Начало игры в локации
301 год от С.Ч.
24 число месяца Благословения

Быть полезной для стаи - вот что приносило покой её душе, наполняя жизнь тихим ясным смыслом, а простое удовлетворение от хорошо сделанного дела помогало чувствовать себя чуточку счастливее. Потому-то в это морозное утро, когда лучи предзимнего солнца лишь золотили иней на травах, Медуница покинула отчий дом и направилась к озеру. Холодный воздух обжигал ноздри, но под снегом ещё теплилась жизнь - та самая, что могла унять боль и согреть сородичей в стужу.
Возле кромки озера земля оставалась мягкой, не взявшейся морозом. Волчица осторожно разгребала когтями снег и налетевшие листья, прислушиваясь к тихому журчанию воды под тонким льдом. Здесь, среди влажных корней, ещё можно было найти корни дягиля и аира - крепкие, живые, пропитанные влагой. Она вытягивала их один за другим, стряхивала налипшую землю, складывала рядом. Пахло прелой травой и морозной свежестью. Изредка ветер налетал на окрестности озера, где позади Медуницы шелестел сухой овёс - высокий, выгоревший, с ломкими стеблями. В низинах его прижимал к земле влажный снег, и от каждого порыва из травы срывались ледяные крупинки, поднимаясь в воздух.
В такие моменты волчица прерывалась, следя за танцующими искрами в солнечных лучах, и на её лице сама собой расплывалась мягкая задумчивая улыбка. Подобные мелочи, незаметные в суете жизни, наполняли её душевным восторгом, щемя сердце странной пронзительной радостью. Меда моргнула, смахивая с ресниц выступившую слезинку - конечно же, от ослепительного света и колючего ветра. Не от того, что в глубине души что-то снова дрогнуло и заныло.
Когда ветер стихал, она возвращалась к работе, ради которой покинула уют логова. Мыслям не было места, когда лапы были заняты делом. Сосредоточенно поддевая корни, чтобы не сломать ни побега, тщательно отряхивая каждый комочек земли - она думала только о них. Ведь ночная тишина и одиночество отнимали покой, не давая уснуть. Как бы ни силилась она усмирить свои мысли, предаться мечтаниям, что всегда уводили её за собой в иные миры, они то и дело возвращались к одному и тому же волку. Невысказанные слова, несбывшиеся надежды, вопросы без ответов - всё это заставляло её сердце биться чаще, прежде чем она одергивала себя - пора это оставить. Нельзя никому позволять ставить себя на второе место в сердце  - этот урок больно отозвался в её смятенной душе, буквально оглушил её. Но после первой ночи размышлений показался единственно верным. И если сердце Зверобоя навек отдано Морошке, несмотря на всё произошедшее, то не будет Медунице счастья, коли встанет в нём лишь бледной тенью чужой любви. Чувство собственного достоинства было волчице внове, но каждый раз, принимая это решение заново, она будто бы на шаг приближалась к той самой волчице из глубинных мечтаний.
Отнеся очередные корешки в кучу, она подняла глаза к небу - прозрачному, светлому, с тонкими клочками облаков. И глядя в его бездонную высь, вдруг вспомнила слова одной из песен, что так любили вспоминать волчицы на тихих посиделках. Оглядев пустые берега и убедившись в своём одиночестве, она сделала глубокий вдох и негромко запела.
Ты цветов жарким полднем не приноси.
Выйду в поле - ковёр их мерцает до края.
Там я сердце своё утопила в росе.
Пусть и стынет в траве, да не знает печали.
Привлечённая напевом, к самому краю льда подплыла водяница. Меда коротко склонила голову в почтительном приветствии, прежде чем вернуться к работе. Присутствие слушательницы смутило её, сделало голос тише, а мелодию - нежнее.
В зимний вечер меня ты в нору не зови,
Мне не страшен ни холод, ни буря седая.
Мне привычней идти по заснувшей земле.
Пусть метель надо мною поёт и рыдает.
