После чудесного возвращения Морошка выбиралась из целительских нор лишь по необходимости и всякий раз глядела на небо, не в силах сдерживать плач. Она не стенала и не всхлипывала, только роняла крупные прозрачные слезы  – то ли от чувств, а то ли от того, что солнечный свет был слишком ярок, но в жилах плескалось сладкое, чистое восхищение. Все казалось ей сказочным и совсем нездешним – лес, воздух, и простор, боги, какой был простор!.. Морошка захлебывалась счастьем, и болезнь со временем, ослабляла хватку. Стало легче дышать, лапы дрожали все меньше, волчица снова чувствовала вкус еды и воды, не знавшей болотного духа, и по всем целительским нормам физически она пошла на поправку.

Но даже после разговора с наставницей на сердце так и не стало легче. Вернувшись, Морошка слишком хорошо сознавала, что как раньше уже не будет. Теперь она не просто умелая целительница в глазах окружающих, но и бедная, несчастная волчица, с которой судьба обошлась очень жестоко - Морошка улавливала это в сочувствующих взглядах Яробожьих волков, в беспокойстве, с которым семья обивала пороги целительских нор, в тревоге за ее жизнь и в страшном гневе на то, как все обернулось. Морошка их не винила. Она любила родных, понимала стаю, однако не могла не грызть себя мыслью, что все их заботы напрасны, ведь черноуст, к которому она попала в плен, был ей дорог.

Чтобы немного проветриться и размять лапы, волчица покинула убежище и устроилась на прохладном выступе недалеко, наблюдая за тем, как оживает после сна Княжеский Камень. Соседи ходили друг к другу в гости, стражи спешили сменить соратников на границах. Мысленно Морошка молилась, чтобы с ними не приключилось сегодня беды. Издалека она приметила пару рыжих волков из родни, но не стала подавать никаких знаков присутствия. Увидят - наверняка запричитают, угощений принесут, не вели Лада, расспрашивать станут, а Морошке внимания не хотелось. Не сейчас.

Однако странно жить в Яробожьей стае и надеяться, что никому до тебя дела нет. Южные волки, конечно, умели быть ненавязчивыми и тактичным. Некоторые. Но уж если кому-то по их мнению требовалась помощь, они оказывались в первых рядах, поэтому Морошка не могла не встретить кого-нибудь сегодня.

Она сидела на выступе, лениво полируя рыжим хвостом камень, как вдруг дернула ушами на звук чьих-то шагов. Не мягких, как у Хельги и ее учениц. И не легких, отмеряющих плавную рысь, как у Викула. Морошка бы предположила, что к ней твердо ступает воин, но когда его шаг сменился бегом, резко обернулась всем корпусом, чуть отпрянув в испуге, словно в самом деле ждала нападения. Но воздух разрезал не оскал, а знакомый голос, и Морошка замерла, разинув пасть.

- Ох. Зверобой, - она напряглась всем телом, стоило Зверобою, - а это был он, - запустить нос в мягкий подшерсток на ее шее. Знает ли воин о множестве шрамов, что хранит ее кожа, и то, насколько недружелюбным был для нее такой жест? Какие слухи до него доходили? - И я тоже рада тебя видеть.

Морошка улыбнулась в ответ на его причитания. Боги, как она была счастлива увидеть знакомые, дорогие сердцу лица, услышать их голоса, дышать с близкими волками одним воздухом - не это ли свобода. Она бросилась Зверобою на шею и стиснула покрепче, потому что не могла сдержать эмоций. Морошка была готова обнять весь мир, потому что у нее была это возможность. Однако следующие слова Зверобоя заставили ее отступить, затаить дыхание и удивленно вскинуть брови.

