Волк долговязый, с засаленной шерстью, которая слипается в длинные волнистые комки. Шерсть чёрная, без проплешин. Морда вытянутая, узкая, с заметными тёмно-серыми разводами ближе к носу, отдалённо напоминает лисью. По её левой стороне можно угадать дефект - без нижнего клыка левая щека чуть-чуть впалая.

Привычная стойка заниженная, крадущаяся, задняя лапа всегда крепко упирается в землю для рывка. Хвост постоянно опущен и малоподвижен; но голова поднята и уши навострены. Эти детали становятся заметны после общения, волк создаёт впечатление закомплексованного зверя, который не умеет пользоваться статусом. С одной стороны, опущенным хвостом он выражает смирение и покорность, с другой - не прижимает уши к голове и не отводит взгляд, когда это стоило бы сделать, как будто возражая старшим. Хотя и то, и другое он делает неосознанно. 

Простодушный и открытый волк, легко заговаривает с незнакомцами, легко общается с чужаками, но так же легко отпускает собеседника, стараясь не привязываться к нему. Осторожность и отрешённость - в их своеобразных формах - сама суть Декового характера, которую укутывает шелуха долгих лет тёплого и терпеливого общения в стае, участия в общих праздниках, общих традициях. Нитки единения со стаей в целом и его привязанность к Яробогу делают его почти безгранично преданным; но к кому эта преданность относится, волк до сих пор не может разобраться. Он не может сказать, что последует за вожаком, если тот покинет стаю; и он не может сказать, что будет предан новому вожаку, если тот захватит власть. Пока "стая" существует в голове зверя как цельная община, он предан ей, но даже не представляет, до чего хрупка эта концепция.

В молодости волк был полон рвения и самоотверженности; теперь он, как остывающее зимнее солнце, заполняется поиском и размышлениями. Повзрослев, Дек стал больше смотреть и думать, чем говорить и делать. Его созерцательность пришла ещё и с новой должностью: Сокол должен смотреть.

Дек чувствует, как его холодит отсутствие друзей. Как тает радость от каждого нового дня. И думает - может, так даже лучше для стаи, когда её сторожат быстролапые разведчики и выведывают тайны соседей, будучи готовыми пожертвовать всем ради призрачных надежд, что обретённые знания будут полезны.

Приобретаемая жёсткость, выкованная во времени, заставляет его говорить, когда ему что-то не нравится. Он устал быть мягким и уступчивым, но не перестал пользоваться этой репутацией.
И как положено обманутой простодушности, он отлично помнит всякую ложь: ничто не обижает его так, как сказанная в глаза неправда. 

Какой славный был пир в семье Дубров. Сочное, нежное мясо само ложилось на язык, пока кровь благословенная стекала в землю. В тот день Единения Дали и Сладека на праздничной трапезе не было голодных. Жаль, многие тогда были в дозоре и не заглянули на праздник. Под вечер сладость свежего мяса на языке сменилась горечью в желудке: ещё три оленьих туши несъедены. Первым нахмурился Зрячий. "Ешьте, веселитесь!", говорил он, но гости уже были сыты. "Нужно доесть", говорил он, оглядывая собравшихся, но уже никому не хотелось. Три оленя погибли, не увидев рассвет, и три тела осталось лежать под новым рассветом. "Плохой знак", говорил Зрячий.

Пятеро рождённых волчат появились на свет во второй день месяца Колыбельных. Но до конца месяца, один за другим, три волчонка погибли, отказываясь есть и пить. "По одной душе за несъеденного оленя", говорил Зрячий, смотря на погибших волчат, сущие скелеты, обтянутые шкуркой. Остались только Декадал и Даслада, да и тех не отпустило прикосновение голода. Сколько бы их не кормили, они оставались щуплыми, тощими. 

На этом чудеса не закончились. Даль была кремово-рыжей волчицей, а Сладек - пёстрым серо-бурым волком. Их волчата на второй месяц стали чёрными, как густая тягучая смоль. Зрячий говорил, что таково наказание за убитых и несъеденных, но время показало, что главным наказанием был вовсе не цвет шерсти волчат, а разлад в семье, который последовал. Тяжело жилось молодым, хоть никто не произносил вслух упрёк. Нелегка была их совместная жизнь, и вся она протекала в ожидании, кем же будут отмечены их дети, если будут вообще; и не покинут ли они стаю, перейдя к сумеречным волкам.

Спустя полгода Декадал и Даслада пошли путём Судьбы, и Декадала этот путь привёл к Яробогу. Он до сих пор вспоминает видение: как смотрит на свои лапы, разглядывает слипшуюся шерсть, и слышит тяжёлую поступь. Шумное дыхание обдаёт волка, просачиваясь внутрь, под шкуру, пробираясь к сердцу. Но Декадал не смеет поднять головы. Тогда неизвестный отступает и уходит, а голос, громкий до звона в ушах, насмешливо говорит "И как ты собрался сражаться, смотря себе под лапы?". Тогда Дек поднял голову и его пронизало сияние, прошило насквозь, проникло в каждую шерстинку, хоть и не сделало её светлее. Когда зрение вернулось к волку, вернулись и запахи терпких трав, разговоры молодняка на месте ритуала. Видение закончилось. Вместе с ним закончилось и детство. К тому же, сестра и лучшая подруга, Даслада, оказалась отмечена Чернобогом и ушла к Сумеречникам, ничего не сказав на прощание. Это так потрясло Дека, что он решил во что бы то ни стало заслужить расположение светлого бога. Единственную сущность в целом мире, которая выбрала Дека, а не оказалась рядом лишь по стечению обстоятельств.       
 
Долгие месяцы обучений закаляли упорство и выносливость воина, но усугубляли отрешённость Декадала. Он не был брошен своей семьёй, и находил общий язык со сверстниками, но место Даслады, искренней, преданной дружбы, каковой она запомнилась в детстве, пустовало. Потрясение от того, что самые близкие узы так легко могут порваться, остаётся травмой и доныне; а тогда Декадал воображал себе на этом месте самого Яробога, и был весьма ревностен, если не сказать фанатичен.

Родители старались окружить единственное своё чадо теплотой, но на третьем году у них появилось новое потомство: рыжее, кремовое, крепкое, здоровое, три чудесных волчонка. И тогда Дек понял, что Оборот для него уже случился: его родители и его новые братья уже другая семья. Эта мысль была новой, слегка горькой. И окрыляющей своей простотой и пустотой. Привязанности становились тоньше, общения становилось меньше, и волк укреплялся в уверенности, что настоящей дружбы не существует, время и случай всё меняют.

После ритуала Оборота Дек стал полноценным воином стаи и вплоть до смерти Огнедара в 300 году оставался в этой должности, хотя чем дальше, тем тяжелее ему давалось это ремесло. С его весом было сложно удерживать противника в захвате, вытягивать на себя крупную добычу, а потом ещё и какая-то болезнь поразила челюсть, сказываясь ужасной болью. Труды лекарей кое-как облегчили эту боль, только клык это не спасло, и как раз на пятилетие волка он выпал.

Воевода позволил Декадалу проявить себя несколько в другом искусстве, и назначил его Соколом. Новая роль гораздо больше нравилась волку: наконец длинные лапы и малый вес стали преимуществом, а черная шерсть и привычка ступать крадучись не раз выручали во время разведки. Так оно и по сей день.

Отредактировано Декадал (10.09.2024 16:16:16)