Викул шумно отряхнулся после недавнего купания, и критически оглядел свое отражение в натекшей с шерсти луже. Под мокрым взъерошенным мехом отчетливее проступили ребра, когти на жилистых тощих лапах казались больше, чем обычно, но интересовало Брата Древних не это. С короткой усмешкой, он вглядывался в свою морду, поворачивая ее то на одну сторону, то на другую, словно ожидая увидеть в ней что-то раньше незнакомое. Но, как он не старался, не видел ничего, кроме обычного Викула, кровожадного убийцы, Брата Древних, верного члена своей Семьи.

А ведь это уже было не совсем так. Отрицать реальность слишком долго означало бы подвергнуть себя опасности, поэтому Викул все время был вынужден сравнивать свои представления о мире с тем, что в нем было на самом деле. Однако на эту сторону действительности он закрывал глаза слишком долго, удивительно долго для себя, но теперь пришло время признаться.

Ему дорога Морошка.

Нет, он допускал такие мысли и раньше, заигрывал с ними, как щенок с горящим угольком - подходил поближе и после отпрыгивал от  огня. Успокаивающе дул на обожженный разум, возвращая его к привычному поведению, к знакомым объяснениям, крутился, хватая зубами расползавшиеся под натиском правды лоскуты старых доводов, стягивал их вместе, словно пытаясь закрыть прорывающийся солнечный свет, но все снова трещало по швам, пока он не понял, что с этой новой реальностью придется смириться и учиться с ней жить.

Он привязался к питомице.

Викул издал короткий, беспощадный к своей слабости смешок, глаза его блеснули азартом. Он мог придумать сто и одну причину, почему это глупо, он уже представлял протянувшиеся от его лап и челюстей тонкие паутинки нитей, за которые сможет дергать опытный манипулятор вроде Патриарха, да или даже Полыни, прознай они о его симпатии. Да что там, пожалуй, даже Рагна с Караморой не упустят случая воспользоваться слабостью Брата. Такова суть Семьи: ищи любую выгоду и обращай себе на пользу. Он сам все это знал, сам не раз прибегал к угрозам или шантажу, прочуяв чужую уязвимость, и он самонадеянно считал, что ему-то достанет мудрости не попасться на этот древний крючок. И вот он попался, и что самое странное - почему-то совсем не жалел об этом. Глупая радость растягивала его губы в улыбке и глядя на свое отражение, он думал, что стал совершенным идиотом, но при этом веселился еще больше.

Потянувшись мордой, Викул подхватил с выступа белый цветок и убрал его в поясную сумку, к тщательно припрятанному там оберегу. Пришлось еще с самого утра пробраться за ним на Гнилые болота. Хорошо, что заместо распотрошенного ими с Морошкой гнезда мар там еще не поселились новые, но он все равно перемазался в грязи по самую грудь, пришлось свернуть, чтобы искупаться в море, и именно там, на берегу, вспоминая как Морошка прихорашивалась на пир, Викул осознал наконец, что она стала для него намного большим, чем просто забавой.

Не осталось, пожалуй, ни одного уголка в болотах, где ему бы не виделась ее тень, где он не нашел бы связанных с ней воспоминаний. И что самое странное, в воспоминаниях этих не было привычных Викулу жестоких развлечений: погонь, убийств, пыток. Если не считать охоту на Паденя. Но при этом, он чувствовал себя счастливым, хотя никогда даже не мог себе представить, что счастье могут приносить простые прогулки. Голос Морошки, рассказывающей о травах, ее плечо рядом... Топи никогда не казались ему такими светлыми, как теперь и Викул мечтательно улыбнулся. Он уже все решил - он расскажет Морошке о своих чувствах.

Рискованный шаг, и Викул это понимал. Но разве он не всегда получал, что хотел? Придется быть всего лишь хитрее и осмотрительнее, чем обычно - только и всего. Он не станет представлять Морошку Семье и кричать о ней на каждому углу. Но он скажет Морошке, что теперь она в безопасности. Что его клык никогда больше ее не тронет. Что она будет оставаться рядом с ним не в ожидании момента, когда он наиграется, а навсегда... Навсегда...

Такое громкое слово. А еще он сентиментальный, оказывается. Впервые за свою бессмысленную жизнь Падень хоть в чем-то оказался прав. Вот и за цветком сходил, и тот приятно грел бок предчувствием новой жизни.

И увлеченный своими мыслями, он не сразу услышал, как вошла Полынь:

- Собираешься куда-то? - спросила она холодно. Викул недовольно дернул ухом и обернулся к супруге. По воле Древних законов они взаимно терзали друг друга. Он издевался над ее серьезностью, целеустремленностью, самолюбием. Она - над его легкомысленностью, безответственностью, ветреностью. Везде, где им приходилось пересечься, они раздражали друг друга с упоительным остервенением, удачно спрятанным за подчеркнутой вежливостью, - к Морошке?

Викул хмыкнул. Имя его питомицы прозвучало из уст Полыни так инородно, что показалось совсем чужим. И в том, что она запомнила его, ему показался тревожный знак.

- Долго ты еще собираешься с ней играться? - Полынь села напротив мужа, обернув лапы хвостом, и выражая невинную заинтересованность. Викул усмехнулся еще шире:

- А что? Ты прониклась к ней сочувствием? - поинтересовался он. Судьба его питомиц никогда не интересовала Полынь, и этот разговор жена завела явно не спроста. Впрочем, Викул был готов к такому, не знал только, что начнется все так быстро.