Последние слова растворились в шелесте тростника и тихом плеске воды. Медуница глубоко вздохнула морозный воздух, и подумала, что сделала правильный выбор, придя сюда в это утро. Меда чувствовала, как внутри расплывалась неожиданная лёгкость, и несмотря на тяжелую ночь, сейчас чувствовала себя полной сил и желаний сделать что-то невероятное, что-то новое. Когда закончит работу, само собой.

[html]
<audio controls src="https://forumstatic.ru/files/001c/38/50/10370.mp3"></audio>
[/html]

Дальнейшая работа пошла веселей, под аккомпанемент её собственной, теперь уже беззвучной песни, и совсем скоро в приподнятом настроении она взяла очередную охапку корешков, чтобы отнести к сумке. В этот миг недалеко от неё послышался шорох - тяжёлые, уверенные лапы приминали колкую траву. Несмотря на то, что бояться в этих землях ей было нечего, Меда испуганно вздрогнула всем телом, как всегда бывало от резкого или громкого шума, а взгляд метнулся навстречу звуку - и наткнулся на знакомый силуэт.
Зверобой.
Облегчение, охватившее было её, тут же смешалось с растерянностью. А когда волк заговорил, похвалив её пение, его слова всколыхнули внутри жар смущения.
Она воспользовалась возможностью склониться к земле, делая вид, что аккуратно укладывает корешки, лишь бы отвести взгляд и скрыть вспыхнувшую улыбку, которую никак не удавалось усмирить. Боги, он слышал... слышал все эти глупые, наивные слова...
Поднимая голову, Меда краем глаза увидела, как водяница, словно встав на её защиту, щедро плеснула водой в Зверобоя, прежде чем скрыться в глубине. Глаз Медуницы коротко одобрительно подмигнул проказнице, и это придало волчице немного смелости.
Хватит, - сурово приказала она себе. - Хватит бегать и прятать взгляд. Он - волк из нашей стаи. Решила забыть - так забудь по-настоящему. Начни с простого: посмотри на него как на старого приятеля. И таким образом отругав себя, она нашла в себе силы встретиться со Зверобоем взглядом.
Её глаза мягко коснулись его морды, пробежались по шрамам - старым, что она помнила, и новым, свежим царапинам, что красовались после недавнего поединка. Сердце её сжалось от острой, колющей жалости. Он проиграл... и теперь, наверное, терзается так же, как она сама после того праздника. А может быть даже и больше - Меда знала, какой болью на её приятелях детства отражались неудачи в бою и любви. Зверобою же судьба поднесла обе чаши...
- Здравствуй, Зверобой, - ответила она тепло, как приветствовала бы друга при доброй встрече. После чего пожала плечами, делая вид, что только сейчас заметла утреннюю стужу. - Зима кусает осень за пясти, так что скоро и такое утро покажется теплым. А ты... - она сделала крошечную паузу, подбирая слова, лишённые намёка на личный интерес, - на страже в овсяном поле? Или просто свернул по пути?
Она и подумать бы не могла, чтобы Зверобой пришёл сюда ради неё. Разве что кто из целителей сказал помочь волчице донести собранные коренья обратно в лагерь? Или им понадобится больше запасов до наступления зимы?

Упоминание песни снова заставило её оробеть, и не зная, как реагировать на это упоминание, волчица схватилась за последние слова, чтобы выдавить из себя хоть что-то.
- А, ясно... - кивнула она, и стоило им столкнуться взглядами, Меда увела свои глаза к земле, где неумышленно поддевала лапами корешок и катала туда-сюда всё это время.
Не зная, чего и добавить к их внезапному разговору и встрече в целом, Медуница стала лихорадочно перебирать последние новости в стае, чтобы найти что-то безопасное и отвлеченное - что можно обсудить с любым состайником. Может, спросить о тренировках волчат? Или о том, как поживает его матушка? Но прежде чем она решилась, все эти мысли разбежались, стоило Зверобою задать свой следующий вопрос.
Медуница почувствовала, как по её спине пробежал холодок, и совсем не от озёрного ветра. Его вопрос обжёг её изнутри, заставив кровь ударить в уши. Он стоял так близко и с таким простодушным любопытством ворошил самые потаённые уголки её души, даже не подозревая об этом, что для девичьего сердца это казалось несправедливым, буквально преступлением!