- Что за вздор? Ты ни в чем не виноват, слышишь, - твердо сказала волчица. В последнее время она не раз слышала подобные слова и про себя, конечно, ласково посмеивалась. Морошке всегда было легче послушать о чужой тревоге и найти к ней слова утешения, чем слушать их самой. - Никто не знал, как все обернется, а если кого и винить, то меня. Меня не заставляли тогда идти на границу. Ни меня, ни Крыжовника. Сами оплошали, глупые, что уж теперь о прошлом слезы лить... В Черных Топях я была. В плену. Тебе об этом каждая местная сплетница поди расскажет, - Морошка пожала плечами, улыбнулась сдержанно и увела взгляд в сторону. Наверное, не стоило говорить об этом сейчас. Встреча была слишком хороша, чтобы ее омрачать, однако Морошка не чувствовала никакой уверенности, что их отношения когда-нибудь станут прежними.

Конечно, он ее искал. Она верила в это, и даже когда совсем перестала, это не отменяло того, что он продолжал надеяться. Морошка найдет тому подтверждение и в словах его матери, и в чужих разговорах, Зверобою не за чем обманывать ее. Только Викул водил ее такими тропами, которые обычному взгляду не распознать и шептал речи куда соблазнительнее.

- Так уж и не отпустишь? - с наигранной серьезностью поинтересовалась Морошка. Она обошла волка и села не напротив, а рядом, подняв голову. - Тоже в плен меня возьмешь?

Отредактировано Морошка (25.10.2025 10:12:17)

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

аватарка от Сивиря
аватарка от Зверобоя

Морошка бы стала хорошей супругой и мудрой хозяйкой большого рода. И пускай бы ее муж оказался свирепым воином или смышленным ведуном, пускай бы Морошка его никогда не любила – к чему это? Ее бы просватали так, как положено, и она бы благодарила судьбу, если б ее нареченный оказался верен стае и хоть сколько-нибудь добр. Морошка слыла терпеливой, смиренной, готовой вынести все, что обычно выпадает на долю яробожьей волчицы. Она гордилась своим происхождением, историей волков, что ее окружали, она искренне любила и верила им, училась исцелять их раны. Это придавало ей значимости.

И будет ложью признать, что Зверобой был ей безразличен. Ох, как трепетало ее девичье сердце, стоило увидеть на себе заинтересованный взгляд янтарных глаз, как дрожали лапы от волнения и предвкушения, когда она впервые коснулась его губ. Морошка пообещала тогда, что будет его, потому что они оба заслуживают предначертанного им счастья. После той встречи в роще целительница уже невольно представляла их совместную жизнь: они поселились бы в укромной норе после свадьбы, пока не решили, к какому родовому гнезду примкнуть или пока не насладились друг другом в полной мере, и плодом их любви стали бы волчата, бурые и рыжие, солнцеокие и звонко смеющиеся, если бодать их носом в мягкие животы. Зверобой был бы прекрасным отцом, он виделся Морошке надежной преградой от всего дурного и зловещего, что таит мир.

Но ее забрал Викул.

Она была для него игрушкой, как и любая другая пленница, значила не больше, чем красивая мордашка, податливое тело и вкусная кровь – Морошка это понимала. А еще понимала, что ей не выбраться из крепко сжатых челюстей Брата Древних, не укротить страх, охвативший душу. Он показал, как хрупки волчьи кости, как отчаянны могут быть вопли тех, кто мнил себя сильным, как ненадежны привязанности и важно умение лгать, изворачиваться и бить первым. Он учил ее быть жестокой, и когда Морошка в самом деле могла стать такой, оказалось, что все это время предавала саму себя и веру в то, что добро есть даже в самом последнем мерзавце на болотах.

С замиранием сердца Морошка вспоминала момент их разлуки, в миг слетевшие маски и слова, брошенные на прощание. И ведунье следовало признать - и ради себя, и ради Зверобоя, - что плен не закончился чудесным возвращением в стаю. Ее сердце, желания и страхи остались в Черных Топях, а каждую мысль об обретенной свободе просачивала нескончаемая благодарность и признание.

Волчица тихо выдохнула, почувствовав повисшую в воздухе неловкость и напряжение еще сильнее после слов Зверобоя. Ясное дело, что он оскорбился, Морошка не ожидала другого, и прижала уши, тонко, извиняюще улыбнувшись, но так и не посмотрев на воина. Знал ли он, как ей стыдно смотреть ему в глаза?