- Нееет, - протянула Полынь, внимательно глядя на него из под полуопущенных век. Викул ответил ей спокойной насмешливостью, - но я не хочу пропустить развязку. С учетом потраченного тобой времени, это должно быть что-то потрясающее... Или что-то жалкое. Например, Брат Древних, влюбившийся в свою питомицу.

Викул улыбнулся с вежливым сомнением, хотя сердце его дрогнуло. Даже в своих уже и без того более чем взбаламученных мыслях, он не признавался, что любит Морошку. Привязался - да, но не более. Или более? Рассуждать об этом хотелось где угодно, но не здесь, под изучающе-хищническим взглядом супруги, которая ждала, что он даст слабину. 

- Она так интересна? - продолжала тянуть Полынь, - может и мне с ней познакомиться поближе?

- Хочешь получить у нее пару советов о том, как нравиться самцам? - Викул подбавил в голос сладчайшего яда. Они смотрели друг на друга в упор, и воздух сгущался от взаимной ненависти, - но вряд ли это приведет тебя к месту Матриарха.

Полынь улыбнулась:

- Нет. Пожалуй, напротив, я могла бы дать ей совет. Например, кому еще, кроме тебя, она может ласково улыбаться, чтобы выжить.

- Вот как? - осведомился Викул. Это было почти открытой угрозой, намеком столь явным, что спустить его с лап было совершенно невозможно, - в таком случае, ей останется улыбаться недолго. Ты ведь знаешь, я не люблю делиться.

Полынь изучала его взглядом, словно взвешивая его слова на истинность, но что Викул за семь лет успел узнать о себе совершенно точно - так это то, что блефовать он умел. Обойдя волчицу с невозмутимым видом, он направился к выходу из логова. Он ждал, что Полынь скажет еще что-нибудь, но она промолчала. Возможно, поверила в его ложь. Вот только от благодушного настроения Викула не осталось и следа. И он почти не удивился, заметив спешащего к нему Игнаса.

- Какого черта ты здесь? - раздраженно бросил Викул. Младшие, охранявшие Морошку теперь, пользовались его лояльностью, поскольку были верны. Но это не означало, что они могут игнорировать его приказы.

- Морошка, - спокойно сказал Игнас, глядя на Викула исподлобья.

- Что Морошка? - переспросил Викул, а в голове уже заметались сотни тревожных мыслей. Сбежала? Рагна снова решила позабавиться? Кто-то из Младших сошел с ума и напал на нее? Ожидать можно было чего угодно, поскольку Викул замечал, что его питомица при нраве кроткого олененка, обладает невероятной способностью притягивать неприятности.

- С ней что-то не так, - Игнас нахмурил брови, - она вроде... Заболела? Не знаю, с этими простыми так сложно. Она просто упала на пороге, потеряла сознание или что-то вроде того. Лутый остался с ней, а меня отправил за тобой.

- Ясно, - ответил Викул, стараясь не выдавать свое беспокойство, - я загляну к ней, а ты на сегодня свободен.

Игнас пожал плечами и порысил прочь. Но через несколько шагов обернулся, поглядел на Викула так, словно хотел что-то спросить. Но не спросил. Отвернулся и вскоре скрылся за колючими зарослями.

Викул прибавил шагу. Он умел бежать рысью, ничуть не уступавшей в скорости галопу, но не дававшей ощущения ненужной спешки. Морошка... Заболела? Это казалось глупостью. Она была здорова даже сырой весной, когда Викул без жалости пил ее кровь. Она всегда справлялась с ранами, всегда была такой сильной... Или не всегда? Ему припомнился ее недуг, причины которого он так и не узнал. Тогда волчица стала резко худеть, ее мех потускнел. Викул думал, что все это от страха, из-за нападения Младших, и ему казалось, что он угадал. После охоты на Паденя, Морошка как будто осмелела, пошла на поправку. Но, что если он ошибался? Что, если болезнь только притаилась до времени?

"Она же целительница", - попытался отмахнуться он от мрачных мыслей, - "она бы заметила, будь что-то не так..."

Но если она заметила, и не захотела сказать? Как тогда, с Младшими. Если подумать, Викул ни разу не слышал от Морошки ни одной жалобы, кроме того случая, когда он нагнал и вцепился в нее у Гнилых болот, или когда они выслеживали Паденя. И то, первым, кто рассказал о нападении, был Карамора.

Он вошел в логово Морошки. Все было как всегда, вот только Лутый сидел возле его питомицы - то, что раньше стражи не смели себе позволить, а Морошка лежала, безвольно положив голову на лапы.

- Ступай, - коротко распорядился Викул, и Лутый исчез. Викул опустился рядом с Морошкой, прижался к ней боком. Он не знал, что ожидал почувствовать. Может дрожь? Или неестественный жар? Да что он вообще мог знать о болезнях, он не встречался с ними со своего трехлетия, когда похоронив имя в Кровь-реке, поднял первого кадавра и получил возможность пить кровь, исцеляя ей любые раны.

- Что случилось? - спросил Викул, медленно проведя мордой по загривку волчицы, - как ты, Морошка? Игнас сказал, ты теряла сознание...

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Викул коротко улыбнулся робкому приветствию. Лутый, по его приказу, отправился отдыхать, и сейчас возле логова не осталось никого, кроме мертвых голов, а потому они уже могли не притворяться. Он цепко оглядел волчицу, вслушиваясь в ее слова. Пытался разглядеть что-то? Присутствие болезни? Как тогда, весной. Но в полумраке логова видно было плохо. Разве что бок волчицы, всегда такой теплый, показался ему сейчас холодным.