Божечки, он спрашивает о песне. Он думает, что она о каком-то другом. Эта мысль принесла одновременно и облегчение, и новую боль. Он и представить не мог, что стоит прямо перед той, чьё сердце он невольно разбил. И эта его невинность делала её собственную тайну невыносимой. Но признаться ему в этом? Никогда!
- Я... - она отвела уши назад, чуть сжалась, как бы пытаясь стать меньше и незаметнее. Но тут же, сурово себя одёрнув, заставила выпрямиться спину и поднять голову. Не его дело - выяснять, что и когда я пою! - внутренне не то приказывала, не то убеждала она себя. - ...просто люблю этот мотив, он красивый. - Ответила она наконец по большей части правду, от того сумев совладать с голосом и не выдать волнения.
Меда понимала, что этот ответ ничего не объясняет. Ей нужно было отвлечь его, увести его мысли подальше от догадок о её личной жизни. И тогда её осенило.
- И это не моя песня, её... ммм... любят петь волчицы, когда... - она сделала крошечную паузу, подбирая слова, которые звучали бы правдоподобно и безлично, - когда собираются перевязывать сухие травы или готовят запасы к зиме. От монотонной работы на душе всегда становится светло и грустно одновременно. А слова... - она рискнула на секунду поднять на него взгляд, пытаясь придать себе и своим словам лёгкую отстраненность и безразличие, - они ведь не всегда о ком-то конкретном, верно? Иногда песня - это просто... песня.
Сказав это, она тут же снова опустила глаза к своим корешкам, будто их аккуратное складывание в сумку было сейчас самым важным делом на свете. Она надеялась, что уклончивый, но не ложный ответ окажется для него достаточным. Внутри же её сердце колотилось, будто птица в клетке, умоляя его только об одном: пожалуйста, не копай глубже. Просто прими это и оставь всё как есть.

Отредактировано Медуница (06.11.2025 15:16:35)

Казалось, её мольбы были услышаны: Зверобой не стал спрашивать дальше, а Медуница не спешила заводить новый разговор, делая вид, что полностью поглощена работой. Ещё пара минут, может, чуть больше - и она смогла бы вежливо попрощаться, не испытывая угрызений совести. Но тишина, повисшая между ними, не была тем спокойным и понимающим молчанием, когда обоим хорошо просто в присутствии другого. Она тяготила, казалась натянутой и неловкой, и от того представлялась Меде верхом невежливости с её стороны. От этого она лишь сильнее торопилась уложить корешки в сумку, чтобы поскорее закончить.
Именно в этот момент его голос, негромкий и немного неуверенный, прозвучал для неё спасением. Вот только рефлекс сработал быстрее мысли. Её натура, привыкшая всё делать самостоятельно и не обременять других, заставила Меду начать обороняться и отвергать попытки помочь.
- Ой, нет, нет! - тут же выпалила она, качая головой и делая еще один крошечный шаг к своей сумке, будто защищая её. - Я прекрасно справлюсь, тут ничего сложного, осталось совсем чуть-чуть...
С этими словами она упихала внутрь последние коренья, схватила сумку за ремешок, чтобы продемонстрировать свою самостоятельность, и резко рванула её наверх. Вот только она не учла вес уже уложенных корешков, пропитанных влажной землёй - от того сумка, вместо того чтобы послушно взлететь, отяжелела и выскользнула из её пасти. Последовал глухой стук, когда она с размаху шлёпнулась на замёрзшую землю, а в это время Медуница, совершившая столь неосторожное движение, по инерции резко дёрнула головой вверх - и её макушка ощутимо со всей силы заехала прямо по морде наклонившегося к ней Зверобоя.
- Ай!
На мгновение место удара обожгло тупой болью, но привычная к своим частым ударам и неловкости, Меда практически сразу перестала обращать на неё какое-либо внимание, с ужасом повернувшись в сторону пострадавшего из-за неё волка.