- Я пыталась пошутить. Прости, - Морошка сосредоточенно поджала губы, глядя перед собой. Странная привычка обращать нечто ужасное в нечто смешное - стоило догадаться, чьи это замашки. Неужели они стали так похожи, даже будучи абсолютно разными? Внутри все сжалось до хруста. Она и извиняться не перестала по каждому поводу... - Я знаю, что ты не такой, Зверобой, и никогда в этом не сомневалась, честно,

Но как же забавно теперь переворачивались слова и действия. Благородный воин говорит, что никогда ее не отпустит и дорожит ею, Брат Древних говорит, что не отпустит и что она самое драгоценное, что когда-то у него было. Одно должно вселять тепло и чувство защищенности, другое - страх, но границы стали совсем размыты.

- Исправить... - слово было горьким на вкус. - Что ты хочешь исправить, Зверобой? То, что ты меня не спас? Но ты ни в чем не виноват. Ни ты, ни семья, ни стая... Вы пытались искать, я - бежать. И с тем же успехом мне, получается,  корить себя, что бежала недостаточно быстро или не в ту сторону, или с недостаточным желанием, раз меня схватили? - Морошка одно время винила себя. Она помнила свой побег и иногда думала, что могла поступить иначе, менее опрометчиво, менее глупо, но была так напугана, что едва ли осознавала риски. Именно мысли о Зверобое, о собственном долге и страх перед неизбежностью вытолкнули ее из затхлой тесной темницы и моментально разбились, стоило Викулу нагнать ее. И что ж теперь бесконечно плакать о несбыточном? Повторять побег из раза в раз, пока черноусту не надоест ловить и он не отдаст ее Младшим? Пожалуй, об этом говорить не стоило...

- Никто бы не смог меня найти, понимаешь, - вместо этого начала Морошка. - Черные Топи - гиблое место, и даже те, кто там живет, ходят с опаской, чтобы не утонуть в трясине или не попасться стае мар. Про лихо я вообще молчу. Ты искал, я верю тебе, Зверобой, я знаю, что так и было, но пойми, все оказалось тщетно не потому, что ты плохо старался, а потому что... - его взгляд был полон скорби и раскаяния, и как же легко читались его чувства, такие привычные, понятные для Яробожьей волчицы, и Морошке хотелось, чтобы его пламя осуждения к самому себе поумерило свой жар. - Тот, кто пленил меня... Он там родился, рос и жил подольше нас с тобой. Ему бы не составило труда провести нас в метре друг от друга незаметно и такой тропой, которую мы с тобой и не увидели бы.

Морошка подумала о том, что совсем не утешает его. Это ей аргументы казались очевидными, простыми, оправдывающими надломившуюся суть, в то время как Зверобоя никто не ломал, его убеждения оставались тверды и однозначны и, возможно, остались бы такими до конца.

- Какой теперь смысл жалеть об этом, - подытожила Морошка.

Но получится ли жить заново? До этого момента волчица не допускала даже мысли о жизни, как прежде. Конечно, она оставалась целительницей, дочерью своей семьи и возлюбленной Зверобоя, но, как не примеряйся, не могла втиснуться в тот образ, который они запомнили, а притворяться - все равно что играть чужими чувствами. Морошка не могла поступить с близкими так жестоко.

А с другой стороны не попробуешь, не узнаешь... Викул дал ей три луны на выздоровление. Хороший срок, чтоб все наладить и надеяться, что черноусту просто наскучит ждать и он смириться с окончательной утратой. Но Морошка знала Викула, знала, что смирение - не его добродетель, более того ей не хотелось думать, что он найдет утешение в компании другой волчицы или утопит горе в крови невинных, включая тех Яробожьих, что встанут у него на пути.