- Я не был занят, - отозвался он, невольно вспомнив разговор, затеянный Полынью. Викул не знал, хочет ли передать его Морошке? Прежде, он бы сделал это не сомневаясь, и завершил привычной угрозой о том, что Морошка не должна быть верна никому, кроме него. В этот раз он не хотел ни тревожить ее, ни угрожать. Вместе с пониманием того, что Морошка нужна ему не просто как питомец, он понял, что и вероятно будет готов простить ей даже сговор с Полынью, если такой случится. Привычной ярости при мысли об этом не было, скорее горечь. Викул подумал, что уж кто-то, а он своим поведением не заслужил верности волчицы, и сможет понять ее, если она захочет себя обезопасить.

Впрочем, это могло подождать, и он без сомнений вышвырнул Полынь из своей головы. Глубоко вдохнув терпкий запах трав, Викул придвинулся еще теснее к Морошке, накрыл ее макушку своей головой, желая согреть, оградить. Защитить от неясной, нависшей над ними беды.

- Это как весной? - тихо спросил Викул, перебирая воспоминания. Он провел мордой вдоль спины волчицы, касаясь носом позвонков. Пожалуй, она и в самом деле похудела, но как же он тогда пропустил это? Он вообще способен замечать хоть кого-то, кроме себя?  Викулу вспомнились слова Морошки о нем тогда, после пира. Высокомерный, заносчивый... Только сейчас, пожалуй, от этого было совсем не весело.

"Еще отвары" - Викулу показался в этих словах тревожный знак. Значило ли это, что Морошка уже давно пытается справиться с хворью? Но еще страшнее ему показалось то, что волчица даже не знала, что за недуг настиг ее. Викул так привык к тому, что Морошка знает все: о травах, о целительстве, о болезнях. И он забыл о том, что она - совсем молоденькая целительница, которая наверняка еще не успела овладеть своим делом в совершенстве. Да, она знала больше, чем кто-либо на болотах. Но наверняка меньше, чем другой, более опытный целитель.

- Значит, ты не знаешь, что с тобой? - спросил он также тихо. Поднырнув мордой под подбородок Морошки, он развернул ее голову к себе, и поглядел в глаза. Ему не хотелось оставлять ее, чтобы оказаться напротив, но в то же время, он чувствовал, что Морошка может быть с ним не до конца искренней. Ровно так же, как она умела притягивать неприятности, она не любила и рассказывать о них, - когда ты заболела?

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Викул и не замечал раньше, насколько привык к обиталищу Морошки, и какой важной частью его жизни оно стало. Он уже запомнил порядок развешанных под потолком трав, мягкость лежанки, смесь запахов, которая кружила голову, и главный из них - запах Морошки. Волчица была неотделима от логова так же, как логово от нее. Чужеродный на болотах уголок спокойствия... И того, что Викул, наверное мог бы назвать счастьем, пусть оно и не было похоже на его прежний опыт.

Викул слушал Морошку, положив голову ей на шею. Морошка... Говорила так спокойно. Словно не о себе. Словно не ее он таскал за загривок на пастбище, угрожая сделать ее одной из стада. Словно не ее запугивал Младшими, словно не ее загнал, словно добычу тогда, после пира Древних.

Он сделал много ужасных вещей и сейчас они вспоминались ему все, друг за другом, словно вспышки. Но странно, Викул не чувствовал в себе вины. И даже злости и ненависти, что преследовали его всю жизнь. Только щемящую грусть. Был ли тому причиной голос Морошки, ласковый, без укора. Или ее тепло рядом. Или то, как трогательно она искала его ласки, касаясь лбом его морды. Морошке не нужна была сейчас ни его вина, ни злость, ни упреки к самому себе. Она просто хотела, чтобы он оставался рядом и согревал ее. И для этого не нужно было нести головы Младших, не нужно было загонять жертв и не нужно было быть Братом Древних. А нужно было всего лишь прижаться плотнее, и Викул придвинулся к Морошке еще теснее, жалея лишь о том, что мех у него совсем не такой густой.

- Наверное, я понимаю, - тихо сказал он. Полумрак как будто позволял словам литься легче. Словно то, что они едва могли различить друг друга, делало их кем-то другими. Не Братом Древних и его питомицей... Викул поймал себя на том, что эта мысль приходит ему в голову не первый раз. Мог бы он хотеть быть кем-то другим? Кем-то за пределами болот. Не таким могущественным, не таким страшным, не имеющим власти, но наверное - более желанным? Смог бы он?

Слишком сложно было об этом думать. Он ничего не знал о жизни за пределами болот, он был взращен и пленен ими. Морошка, светлая искра, залетевшая во тьму, едва не угасла. Викул же, выбравшись из мрака, вероятно сгорит.

Он вздохнул, пытливо заглянул волчице в глаза:

- А теперь ты меня не боишься? Теперь тебе не тоскливо? Не тревожно? - он ловил взгляд Морошки, словно стараясь прочитать в нем, искренним ли будет ее ответ? Но после отвернулся. Он не имел права на искренность, - да, в Яробожьей стае вряд ли готовят к жизни питомца...

Шутка опала сухими лепестками, так и не взлетев, и Викул стиснул зубы. Что он говорит? Зачем? Разве он не хочет сказать что-то совсем другое? Почему бы не сделать это сейчас, когда Морошка так близко. Чего он боится? Неужели все еще утратить свою власть и свою независимость? Но какой в этом толк, если его независимость - лишь иллюзия, и он давно знает об этом. Какой в этом толк, если чувства к Морошке давно стали струной, натянутой, дрожащей, болезненной. Его слабость, его уязвимость, его...