- Ой-ой! Прости! Прости пожалуйста! Мне так жаль! Я не хотела! - зачастила она, тут же прижав уши и съёжившись. Вместе с этим волчица непроизвольно сделала шаг к Зверобою, лапа потянулась вперёд, чтобы проверить, не разбила ли она ему челюсть, но Меда тут же её отдернула, боясь сделать ещё больнее своим прикосновением. - Ты... Ты в порядке? Божечки, я такая неуклюжая! Я просто... я не подумала, что она такая тяжёлая!
В её голосе звенело искреннее раскаяние и растерянность. Меда металась взглядом по Зверобою, не зная, как исправить оплошность и чем можно помочь. Вся её попытка выглядеть самостоятельной обернулась позором, и сейчас она была готова провалиться сквозь землю от стыда.

Сначала её охватила новая волна паники от того, что Зверобой не спешил заговаривать, и потому волчица пыталась оценить нанесенный ущерб, чтобы немедленно бежать к целителям за лекарством. Но, увидев, что он не корчится от боли, а скорее старается её перетерпеть, а затем и вовсе шутит, Медуница позволила себе немного выдохнуть. Она всё ещё чувствовала себя ужасно, но её практичная натура тут же взяла верх над истерикой - пусть волки частенько преуменьшают перед дамами степень своих страданий, будь рана действительно серьезной, он бы так легко не смеялся. Потому она позволила себе неловкую улыбку, поскольку сил ответить на его вопрос у неё не было - не специально же она его ударила! Пусть он даже действительно был бы перед ней виноват - бить волка было для неё последним делом.
Принявшись обратно собирать рассыпанные корешки, она костерила себя на чем свет стоит за своё поведение, но была вынуждена согласиться, что его план нести её вдвоем был единственно верным - они не ведуны, чтобы важный груз степенно летел за ними по воздуху. От этого было грустно и даже немного завидно, но сейчас бесплотные мечты не решали её проблем.
- Да, пожалуй, так и выйдет... - начала она, прежде чем Зверобой завершил свою фразу, и тут же закусила губу, прервав саму себя.
После слов о долге Меда тихо ойкнула, прежде чем поднять на него взгляд. Её глаза, полные парой минут назад лишь паники, теперь выражали лёгкое недоумение и настороженный интерес. Она улыбнулась, откликаясь на его шутку, но в то же время пытаясь понять, что за ней стоит.
- Должница? - переспросила она со смешливой обреченностью, пока в голове пыталась перебрать, что вообще может Зверобой от неё потребовать. - Ну что же, долги нужно отдавать. Говори, какой выкуп с меня причитается?
И с этими словами она стала браться за ремешок, чтобы после ответа Зверобоя отправиться в путь.

Когда волк окликнул её, Меда чуть склонила голову набок, чтобы было удобнее смотреть на Зверобоя. Прикосновение его лапы было неожиданным, но волчица не стала отдергивать свою - лишь аккуратно выпустила ремешок, выпрямилась и стала слушать. И по мере его признания её снова накрыло волной тяжёлых чувств, на этот раз - сожаления и вины.
Вот оно, - с горечью подумала она. Он заметил. Заметил, что я стала избегать его.
Её вопросительный взгляд смягчился. Волчица медленно отвела свою лапу и едва дёрнула уголками губ в неуверенной попытке извиниться без слов.
- Я... да, ты прав. - смущенно ответила она. - Раньше... как-то чаще пересекались.
Меда отвела взгляд, уставившись в поникшие стебли овсяного поля, будто ища среди них подходящее оправдание. Это оказалось не слишком то и сложно - весь облик побережья склонялся перед наступлением холодов.
- Просто перед зимой дел навалилось... да и после праздника, всей этой суеты... как-то всё некогда было.
Медуница надеялась, что слова прозвучали достаточно убедительно, хотя сама не поверила бы себе ни на перышко. Но, пытаясь объяснить своё поведение, она только теперь осознала смысл сказанных волком слов - Зверобой тоже не был полностью искренним с ней с начала встречи.