- Как ты себе представляешь нашу жизнь? Ведь есть кое-что более существенное... - обратилась Морошка на этот раз подняв испытывающий, внимательный взгляд на воина, но все так же не в глаза. Скользила но шрамам, которые однажды жаждала расцеловать, и к горлу подкатывал предательский ком из слез и обиды. Она не имела права думать о нем так, это было несправедливо. - Я спала с ним. Он выделил мне нору и охрану и приходил всякий раз, как чего-то желал: моего общества, крови, тела. И я отдавала, Зверобой, потому что хотела жить. Как после этого мне смотреть тебе в глаза? Как жить с тобой, если мы оба знаем, какой кошмар стоит между нами...  - Конечно, все было так лишь по началу, но Морошка не смела сказать, что ее отношения с Викулом вышли за рамки хозяина и питомца. Во-первых, это ранит Зверобоя еще сильней, а во-вторых, опасно. Пока Морошка была жертвой, никто не поставит ей в упрек связь с черноустом, но кто знает что случится, если волки догадаются, что она делила с ним ложе добровольно, без оглядки на мораль и принципы. Не в Яробожьей стае говорить о подобном, и волчица осознавала риски. - Ты искал меня, ты верил, а я... Я служила ему из страха быть убитой, он лечил моей кровью раны, которые могли оставлять наши воины. Я чувствую... Я чувствую себя такой грязной и ничтожной. Ты хоть представляешь как это исправить?

Морошка снова отвернулась, коснувшись морды лапой, будто стирала слезы, но они были настолько же лживы, как ее слова, и волчицу выворачивало наизнанку от чувства вины. Может когда-то она и была ничтожеством, может, когда-то и винила себя за порочную связь, но время шло, сменяя ее отношение к миру, и если раньше она могла открыто признать, как страшно ей было в плену, то теперь корила себя за то, с каким трепетом желает в него окунуться. И именно поэтому они со Зверобоем ничего не могли изменить.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

аватарка от Сивиря
аватарка от Зверобоя

А ведь Зверобой не спросил, как она выбралась. Никто не спрашивал, поставив во главу важности ее присутствие на Княжеском камне, а не потенциальную угрозу болезни или шпионажа. Все-таки Морошки не было почти два месяца. Она, конечно, понимала, что рано или поздно ей придется поделиться той частью оправданий, что она успела сочинить, - с князем и княгиней, - но от ощущения, что ей нужно лгать, становилось тошно. Морошка чувствовала себя неправильной в обществе этих искренних, внимательных к ее горю волков, потому что она не желала и не заслуживала их сочувствия. В конце концов, она привязалась к убийце брата, к тому, кто загубил столько жизней. Она всеми правдами и неправдами просила оставить ее на болотах, потому что ее чувствам нет места на южном берегу. Она любила его. Какое уж тут сочувствие. Ее саму в пору гнать из стаи. И осудить.

Сквозь толщу запутанных рваных мыслей тяжело пробивались слова Зверобоя.  Они звучали оглушительным карающим набатом и, наверное, будь Викул сейчас рядом, воин вцепился бы ему в глотку без раздумий. Морошка успела пожалеть о своем откровении, не столько потому, что Викулу грозила опасность или Зверобой вел себя по-геройски опрометчиво, давая подобные клятвы, а потому что чувствовала как разрывается на части, между тем, чего хочет, и тем, что необходимо.

"Тебе бы представлять его голову здесь, у твоих лап, наблюдать за тем, что делается с его мордой под палящим летним солнцем, и лелеять возмездие," - думала Морошка, осуждая сама себя. Она пыталась подхватить хоть каплю той злости, что плескалась вокруг Зверобоя, она надеялась, что если будет напоминать себе о преступлениях Викула, ее отпустит, она сможет пожелать его смерти и это было бы правильно. За брата, за Верея и Зноя, за всех, чьи жизни испоганил Брат Древних. Вот только ведунья снова и снова спотыкалась о правду: она свободна, потому что однажды показала ему, что значит доверять и ценить не только кровь, ненависть и власть.