Викул прикрыл глаза. Дело было не в нем, а в ней. Скажи он - и вдруг Морошка пожелает связать с ним свою жизнь? Леший раздери, это казалось невероятным, но... Да, он принес ей цветок, да он шел сюда предложить ей остаться. Остаться, но не признаваться в...

Потому что если Морошка согласится, она будет обречена. Тени, следующие за Викулом неотступно: Древние, Младшие, его недруги и те, кто хотели бы получить над ним власть не оставят ее. Они ее отнимут, или сделают игрушкой в своих лапах, и пусть Викул признавал, что пойдет теперь на все... Они могут навредить ей. Ему казалось, что едва он произнесет заветные слова, все переменится. Их походка, их голоса, их взгляды. Болотные твари слетались на запах счастья, как пчелы на цветочный нектар. И были так же готовы высосать его досуха.

Да и имел ли он право говорить Морошке такие слова? Его преступления перед ней были неоспоримы, несчастье, которое он причинил - огромно. Он все еще делал ее несчастной: оторвав от стаи, от родной семьи, взяв ее в плен и не желая отпускать. Были ли его чувства искренни, если Викул все еще выбирал себя, не ее? Он не хотел об этом думать, но не мог перестать.

- Знаешь, - начал он, избегая вопроса волчицы, - я ведь кое-что принес.

Ему не хотелось оставлять Морошку ни на миг, поэтому, даже не поднимая головы, он запустил тонкие манящие чары в поясную сумку, расстегнув замок и притянув к себе цветок. После, он положил его возле Морошки:

- Прежний ведь пропал. А этот, гляди, еще красивее. И... - усмехнувшись, Викул подтянул к себе оберег и положил его рядом с цветком, - я ношу с собой. Никто не знает, кроме нас.

Викул осторожно тронул лепестки носом, расправляя их. У цветка был тонкий аромат: ненавязчивый, свежий, словно запах дождя или первого снега.

- На этот раз обошлось без мар... - он поглядел на Морошку. Волчица и не знала, на что он готов, ради того, чтобы она оставалась рядом, - скажи, что нужно сделать?

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Расслабленность Морошки передалась Викулу, и он глубоко протяжно вздохнул, отдаваясь на волю тишины, царившей в логове и тепла, исходящего от них обоих. Ему даже показалось, что все вовсе не так страшно. Что Морошка совсем не больна, и ему не о чем беспокоиться. Однако, он не позволил этой фантазии задержаться надолго. Как и всегда Викул знал, что любая иллюзия, затмевающая действительность, опасна. И предполагал всегда самое худшее.

Однако, тревожные мысли существовали отдельно от всего остального. Отдельно от ласковых прикосновений Морошки. Викул позволил себе прикрыть глаза, наслаждаясь поцелуями. Давно уже прошли те времена, когда он требовал от волчицы только полного повиновения, теперь он разрешал и себе и ей больше, чем когда-либо. Например, его уже давно не тревожили прикосновения Морошки к шее, напротив, будоражили или, как сейчас, дарили чувство беззаботной расслабленности. Однако, ее слова заставили его вынырнуть из блаженной неги.

- Это не ответ, птичка моя... - мягко сказал он, а после, болезненно усмехнулся, - хотя, может, и ответ...

Сердце сжало тоской. Слова Морошки без сомнения были честными - раньше, Викул и помыслить не мог о такой откровенности. Но и смысл их был ясен и однозначен. Морошка все еще боится его. Она справляется со своим страхом, старается не думать о нем, смириться с возможной смертью. Но он для нее все еще смерть.

Конечно, она тоскует по близким. Конечно, желает избавления. Конечно, ее жизнь на болотах все еще плен, а он все еще хозяин. Почему он вообще решил, что это может перемениться?

Думать об этом было слишком больно, и Викул с благодарностью ухватился за новую тему. Войдя в логово, он думал, что не расскажет Морошке, точнее - это было неважно тогда. Но теперь, он был рад, что может сгладить неловкое молчание и отвлечь их от тяжелых мыслей.

- Полынь заинтересована... твоей долгой жизнью у меня, - улыбка Викула стала жестче. Да, пусть для Морошки он все еще пленитель, но должно же было волчице стать ясно, что она и в самом деле задержалась у своего мучителя. Кроме того, что он и не мучил ее больше, становясь все мягче в своем обращении, - и теперь ей кажется, что ты мне дорога и из этого можно извлечь выгоду.

Викул посмотрел на Морошку с многозначительной тревогой. Он хотел предупредить ее от связей со своей женой не для того, чтобы уберечь себя от предательства и манипуляций, но для того, чтобы уберечь саму волчицу:

- Понимаю, что твоя жизнь здесь далека от мечтаний, - он говорил резко, жестко, не желая выдавать боль, что крылась за этими словами, - и все-таки я прошу тебя, не верь обещаниям Полыни. Если для меня ты - питомица, которой я дорожу...

Викул замешкался на миг, прикрыв глаза. Не о таком признании, пожалуй, он думал, когда шел сюда. В своих мыслях он уж точно не хотел называть Морошку питомицей, и снова подчеркивать ее положение. Но, если для нее жизнь здесь - все еще плен, то и статус вряд ли станет неожиданностью:

- То для нее - лишь средство получить надо мной власть. Она может посулить тебе свободу, защиту, но хотя трудно в это поверить... - Викул усмехнулся, получившемуся каламбуру, - лучше верить мне, чем ей. 