- Подожди, так ты из-за песни подумал, что мне не до тебя? - Она фыркнула, и на её морде на мгновение мелькнула улыбка, в которой было больше теплоты, чем веселья. Вся эта ситуация показалась ей до абсурда нелепой.
- Зверобой, если бы ты просто подошёл и сказал, что хочешь поговорить... или пришёл помочь... я бы не отказалась. Мне бы и в голову не пришло.
Теперь, после этого разговора, она была уверена, что не попыталась бы избежать его компании под благовидным предлогом, ведь она изо всех сил старалась изменить своё отношение к этому волку, сделать его просто добрым знакомым. А потому, замолчав на мгновение, спросила с безоружной прямотой. - Мы же... свои. Зачем нам эти хитрости?

Слово "свидание" ударило Медуницу, словно копытом по голове. У неё перехватило дыхание, и из горла вырвался короткий удивленный писк, который она тут же подавила, прикусив губу. Волчица отшатнулась на полшага, широко раскрыв глаза.
- Ч-что? - сорвался голос на высокой ноте. Она смотрела на него, не в силах скрыть потрясения, что её накрыло в данный момент. Настоящие свидание? - Эта мысль была настолько невероятной, что её разум отказался её принимать.
Первой реакцией было просто не поверить в его слова - просто не он это. Не может его предложение идти от сердца. Это всё просто какой-то дурацкий розыгрыш, в который он или сам вошёл, или был втянут кем-то другим.
- Это... это шутка? - выдохнула она, пока её взгляд метнулся по сторонам, чтобы отыскать спрятавшихся в кустах товарищей, которые его надоумили. - Почему со мной? Почему... ты?
Она не могла поверить, что это его собственное и искреннее желание. Не для неё оно. Если только... - дикая мысль о том, что кто-то рассказал о её чувствах к Зверобою ему самому, привело Медуницу в состояние мучительного стыда. Чтобы потом, на долю секунды, в самое глухое и спрятанное место её сердца прокралась ослепительная надежда. А вдруг...?
Но прежде чем дать ростку этого чувства поднять голову, её тут же, словно ледяной водой, окатило горькое воспоминание: тоскующий взгляд волка, направленный не на неё, а на рыжую шёрстку Морошки всего несколько дней назад. Сердце Меды сжалось от такой уже знакомой, привычной боли, которую она клятвенно пообещала себе никогда больше не подпитывать несбыточными надеждами. И вместе с ней схлынули и намеки на все эти розовые мечты. Лишь в уголках глаз собрались крошечные капельки слёз, которые она поспешила смахнуть.
Нет. Так не бывает. Чувства не проходят за день. Он не мог разлюбить её так быстро. А значит...  что?
Медуница пыталась из всех возможных поступков выбрать тот, что мог бы привести их к этому разговору. И если Зверобой понял, что ему не быть со своей любимой, значит... он ищет в ней, в Медунице... утешения?
Эта мысль заставила её внутренне сжаться. Она не хотела быть утешением. Не хотела быть заменой! Крошек её гордости, что она с таким трудом в себе взращивала, было достаточно, чтобы понять это.
- Зверобой... - её голос дрожал, но она заставила себя говорить, глядя куда-то в область его шеи, не в силах встретиться с глазами. - Я... не могу... я не могу быть для тебя... - она запнулась, закусила губу и, сделав над собой невероятное усилие, выдохнула: - Морошкой...

Прикосновение к её носу оказалось слишком внезапным. Медуница вздрогнула всем телом и инстинктивно отступила на полшага назад. Лишь тогда она подняла на Зверобоя растерянный взгляд, хотя в голове всё ещё стучали его такие вроде бы утешительные слова: "Понятное дело, что ты не Морошка". Но вместо облегчения они лишь ткнули в самое больное. Зверобой не мог знать, что она сама тысячу раз повторяла себе то же самое - и вслух, и мысленно, пытаясь убедить себя, что так и должно быть. Конечно она не Морошка. Как она вообще могла с ней сравниться?