- Не нужна мне его голова, Зверобой, - прошептала Морошка, вытирая лапой мокрые от слез щеки. - Тебе, может, и легко такие клятвы давать, не первый раз с черноустами деретесь и жизни не жалко, чтобы извести их, а мне каково это слушать, не подумал? - волчица глубоко вздохнула, перебарывая себя. Сердце сжималось, не находило покоя, металось из стороны в сторону между правдой и ложью. Морошка защищала себя от нападков, подозрений и осуждения, все больше подставляя шею Викула под зубы собратьев, и, может, ему не привыкать, но долго так продолжаться не может.

И тут все встало на свои места, словно стояло там всегда: Викул не в опасности, окруженный Младшими и теми, чью жестокость легко позаимствует на службу себе. Он и его место в Черных Топях, и как бы Морошка не разрывалась от скорби и тоски, как бы не верила в клятвы на грани отчаяния, первое, о чем подумала - жизнь Зверобоя. Она вообразила его растерзанное тело, втоптанное в грязь, как это случилось с Вереем. Кровь пропитает землю, наполнит голодные пасти, повиснет удушающим облаком над местом убийства. А если не смерть, то Морошка боялась представить угасающий свет в янтарных глазах, если его заберут в скот. Волчица не сомневалась в силе Зверобоя, он уже убивал черноустов, но он совсем ничего не знал о Викуле.

- Он... Он Древний, - призналась она все так же тихо, будто одно упоминание могло призвать его. - Что-то вроде... нашего воеводы у них. Его приспешники разорвут тебя раньше, чем ты пройдешь дальше Призрачного Леса, ты понимаешь это? Их было пятеро, когда нас схватили. Со всеми нами играючи расправились. Верея убили у меня на глазах, Крыжовник мертв, я видела волков в их проклятых колокольчиках, я... - Воспоминания притупились со временем, но волчица надеялась, что пока послужат хорошим доводом. Она резко поднялась. Рыжий мех вдоль спины поднялся дыбом, по ярким шерстинкам скользнули тонкие молнии искр, и Морошка, вновь развернувшись к Зверобою лицом: - Хватит с меня геройства! Принесешь ты мне его голову и что? Заживем?! Все кровью смоем, как здорово! А если нет? Если убьет он тебя? Чем мне поможет твоя смерть, а? Мало я на нее насмотрелась?! Мало? Скажи мне! Сколько еще я должна похоронить?!

Ей вдруг стало сложно дышать, она жадно, рвано хватала пастью воздух от переполнявших чувств. Зрачки ее сузились, превратившись в крохотные черные точки. Она остановила взгляд на Зверобое, будто увидела его впервые.

- Не ходи ты в эти Топи. Прошу... Не стоит оно того! - бросила хлестко, не сдержано. Наверняка в округе всем слышно было, но Морошка и не сказала ничего из того, что могло показаться подозрительным. Подумаешь, закричала, так может до Зверобоя легче с криком дойдет.

Но вдруг Морошка опешила от его прикосновения и захлебнулась на вдохе, будто выброшенная на берег рыбина.

- Я... Я... - пролепетала она.

Нос Зверобоя огладил щеку, дыхание повисло между ними жаром успокаивающих, таких важных и нужных слов, и Морошка, качнув головой навстречу прикосновению, впервые позволила себе сладкую ложь.

- Разреши мне прийти в себя, и мы... И мы обязательно что-нибудь придумаем, может... Все исправим. Или попытаемся... - прошептала она, прикрыв глаза, затронула кончиком носа шрам на его щеке и разжала в напряжении стиснутые зубы. - Вдруг... Не все потеряно.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

аватарка от Сивиря
аватарка от Зверобоя

Морошка закипала от противоречий, не в состоянии промолвить хоть что-нибудь. Зверобой был так близко, она вдыхала запахи мха, сырой земли и крови дичи с его шерсти, чувствовала его дыхание у щеки, нежные прикосновения к шее, но лапы волчицы одеревенели. Вся она сделалась неподвижной, твердой, напряженной. И дело было не в страхе, не в злости или обиде - Морошка стискивала зубы от отвращения к самой себе. "Хорошо устроилась, мерзавка. Не успела об одном забыть, как к другому ластишься. Еще и травишь их друг на друга, - бранила себя Морошка, но отстраниться не хватало сил. - Что с тобой не так?"