Вот и все. Ему снова удалось расставить все по своим местам. Морошка - питомица, он - хозяин, который дорожит ей, лишь как диковинкой. Полынь - несомненная угроза. Наверное, его супруга была бы ласковее. Может, смогла бы сыграть на страхе Морошки? На ее потерях и боли? На желании отомстить? Викул бы тоже мог, но ему мешала большая слабость. Он больше ничего этого не хотел.

Цветок, который должен был стать началом перемен, теперь был ему ненавистен. Лучше бы, Морошка и не вспоминала о нем. И чего так обрадовалась, словно он и в самом деле принес невесть какое сокровище? Ждала от него каких-то слов? Каких? Точно уж не те, которые он заготовил. Что ей до его привязанности, до его... Неважно. Лучше всего, если бы он сказал, что отпускает ее. Отпускает домой, к родным, за которых Морошка молится, без мерзких игр, недомолвок и травли Младшими. Отпускает ее быть свободной, быть счастливой. Он поймал ее взгляд: настороженный. Различил напряжение стиснутых зубов. Это очень... Очень что? Противно? Тошно? Она отгадала его намерения, и теперь думает, как бы вежливее отказать? Но разве, она может отказать? Ведь он ее принудит, как и ко всему прочему...

Викул опешил от поцелуев Морошки, словно кто-то ударил его по голове, и посмотрел на нее с отчаянной мольбой. Да что с ним творится, в конце концов? Уже второй раз он ждет удара, и второй раз получает вместо него что-то совершенно иное. Что-то, на что не мог и надеяться. В голове волка царил полнейший хаос, прикосновения Морошки обжигали его огнем, заставляя мысли кружиться, словно снег в дикую вьюгу. Она же... была такой искренней, такой настоящей. И если она и правда догадалась, что он хотел сказать...

Вопрос Морошки едва пробился сквозь глухой звон, и Викул с удивлением обнаружил ее поднимающейся, но плохо понимал, что видит на самом деле. Вроде, волчица отыскала пустую корзинку, вроде покачнулась - или это кружилась его голова. Она обернулась к нему, и Викул внезапно почувствовал, что хаос отступил, и на место ему пришла прозрачная ясность. Не могла она так смотреть, обманывая его. И не могла так смотреть, если бы он был ей противен. Нужно было немедленно прекратить эту неловкость, это мучение:

- Морошка, я хотел сказать...

Волчица качнулась ему навстречу, и Викул осекся на полуслове. Еще раньше, чем она успела упасть, он вскочил, чтобы подхватить ее, не обращая внимание на грохот падающей посуды. Он успел подставить плечи ей под грудь раньше, чем голова волчицы коснулась земли, и донес ее до лежанки, помогая себе магией.

- Морошка... Морошка... Птичка моя, что с тобой... Очнись! - Викул прижал ухо к груди волчицы, после подставил нос к ее рту. Сердце билось, и нос обожгло слабым и горячим дыханием, но было решительно непонятно, что делать дальше. Он окинул взглядом травы, множество трав, что лежали теперь в беспорядке на полу, с холодным спокойствием понимая, что даже если среди них и найдется та, которая могла бы помочь, он ее все равно не узнает.

Впервые Викул был так беспомощен. Если бы Морошке помогала кровь, он бы напоил ее своей без раздумий, но черноусты были настолько прокляты, что их кровь не могла помочь даже другим черноустам. Найти ей жертву и обратить? Мысль была безумной, и Викул отбросил ее с презрением - для этого требовалась воля обращаемого, а он не представлял себе ни единой причины, по которой Морошка согласилась бы на такое. Даже смерть не являлась поводом. Тем более, она была без сознания... И...

Она могла не очнуться! Эта мысль упала на Викула с тяжестью рушащегося дерева. Пока он стоит тут, как идиот и пялится на травки, Морошка может уже умирает. Он зарычал, стиснул зубы и вцепился себе в лапу. Это помогло. Паника отступила. Нужен был целитель. Единственными, кому на болотах мог быть полезен целитель - были Коршуны.

Викул выбрался из логова. Искать Игнаса или Лутого было некогда - они наверняка отправились на пастбище, вздымать обещанную плату со скота хозяина. Поэтому, Викул остановил первого попавшегося Младшего:

- Узнай, у кого Коршуны лечат свои болячки и отправь его ко мне, - приказал он резко, вложив в голос достаточно угрозы. Младший задумчиво поглядел на логово за его спиной и скабрезно ухмыльнулся:

- Не выдержала игр, господин? - и кажется еще мерзко подмигнул. Викул молча шагнул вперед, за его спиной грозовой тучей собирались тени. Младший, попятившись поклонился и скрылся с глаз, а Викул вернулся в логово.

***

Ожидание тянулось невыносимо. Сумерки за порогом сгустились, налились ночной тьмой. Викул не знал сколько прошло времени: час, два, три? Ему казалось, что уже около полуночи - по крайней мере, луна высоко держалась на небе.

Он то мерял нервными рваными шагами логово, то подходил к Морошке: коснуться ее, удостовериться что еще дышит, что сердце еще бьется. Норник вылез из своего укрытия и теперь сверкал в углу глазами. Викулу казалось, что он смотрит на него с презрением, но сил прогонять его не было.