Меда попыталась выдохнуть, вернуть хотя бы видимость спокойствия, но это было бесполезно - всё внутри словно вспыхнуло, пытаясь защитить израненное сердце, закрыть его хоть каким-то щитом: из злости, обиды, из отчаянной смелости. И слова сорвались прежде, чем она успела остановить себя.
- Именно поэтому я и не могу! - вырвалось у неё. Её голос едва дрогнул, но она взяла себя в лапы, держась за тонкую нить из отчаяния и желание наконец быть услышанной.
- Ты говоришь о её семье, о её муже... - она едва заметно качнула головой, будто отталкивая тень Морошки прочь, - но не о своих чувствах. Ты не сказал, что не любишь её. Только... что не должен о ней думать!
Слова прозвучали - и она сама поразилась смелости, прорвавшейся будто из самой глубины души. Но вместе с ней пришло и странное облегчение. Да, было страшно говорить вслух о чем-то столь личном, но честность всё же оказалась легче, чем бесконечное прятанье под слоями терпения. И сейчас она была готова - впервые за долгое время - защитить себя и свою хрупкую гордость. Ведь опоздав всего на несколько дней, Зверобой своей попыткой сблизиться довёл её до того предела, за которым она уже не могла молчать.
- Создать семью... - повторила она, и слова эти отозвались внутри тянущей болью. - Я тоже этого хочу. Больше, чем могу выразить.
Она посмотрела прямо на него, и в её взгляде было всё: и её мечта, и её боль, и упрямо пробуждённая воля.
- Но я хочу, чтобы меня выбирали сердцем, а не от одиночества. И я... - её голос стал тише от того, с каким отчаянием ей приходилось озвучить эту правду, - я не верю, что твоё сердце сейчас по-настоящему свободно.

До этого момента она ещё пыталась держаться. Пыталась говорить спокойно, не сорваться, не показать, насколько больно всё это слышать. Но когда он произнёс: "Могла бы прямо сказать 'нет', а не искать подвоха", Меда почувствовала, что её ударили под дых.
И дело было даже не в оскорбленной любви, которую она так трепетно в себе растила столь долго - после вечера поединков и разговора с сумеречным волком, та отчаянная боль уже не возвращалась прежней силой. Но теперь Зверобой ударил по тому, что Медуница всегда считала очень важным - по её стремлению быть честной. И это было хуже удара когтей, ведь он будто обвинил её во лжи, в какой-то хитрости, двойных смыслах, непонятной игре - всём том, чего она никогда в жизни не умела и не делала. И это заставило её резко вскинуть голову, а взгляд, прежде такой теплый и смиренный, сделаться острым. Грудь болезненно сжалась. На секунду она даже не могла вдохнуть - настолько абсурдным и жестоким показалось обвинение. И от кого?! Того, кому она была тенью все эти месяцы? Кому она пыталась, пусть неумело, сгладить горе, быть собеседницей, опорой, помощницей - кто бы ему ни был нужен, хотя он этого даже не оценил?
Шерсть на её загривке едва заметно приподнялась, волчица чувствовала, как жар поднимается к ушам, как дрожит дыхание от кипящей несправедливости.
Ведун был прав! - Горько осознала она теперь, ведь этот разговор и правда оказался очень нужен Медунице. Если и сейчас она не попытается донести до Зверобоя свои чувства, то будет ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь за отсутствие попытки.
- Прямо сказать "нет"...? - Переспросила она, а голос дрожал от несдерживаемой обиды.
Меда сделала пару шагов, чтобы почувствовать горящие внутри эмоции, чтобы не дать себе снова проглотить эту обиду, а в последней отчаянной попытке донести до него свои мысли.
- А что, по-твоему, я должна была подумать? - Подняла она этот вопрос, задыхаясь от возмущения. - Когда всё то время, пока ты страдал по Морошке, я была рядом... слушала... поддерживала... И всё это - без единого намёка, что ты видишь во мне хоть что-то...! - Она сжала губы, пытаясь удержать голос, но он всё равно сорвался. - Я ждала хоть одно слово... хоть один знак... что я тебе не безразлична! Как тебя можно было понять?!
