвеца, но Морана была столь яростна в попытках вылечить сына, что волчишка, наблюдая за стремлениями княгини, и сам захотел жить. Это он доказывал всем — старикам, заглядывавшим, чтобы рассказать очередную чудесную сказку, родителям, в особенности матери, сверстникам, с которыми по разрешению старших иногда выбирался поиграть и прогуляться. Всему миру он хотел сказать, что будет жить, несмотря ни на что, будет жить — а как же иначе? Ведь он — Сванхильд, истинный княжич, сын князя Огнедара, может ли быть по-другому?
Путь Судьбы дался юному волку более чем нелегко — кто-то даже бросал на него опасливые взгляды, гадая, переживёт ли тот недельную дорогу, однако Сван был столь непоколебимо уверен в собственных силах, что прошёл её целиком, участвовал в соревнованиях настолько, насколько был способен со своим расшатанным здоровьем, даже завёл пару знакомых в Сумеречной стае. Он искренне верил в то, что получит метку Яробога, начнёт обучаться настоящему бою, однако и здесь жизнь не преподнесла ему долгожданных даров — метка оказалась Чернобожьей, и Сванхильду пришлось начать обучение ведовству. Однако о переходе к Сумеречникам не шло ни речи — напротив, он твёрдо заявил ещё до начала похода, что останется в родной стае вне зависимости от результата.
Княжич растёт, вытягивается, а его здоровье всё не улучшается — иногда кажется, будто на земле его держит лишь неведомая сила, тяга к жизни, и если хоть немного ослабить хватку — на этом и придёт конец. Поспособствовала тому и гибель отца, Огнедара, волка, которым Свэн восхищался и на которого мечтал быть похожим — в итоге отец оказался похожим на него, захворав и за три дня совершенно иссякнув. Белый сын не плакал, не выл и не скулил, лишь смотрел будто пустыми, искренне неверящими глазами на мёртвое тело, пока то не унесли. На княжье место встал Остроскал — личность избирательная, молчаливая, бывший воевода. В целом — неплохой, но Сванхильд к нему относится с большой осторожностью, держится на едва заметной деликатной дистанции. Ближе всё же остаётся к матери, слушает её речи — до поры до времени считает себя готовым безропотно принять её приказы и оказывается огорошен одним из них.
Скоро — время Оборота, и Морана с одержимыми искрами в глазах предлагает сыну авантюру — стать Черноустом, окрепнуть хотя бы так, стать вечно живым (если и не вечно — прожить хотя бы гораздо дольше, чем отмерено ему богами).
Сванхильд соглашается снаружи — внутри же что-то резко сжимается, противясь собственной судьбе.

Отредактировано Сванхильд (31.08.2024 14:02:16)