- Морошка... Держись, - шептал он бесполезные слова, и садился на несколько секунд у входа в логово, чтобы дожидаться лекаря, но не выдерживал, вскакивал вновь. В движении было легче, в движении забывалась боль, - да где провалился этот ублюдок?!

Когда за стеной послышались шаги, Викул порывисто вышел навстречу. В нос ему ударил резкий запах грибов, мха, какой-то сырости и гнили. Исходил он от волка, что когда-то был черным, а теперь стал совсем седым. На одном его глазу бледнело клеймо, и когда тот открыл пасть, Викул заметил, что нижних клыков тому явно не хватает, а остальные зубы были желтыми от налета. Странная желтизна отмечала и шерсть вокруг губ.

- Вот, господин, - сказал Младший, - Коршуны сказали, он их лечит.

Викул кивнул, отпуская черноуста и посторонился, чтобы целитель мог войти внутрь, хотя с первой секунды при виде его он почувствовал стойкую неприязнь.

- Да, сдернули меня значит... Хихик - нервно начал волк, оглядываясь по сторонам, - и прямо в логово к злодеям... Полночь, я предаюсь своим мечтаниям в компании... Хихик... старых друзей, и тут приходит ваш молодчик. А это больная?

Он подошел к Морошке, и Викул едва смог опустить поднявшуюся дыбом на загривке шерсть. Скользнув мимо целителя, он остановился рядом с волчицей, и некоторое время они оба смотрели на нее. Наконец, целитель повернул голову к Викулу:

- Помрет, - сказал он безапелляционно и безразлично.

Викул поперхнулся этим словом и, навострив уши, ошарашенно смотрел на волка. Тот же, потеряв к больной всякий интерес, оглядывался по сторонам, рассматривая валяющиеся травы и черепки посуды.

- О, календула... - радостно выдал он. Викул перевел взгляд на цветок:

- Это одуванчик, идиот, - прорычал он, не осознавая, что разговоры с Морошкой все-таки оставили свой след в разуме, - здесь полно трав, что-то должно помочь! Она целительница! Спаси ее!

- Целители тоже иногда умирают, - философски заметил тот, и тут же прижал уши и поджал хвост, увидев прямо перед собой разъяренного Викула. Некоторое время он пятился назад, пока не уперся в стенку:

- Послушай, что ты от меня хочешь? - затараторил он внезапно писклявым голосом, - ты наверняка здесь неплохо с ней поразвлекся, да и болота, сырость, тоска! Может зараза! Красивым волчицам здесь плохо, и я тут ни при чем...

Викул отступил, оскал сполз с его морды. Болота, сырость, тоска... Тоска... Морошка ведь говорила об этом. Говорила о том, что весной заболела от страха, от печали. И если страх до сих пор с ней... Значит, он все еще может ее убивать. Никто не виноват, кроме него. И никто не может помочь.

- Неужели, - с неожиданной для себя покорностью, спросил он, - ничего нельзя сделать?

Целитель, явно осмелев, проскользнул мимо него по стеночке, и допятившись до выхода, остановился на пороге:

- Ну... Вот, держи, - он вытащил из потрепанной поясной сумки пузырек с темной жидкостью, запечатанный кусочком коры и кинул его Викулу. Тот словил пастью, - это сонное зелье. Когда уже совсем помирать станет - напои ее. Сон облегчит боль. И это. Расплатиться не забудь! За ночной вызов плата вдвойне.

Викул рассеянно поставил пузырек рядом с Морошкой и передал целителю косточки не считая, после чего тот удалился, оставив за собой мерзкую смесь ароматов. Сам Викул сел возле Морошки опустив голову. Прокравшийся в логово лунный свет поднял от него зловещую тень, расползшуюся по полу, стене и потолку. Флакончик серебрился в этом свете, словно в нем было чудесное лекарство, а не жуткое зелье, которому суждено навсегда разлучить его с Морошкой.

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Викул сидел недвижно. Время отмерялось движениями боков Морошки. Вдох-выдох. Он вздрагивал всякий раз, когда этот цикл прерывался, пусть даже ненадолго, чувствуя, как замирает сердце. Смотреть на флакончик он избегал, но тот сам назойливо лез в поле зрения бликами на стеклянных боках.

Неужели, все должно было закончиться так. Почему? За что? Викул знал ответы на этот вопрос, но не хотел их принимать. Боги не могли быть настолько жестоки. Они не могли забрать волчицу, которая была ему дорога, только чтобы достучаться до его жестокого сердца. Только, чтобы покарать его, чудовище и монстра. Но, разве Викул знал, что на самом деле могли или не могли боги?

«Она же ваша...» - думал он, не сводя с Морошки взгляда, - «я не ваш, но она ваша. Разве того, что она попалась мне в плен, разве того, что я убил ее брата, разве самой ее жизни здесь было недостаточно, чтобы вы насладились ее страданиями? Почему теперь вы еще позволите ей и умереть, хотя это я заслуживаю смерти?»

«А может...» - пришла ему в голову мысль, ошеломившая своей очевидностью и простотой, - «боги на самом деле не наказывают ее, а спасают? Если единственная возможность спасти Морошку из твоих лап - забрать ее к себе?»

Викул словно окаменел, мир вокруг прекратил существовать. Он и в самом деле был чудовищем, а она - молодой, невинной волчицей, которая слишком много испытала, попавшись к нему в лапы. И теперь, когда она уже, верно, отчаялась освободиться, боги услышали ее молитвы.