Она зажмурила глаза и увела нос к земле, не позволяя обжигающим слезам прорваться наружу. Внутри разливался уже целый пожар из искрящихся чувств, но невероятным усилием воли она остановила этот поток от того, чтобы выплеснуться наружу. Когда волчица вновь взглянула на Зверобоя, лишь уголки её глаз и шерсть вокруг них были слегка влажными.
- И только не говори, что вдруг понял, будто я тебе нравилась всё это время, - выдохнула она. - Я просто не смогу в это поверить!
В голове с новой силой прокручивались их прошлые разговоры. Сколько же она старалась быть рядом, отвлекать его от переживаний, ждать от него малейшего внимания. Но он ведь не видел этого ни тогда, ни сейчас! И если вдруг - вдруг! - он что-то почувствовал только теперь... значит, не настолько сильно, раз готов так легко перечеркнуть весь разговор?
- Если ты решил, что это было "нет"... значит, ты не хотел услышать ничего другого!
И сказанное только убедило волчицу в её правоте - не было у него к ней чувств, нет и не могло быть. Они оба не могли не заметить их. И если это так, если он и правда видел, что она рядом, что ждала его ответа, что старалась стать ему близка - то зачем тогда эти полумеры? Зачем звать на свидание, не дав ни намёка на настоящую симпатию, не показав, что она для него что-то значит? Медуницу раздирали гнев и обида: отношения, в которых с его стороны сначала нет ни малейшего признака привязанности, а потом вдруг подбрасывают надежду, были для неё невозможны. Она не хотела соглашаться на игру, где её чувства ставят на паузу, пока он решает, стоит ли их признать.
С этими мыслями она хмуро смотрела на Зверобоя, ожидая его объяснений.

Она долго молчала, не в силах подобрать из-за охватившего её смятения нужных слов. Её эмоции будто остывали, получив долгожданный выход наружу, и теперь Меда постепенно цепенела вместе с ними, пока Зверобой озвучивал своё собственное признание.
Слово за словом он подтверждал всё то, в чем она уже успела увериться и сама: нет в нём искры влюблённости, нет дрожи желания, нет хотя бы той неуверенной надежды, что ещё теплела в её собственной груди. Всё это покинуло его, оставив лишь усталость, измученность и безнадежное равнодушие.
На краткое мгновение Медуницe стало страшно от того, что и она могла стать такой. Что могла бы так же незаметно выгореть от неразделённой любви, утонуть в безответности, пока не превратилась бы в собственную тень, что ищет лишь тишины и отдохновения в чужом молчаливом принятии. И вслед за этим пониманием её охватила новая, еще более глубокая жалость к Зверобою, с которым судьба обошлась так беспощадно. В эту минуту она так хотела бы подойти ближе, коснуться его плеча, прижаться, дать ему понять, что жизнь не закончилась на пережитом предательстве, что есть ещё у них обоих возможность любить и быть любимыми! Но в то же время Медуница понимала, что если не смогла сделать этого за все прошедшие месяцы, то уж теперь, когда последствия пережитого им открылись во всей своей глубине, у неё и вовсе нет никакого шанса. Ведь волк лишний раз подтвердил, что ищет утешения и способ забыть о прошлом, а она показалась ему просто... достаточно подходящей.
Когда волчица наконец заговорила, её взгляд был направлен куда-то вдаль, к темнеющему горизонту.
- Мне жаль, что ты разочаровался в любви, - произнесла Меда едва слышно. - Жаль, что тебя ранили так сильно.
Она действительно так думала. Это было ужасно - видеть, как любовь из прекрасного чувства становится для своего обладателя пыткой, а потом и страшнейним наказанием, от которого хочется укрыться за неприступной стеной. Он не заслуживал этого. Никто не заслуживал. Её взгляд чуточку смягчился, когда она окинула его хмурую фигуру, но всё же не вернулся к прежней теплоте.
- Я никогда не хотела сделать тебе больно, Зверобой, - продолжила она тихо, почти устало. - Я просто хотела... чтобы ты услышал меня. Чтобы ты тоже попробовал понять.