Неужели за все свои лишения, страдания и боль, после смерти брата и пережитых ужасов она не заслужила быть чуточку счастливой? Довериться силе Зверобоя, его решимости и абсолютной искренности, представить хоть на мгновение, что жизнь спустя время станет прежней, позволить себе быть любимой и любить. Даже Викул твердил, что боги несправедливо обошлись с молодой волчицей, раз проложили ей путь прямо к нему в пасть,  и от упоминания черноуста сердце Морошки вновь дрогнуло, сжалось до кровоточащей, пульсирующей боли и тоски.

"Да что ж такое!? Рви, как сорняк, да выбрось! Чего хорошего он тебе сделал?" - казалось, мысли наполнялись голосами всей Яробожьей стаи, Морошка бы и рада в них поверить. Сама преподносила все так, будто жертва, будто никаких чувств, кроме ненависти и страха в ней нет, будто между светозаровой дочерью и черноустом не бывать ничему, кроме вековой вражды.

Только проще сказать, чем сделать.

Она вновь и вновь вспоминала темную сухую нору, серый мех, очертания тонких ребер под подушечками лап, запах болезни вперемешку с сладковато-гнилостным болотным духом, который следовал за ее черноустом, как тень. Что Морошке нежность и мягкость Зверобоя, когда тело из раза в раз сгорало в жаре лютой, отчаянной страсти и распробовало грубость, как ласку. Что ей клятвы мести, когда за ее смерть богам была обещана кровавая расплата. Что ей тихая, мирная жизнь, семья и дети, когда голову кружит свободный бег рядом с серым боком, который защитит от всех Черных Топей разом и похоронит любого, кто ее коснется.

И кем была Морошка после этого? Жертвой ли? Предательницей? Лгуньей? Или сокровищем Брата Древних, которой предначертано вернуться, не смотря на самые теплые и яростные слова влюбленного в нее воина?

- Ничего не потеряно, Морошка, ты же знаешь, что я твой... навеки, - шептал он так сладко и трепетно, бережно оглаживая ее мех, будто лепестки цветка. Морошка прикрыла глаза, медленно и глубоко вздохнула, из упрямства пытаясь вывернуть из себя мысли о Викуле, но чем сильнее пыталась, тем крепче вязла в трясине своей запретной любви. - Лишь бы ты сама этого хотела.

- Я много чего хочу, - усмехнулась Морошка одними губами. Она до сих пор сидела недвижно, скованно, глядя себе под лапы, слабо отзываясь на ласку волка, словно была рядом, но не здесь. - Но кто ж меня послушает? Да же ты... - сказала тяжело и медленно, - У всех честь, долг, желание защитить, спасти, а мне... Мне все равно. Я просто хочу жить, понимаешь? Учиться целительству, прясть заклятья, охотиться, плясать на пирах, почувствовать, что жизнь еще может быть... Нормальной. Без убийств, крови и сорванных голов. Может, в этом мое лекарство. Вспомнить, как было хорошо здесь...

"А не там."

- Зверобой, - ведунья наконец подняла на волка взгляд, глаза в глаза, упрямо поджав губы, а после попросила: - Если я дорога тебе настолько, насколько ты говоришь, если тебе небезразлично мое горе, прошу, не ходи в Топи. Не говори о них, не думай. И я обещаю больше никогда не приближаться к границам, обещаю не лезть в неприятности. Так ведь ему до меня не дотянуться, верно? Я хочу... Я хочу забыть, - выдохнула Морошка.

Ведь Викул - сердце пропустило удар, заставив волчицу жадно втянуть воздух, - отпустил ее, чтобы она жила. Даже если без него.

Подпись автора

но а во мне к солнцу лишь песня. к тёплым лучам я воспарю.
                            и пусть судьба мне неизвеста, к солнцу я путь в небе найду.

аватарка от Сивиря
аватарка от Зверобоя