«О чем ты молилась, Морошка?» - подумал он, чувствуя, как голову стискивает чья-то крепкая, словно медвежья лапа, до треска, до пронзительной боли в висках. О чем она могла молиться? Вряд ли о том, чтобы ее плен продлился вечно, верно?

«Но ведь я... Я полюбил ее», - отчаянно заспорил Викул с кем-то невидимым в голове, и новое слово разлилось на его языке нежностью и отчаянием, прежде неведомыми ему. Он повторил его снова, упрямо, - «я полюбил ее. Я делал все, чтобы она была...»

Викул осекся, поймав себя на последнем слове. Нет, он делал все, не для счастья своей пленницы. А для того, чтобы она оставалась рядом. Чтобы сперва радовала своей красотой, потом веселила своим пением, а потом - позволяла наслаждаться своим всемогуществом и мнимой щедростью. Тогда как единственным истинно щедрым, необходимым даром для Морошки была свобода, и он знал это, уже давно, но не мог переступить через свое желание обладать.. Сначала красивой игрушкой, потом - единственной волчицей, что делала его живым.

- Морошка... - выдохнул он с болью, - Морошка, я ведь не смогу...

Выбор, простой и страшный встал перед ним непреодолимой стеной. Пойти на поводу у своего желания, оставить Морошку... И боги отнимут ее. Она будет рядом до последнего вздоха, до своего последнего вздоха, он насладится ее теплом, вберет огонь этой жизни до последней искры... Или отпустить. Вернуть Морошку домой. Подарить ей шанс. Кто знает, может если он отпустит волчицу, боги передумают ее забирать. Знать, что где-то она будет... И...

Но как же это будет тяжело. Словно оторвать от себя половину сердца, трепещущую и живую, унести ее на край света и оставить там, и уйти с вечно пульсирующей, кровоточащей раной, которая, Викул чувствовал, никогда не заживет, если только он не обратится в камень.

Он закрыл глаза. Где-то снаружи мерно капала вода. Лунный свет заливал пещеру, его серебристые лучи ласкали мех волчицы, делая его призрачным, словно Морошка уже не принадлежала этому миру.

Викул вцепился когтями в камень. Этого они хотели? Безжалостные, жестокие боги - они хотели, чтобы он сам, по доброй воле расстался со своим единственным сокровищем? А может, они и вовсе ничего не хотели от Брата Древних, отшвырнув его от себя так же, как он отшвырнул в свое время их, и теперь забирали свою дочь, потому что над ней имели власть и волей их было - отнять ее.

«Ладно... Ладно, ладно!» - прорычал Викул внутренне, - «если вы вернете мне ее... попрощаться. Я ее отпущу. Я отпущу ее! Клянусь.»

И в этом мрачном "клянусь", он заключил всю свою решимость.

Веки Морошки дрогнули - движение, едва уловимое в лунном свете. Викул напрягся, вытянувшись, зловещая тень над волчицей покачнулась и он замер снова, боясь напугать ее движением.

- Морошка! - он поднялся на лапы, и, поглядев на волчицу, беспомощно огляделся по сторонам, словно ожидая увидеть у себя за плечами силуэты богов, что приняли его клятву и теперь ждали ее исполнения, - Морошка! Птичка моя!

Поймав взгляд волчицы, он загородил собой склянку, инстинктивно, не зная, слышала ли она что-то, пока была в беспамятстве? Викул порывисто шагнул к Морошке, касаясь носом ее шеи, вдыхая ее запах, кутаясь в слабеющее тепло. Но ее слова заставили его замереть и затаить дыхание... Он не знал, что она хотела сказать, но догадывался, и догадка эта была не просто безумной. Она была страшной. Потому что тогда он точно не сможет...

- Нет, - вырвалось у Викула из груди. Он поднялся, нервно зашагал перед Морошкой глядя то на нее, то на проклятую склянку, - нет, Морошка. Не надо.

Викул остановился, глубоко вдохнул и сказал, холодно и твердо, словно навсегда проводя черту между собой и Морошкой, и счастьем, самой возможностью быть счастливым, которую она принесла с собой:

- Ты отправляешься домой.

И замер, боясь посмотреть на волчицу. Боясь увидеть ее реакцию.

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд

Почему он чувствовал себя таким слабым, словно и сам был тяжело болен? Лапы слегка подрагивали, прикосновение Морошки опаляло жаром, в голове клубился мутный туман. И проклятый лунный свет, который делал все призрачным, бредовым, невозможным ложился перед глазами тонкой пеленой. Слова, звучащие в тишине логова, существование Морошки, его собственное и всего мира. Как будто, они проходили по тонкой грани между реальностями, в одной из которых Морошка оставалась жива, а в другой – нет, и зависело это только от одного его решения.

А может выбора и не было вовсе, и это казалось Викулу самым тяжелым. Может, отпустит он Морошку, или оставит рядом с собой – конец уже предопределен?

Как тяжело было верить. Как глупо было верить в то, что, если он сейчас сделает правильный выбор, боги смилостивятся над Морошкой. Над ним. Но, разве он имел право на эту веру? Сам Викул-то никого никогда не одарял своей милостью, он был беспощадно-насмешлив к мольбам, наслаждаясь своей силой и безнаказанностью. Он отверг богов, и им нечего было у него отнять, они не были властны над ним. Он смеялся им в лицо, верша судьбы.

Как же должно быть громко смеялись теперь над ним они.