Она сделала пару шагов, чтобы встать рядом. Волнение на воде усиливалось, но пурга была еще далеко за рекой, лишь вступая на земли соседей.
- Ты ищещь понимания, душевного тепла, уважения... - Меда на миг прикрыла глаза. - Но ведь для этого тебе не нужно обманывать меня речами о чувствах, которых у тебя нет. Я могу дать тебе это и так. Хотя бы как друг. Как та, кто не желает тебе зла, чем бы ни закончился этот разговор.
Сказав это, она глубоко вдохнула, понимая, как же всё это произошло... не вовремя! Если бы только он поднял этот разговор раньше! Может быть она смогла бы его исцелить? Может он сам пошёл бы к исцелению? Или всё это было неизбежно, и она лишь увязла бы в топком болоте из любви и жалости к нему, лишенная ответного тепла?
В попытке отмахнуться от мелькающих мыслей, она качнула головой и провела лапой по морде.
- И всё же, похоже, мы оба... не в том состоянии, чтобы говорить о таких вещах. - Её губы скривились в подобие улыбки.
Тревожный ветер прошёлся по шерсти, и она на миг отвела взгляд от озера, чтобы посмотреть на Зверобоя.
- Этот разговор...  - как бы ни хотелось обратного, но сказанное не заметешь под подстилку, - нужно будет продолжить. Когда мы оба сможем говорить спокойнее.
Так будет правильно. Она сделала шаг назад, к сумке, что так и осталась лежать на земле.
- А пока... давай просто останемся хорошими знакомыми.

Меда кротко кивнула на его слова и поторопилась к сумке, чтобы подхватить порванный ремешок и связать его узлом с уцелевшими кончиками. Она могла бы настоять, чтобы они несли ношу вдвоём, как собирались раньше, но что толку спорить? Важно было другое - коренья нужны стае, и в конечном итоге совсем не имело значения, кто именно их понесёт. Да и сил на возражения у неё уже не оставалось, а сумка, чего уж скрывать, и правда была чересчур тяжёлой.
Тем более теперь, после состоявшегося разговора, его предложение нельзя было принять за романтический жест или за попытку произвести впечатление. Они снова лишь хорошие знакомые и состайники, а значит вполне могут помочь друг другу по хозяйству без всяких скрытых смыслов.
Лапы Медуницы чуть подрагивали, придерживая ремешок, пока она, склоняя голову, оборачивала его вокруг основания и просовывала в замысловатый узел. Всё же перенесенное нервное напряжение не прошло для волчицы даром, вот и озноб, пробегавший по телу, похоже был вызван совсем не пришедшим похолоданием.
- Потяни вот здесь, - подсказала она, указывая на свободный конец ремешка, сама ухватившись за другой. Совместными усилиями затянуть узел было куда легче, чем возиться в одиночку.
Пару раз дёрнув за ремень, чтобы убедиться, что узел держится крепко, Меда без возражений отступила, позволяя Зверобою забрать сумку. Она чувствовала, что теперь, после всего сказанного, разрешить ему помочь было своеобразным жестом примирения и знаком того, что неудобная тема на время забыта. И как бы ей ни хотелось предложить воину не надрываться и оставить ношу здесь, позвав одного из ведунов, волчица вовремя прикусила язык: ещё одного, пусть и случайного, укола его самолюбию волк мог просто сегодня не вынести.
Меда едва заметно улыбнулась, глядя, как Зверобой примеряется к тяжести, и направилась прочь от озера, к шуршащему под порывами ветра овсу.
- Надеюсь, метель нас не нагонит, - произнесла она, снова бросив взгляд на быстро темнеющую тучу. Краем глаза она уловила движение у самой кромки воды: на поверхности показалась водяница, дважды шлёпнула по волнующейся глади и так же стремительно скрылась в глубине. - Думаю, нас поторапливают. Водяница, - пояснила Меда, не зная, заметил ли ту Зверобой.
Нахлынувшая раньше апатия всё ещё держала чувства волчицы глубоко внутри. Казалось, что у неё нет сейчас ни желаний, ни волнений - лишь задача вернуться домой.

→ Выход из локации