Викул вынырнул из-под лапы Морошки, вырвавшись из жара – и сразу очутившись во власти холода. Холода, который теперь должен был стать его постоянным спутником, его карой, ведь Викул знал – едва волчица покинет это логово, и он уже не сможет ощущать ничего больше.

Отпустить. Оставить. Что, если это тоже только игра? Что, если хворь Морошки и в самом деле мимолетна, излечима? Что, если они наслали ее, только чтобы проверить, в самом ли деле Викул готов преломить свою гордость? Может, если он бросит им вызов, навяжет свою волю, не прогнется перед страхом потерять волчицу, не отдаст ее стае – болезнь пройдет, и боги отступятся. В конце концов, разве взор их так уж часто касался болот? Разве, связь Викула с ними не разорвана? И разве не их милостью его пленницей стала волчица, даже не справившая трехлетия? Должен ли он быть покорен таким богам?

Сердцем, Викул уже чувствовал – его провели, обставили и покорили. У него не было ничего, кроме Морошки, и он не мог рисковать ей из упрямства доказать что-то тем, кто так ловко вел свою игру. Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться и склониться.

Но, Викул еще не знал, что самое тяжкое испытание впереди.

Он слушал Морошку и не верил своим ушам. Она не должна была говорить такое. Почему теперь, когда он отпускает ее, к родным и стае, без того гнусного обмана, что был раньше, отпускает по доброй воле… Она хочет остаться? Здесь, на ненавистных болотах, где она не знала ничего, кроме боли и страха? Он ей дорог? Она не боится его? Слова, о которых прежде Викул мог только мечтать, теперь полосовали его болью и сомнениями. Он хотел поддаться, поверить. Но было уже слишком поздно. Слишком поздно и слишком… Неправильно?

- Морошка, - шепнул Викул, - почему?

Она, наверное, бредила так же, как и он. От жара или от лунного света. Викул должен был убедить ее, у него хватало логичных аргументов: для себя, для Морошки, но что это за злая шутка, самому вести себя на казнь? Толкать волчицу к поступку, который уничтожит его? Почему нельзя поверить Морошке? Положиться на волю… Богов? Нет, она была ясна и жестока. Случая? Чуда? Чего-то, что сможет перебороть судьбу.

Чего-то, что никогда не случалось в Топях.

- Морошка, послушай, - глухо заговорил Викул, - у тебя жар. Ты говорила, у простых волков бывает такое. Ты не можешь хотеть здесь остаться. Ты хочешь домой, я знаю. Мары знали. Хочешь увидеть мать и отца. И ты не можешь здесь остаться. Здесь нет целителей. Солнечного света. Здесь холодно и сыро. Я не могу быть тебе дорог. Я пленил тебя, помнишь? Я… Ты наверное путаешь меня с кем-то другим.

Викул сглотнул тяжелый комок в горле. Слова волчицы резали его, словно беспощадные когти. А когда Морошка заговорила о смерти, так буднично и смиренно, словно и в самом деле уже была готова к ней, Викул захлебнулся внезапно поднявшимся изнутри гневом, страхом и отвращением к себе.

- Морошка... - он обернулся к ней, - ты не умрешь, слышишь? Я запрещаю тебе умирать.

Она нуждалась в нем, просила его приблизиться, ей нужны были его прикосновения, его тепло. Но теперь он медлил. Он боялся, что если коснется Морошки, уже не сможет отпустить ее. Что вся его решительность растает.

Но волчица беспомощно ударила лапой, не в силах подняться, и с глухим рычанием выдохнув сквозь стиснутые зубы, Викул рванулся  к ней. Не важно, что он сможет и чего не сможет, это его желания, его страсть, и его проблема. Он все равно сделает то, что должен, потому что не важно, где будет жить Морошка, главное, что она будет жить. И если он может дать ей свое тепло, он отдаст его, сколько бы того ни было в его холодном, пропитанном болотным духом, телом.

Викул лег рядом с Морошкой, обнял ее лапами, положил голову на шею, прижался так близко, как только смог.

- Морошка... Милая... - сердце глухо стучало о ребра, - ты не умрешь. Ты вернешься домой, в стаю, к семье... Тебя вылечат, и я буду... счастлив и улыбчив, знать, что ты живешь где-то...

«Ложь... Какая ложь...»

- Или... - зацепился он внезапно за мысль, которую прежде отбросил за невозможностью. Отбросил бы и теперь, но разум... или сердце отчаянно цеплялись за каждый способ оставить Морошку рядом, - или мы можем провести Обряд. Я дам тебе Слово, я найду тебе жертву. Морошка, ты сможешь остаться со мной...

Подпись автора

ава от Черномора :З

не верить людям значит не иметь друзей не верить миру значит не читать газет не верить в то, что этот мир уступит и прогнется под тебя - значит не верить самому себе

мы то и дело выпадаем из игры нервный тик и срыв, выреветь навзрыд если повезёт, то первый подавить порыв если нет, то постараться миру выдать рёв за рык

выдать плач за смех. крики за победный клич
за недвижной статью спрятать нервный паралич
выучить и вычитать
мир не любит слабых, одиноких и улыбчивых

викулу от дека, видимо с любовью

кто в болоте? а, это Викул
он всё время там, пакость, лежит
но не слушайте, дети, посул
его слово - отрава во лжи

не ходите в болото к нему,
он нарочно сидит там и ждёт...
вот сейчас я морошку веду,
а он ей гад бочок отгрызёт

викулу от морошки, точно с любовью

А там Викулушка живет
Он кровушку мою не пьет.
Он черноуст порядочный
И чуть-чуть загадочный хд